Юрий Авербах: был Фейербахом и Смысловым, а теперь - Карлсен, который живет на крыше

Легендарный советский шахматист, самый пожилой в настоящее время гроссмейстер в мире 94-летний Юрий Авербах в интервью специальному корреспонденту агентства "Р-Спорт" Олегу Богатову рассказал о трагичности своего поколения, везении, позволившем выжить в Великую Отечественную войну, встречах с чемпионами мира различных лет и главных жизненных вехах. Умереть мог ежесекундно - Юрий Львович, я слышал, что у вас очень редкий пульс - на уровне 25-30 ударов в минуту. С чем это связано? - Вы знаете, это было раньше. Потом мне поставили кардиостимулятор - потому что выяснилось, что при таком сердечном ритме я мог умереть в любой момент. Но я, как видите, живу. Матч за звание чемпиона мира по шахматам между Магнусом Карлсеном из Норвегии и россиянином Сергеем Карякиным >>> - И сколько лет вы живете в таком режиме? - Больше десяти. Я проверялся в этом году, все работает прекрасно, прибор настроен примерно на 55-60 ударов в минуту. Все хорошо. - А раньше вас сердце не беспокоило? - Нет, и для меня даже неожиданно было, когда врачи мне сказали - вы можете умереть в любой момент. - А чем врачи объясняли такое нечастое сердцебиение? - Да вообще ничем, я много лет занимался спортом, и все вроде было обычно. Но я пришел к такому выводу - природа ничего не дает задаром. Вы знаете, в 40 лет я стал редактором шахматного журнала, а уже в 42 надел очки. А ведь раньше у меня у меня было просто блестящее зрение - я в тире из 25 очков выбивал минимум 23. После этого я очень много работал, и спустя некоторое время у меня возникла глаукома. Но тут я сам виноват - я очень много читал. Я сделал выводы, что ничто не проходит бесследно. И мне, кстати, очень не нравится идея с поворотом рек - такие вещи надо очень точно продумывать, потому что мы не знаем конечного результата. А сейчас его видим - Аральское море перестало существовать. И в Москве природа изменилась - благодаря проложенному каналу имени Москвы стала совсем другая погода, чем прежде. Юрий Авербах (слева) и Сергей Карякин - А какая была раньше? - Морозная и сухая. А сейчас - вы сами видите, что творится... - Если та же природа наделила вас таким редким пульсом, то может быть, где-то свыше вам указано - не надо спешить? - Вы знаете, я атеист. Мы все время верим, что существует кто-то там наверху, но в то же время есть и мнение, что нас создали пришельцы из более продвинутых цивилизаций. И это тоже, кстати, как-то совпадает с религией. Я хорошо отношусь к тем, кто верит в религию, но я - атеист. Судьба спасла от смерти - Какие у вас самые любимые места в Москве? - Абрамцево - я двадцать лет прожил там на даче, это мое самое любимое место. Я же арбатский парень, и в три года под памятником Николаю Гоголю - только не тем, который сегодня, а настоящим, делал из песка куличики. И мой первый друг с трех лет был Володя Петерсон, очень интересный человек. Его папа был профессором университета, специалистом по русскому языку - его предки были шведы, а дед женился на цыганке. В результате Володя родился брюнетом с голубыми глазами и все девочки на него буквально заглядывались. Но он погиб. В школу тогда принимали с восьми лет, а в 1929 году, когда началась коллективизация, были введены продовольственные карточки и резко упал уровень жизни. И мама пошла работать машинисткой - она окончила калужскую гимназию и знала два языка. У нее было хорошее среднее образование, которое было характерно для России. Я был способный мальчик, в пять лет научился читать - сейчас это нормально, а тогда считалось исключительным обстоятельством. Меня отправили в школу с семи лет, и когда я ее окончил, был "ворошиловский призыв". И все, кому минуло 18 лет, должны был идти в армию. Мне было 17, и я успел поступить в Бауманский институт. А Володя Петерсон в 1940 году был призван в армию, ничего не успел в жизни и погиб в 1941 году. И таких ребят очень много - почему я говорю, что мое поколение трагическое. А мне откровенно повезло. Такая судьба, я ничего для этого не делал - так сложилась жизнь. Бокс помог стать человеком - Удивительно, но в юности до шахмат вы занимались волейболом и даже боксом. Почему? - Моим первым увлечением был волейбол, я играл за сборную школы, района и был кандидатом в сборную Москвы до 16 лет. А бокс - это другое. Когда началась коллективизация, то в Москву ринулось много крестьян, которым это не нравилось, с детьми. И у нас во дворе появилось много ребят моего возраста, и, назовем вещи своими именами, шпаны. А если ты хочешь быть человеком, то надо уметь защищаться. Я год занимался боксом и во дворе был вторым-третьим номером. У нас был Костя Лавринович - абсолютный чемпион, но и я умел постоять за себя. - Кто был вашим любимым боксером? - Из иностранцев - американец Джек Демпси, а из наших - Николай Королев. Спасительная грязь Ижевска - Юрий Львович, какие у вас остались воспоминания о военных годах? - Непрерывное чувство голода в студенческие годы. Я встретил войну, находясь на практике в Коломне на паровозостроительном заводе. В первое время студентов младших курсов нашего института брали в ополчение, которое потом почти все погибло в боях под Вязьмой. А мы приехали позже и нас отправили на бронетанковую ремонтную базу – восстанавливали танки, тягачи, трактора. А когда немцы подошли к Москве, нас эвакуировали в Ижевск, где было очень трудно и стояла непролазная грязь. О ней я сказал так: "Я грязь ижевскую на собственных подошвах как символ свято берегу". Потому что она спасла жизнь нашему студенту. Ночью не было освещения, и он глубокой осенью переходил улицу, булыжную мостовую с большим слоем грязи. Пропустил одну машину и пошел дальше, а оказалось, что первая машина на цепи везла вторую. Он упал в грязь, и второй автомобиль переехал через него. Но он его не задавил, а только вдавил в грязь, представляете? А в Москве в октябре 1941 года, когда начались бомбежки, я сидел на крыше, отслеживал и гасил "зажигалки" (зажигательные бомбы). Юрий Авербах Начальник благословил на шахматы - Вам скоро будет 95 лет. Каков секрет вашего долголетия? - Я всегда очень много работал - окончил Московское высшее техническое училище, которое учит работать. И потом долго трудился в НИИ, руководителем которого был Мстислав Келдыш, президент Академии наук. И только потом так получилось, что я перешел на шахматы. А ведь я готовил диссертацию, сдал кандидатский минимум, но так сложилась судьба. И надо сказать, что мне очень повезло. У меня был очень хороший руководитель, когда я работал в НИИРА - Научно-исследовательском институте ракетной авиации. Он располагался далеко - в Лихоборах, под Москвой. Как-то мы ехали вместе в трамвае с Константином Константиновичем Ушаковым, профессором ЦАГИ, руководителем нашего отдела. И он спросил: "Скажите честно, как у вас складывается в шахматах и науке?" А я уже был мастером спорта СССР и сказал: "Если откровенно, наука мешает шахматам, а шахматы мешают науке". Он подумал и говорит: "Я могу вас на два года отпустить заняться шахматами. Если ничего не получится, я вас возьму назад". И когда я в 1954 году стал чемпионом СССР и претендентом на мировое первенство, вопрос был решен. Фактически он меня благословил на шахматную карьеру. Инженер получал как гроссмейстер А моя работа в НИИ по закрытой тематике была, кстати, очень интересной - я только через три года увидел что-то похожее. Она называлась "Гидравлические потери в проточной части газовых турбин" (на самолетах). Тогда еще реактивных самолетов не было, и я фактически был в самой гуще науки. И научный подход мне очень помог в шахматах. И, кстати, моя семья была откровенно против того, чтобы я ушел в шахматы. Потому что как инженер я получал в два раза больше, чем как шахматист. И только когда я стал гроссмейстером, я стал зарабатывать примерно столько же, сколько в институте. Мой отец Лев Лазаревич был очень против шахмат и лишь когда я стал чемпионом СССР, он поверил в меня. И в то же время мне очень повезло с шахматами, потому что я знал английский язык - потом в жизни это сыграло очень большую роль. Ведь когда начались поездки советских шахматистов за границу, у меня почти не было конкурентов - английский знали только я, Пауль Керес и Александр Котов. И так получилось, что я в результате я объехал полмира, начиная от Европы и заканчивая Южной Америкой. Вывели из сборной СССР Казалось бы, все было хорошо, но у меня был тяжелый момент в жизни. Когда в 1954 году я стал чемпионом Советского Союза, мы играли матч в США. В партии с Дональдом Бирном я просрочил время, но мне кажется, что часы были не в порядке. Я очень расстроился, не спал всю ночь, а утром позвонил руководитель делегации Постников: "Быстро одевайтесь и езжайте анализировать отложенную партию нашего шахматиста". Я ответил: "Дмитрий Васильевич, я проиграл партию – дайте мне возможность прийти в себя". Он сказал: "Ничего, потом придешь в себя", на что я ответил: "Никуда я не пойду". А на следующий день за час до начала партии он вызвал и сразу начал кричать: "Как ты можешь меня не слушаться?!" Я сказал: "Дмитрий Васильевич, у меня партия через час", а в ответ услышал: "Да мне плевать на твою партию!" И в итоге я получил выигранную позицию, но сначала упустил победу, а потом и ничью. И меня, чемпиона страны, за неспортивное поведение на год вывели из состава сборной СССР, я не выступил на Всемирной олимпиаде. Юрий Авербах Сломанная нога меняет судьбу Меня в качестве наказания отправили играть в первенстве Азербайджана, которое я выиграл, сделав только одну ничью. И когда вернулся в Москву, то на столе меня ждала повестка на военные сборы. Я месяц находился на курсах "Выстрел" в Петергофе, хотя после МВТУ у меня была морская специальность – командир торпедного катера. И вдруг меня неожиданно поступает приказ из министерства – лейтенанта Авербаха срочно направить в Москву. Я ничего не понимаю, приезжаю в Москву и выясняется: Борис Спасский должен был ехать на первенство мира среди юношей. Они готовились в Доме отдыха под Москвой. И его тренер Александр Толуш в выходной день уехал в Москву, а когда вернулся, все ворота были закрыты. Он решил полезть через забор, ссыпался с него и сломал ногу. Начали срочно искать замену - и выяснилось, что кроме меня никого свободных нет. И вместо военных курсов я со Спасским поехал в Антверпен. Но получилось так, что он уехал раньше - вместе с человеком из "Большого дома", КГБ, была такая практика. А мой путь оказался такой: Москва - Прага - Париж - Антверпен. И когда мы летели в Париж, у самолета при посадке долго не выходило шоссе. И первое, что я увидел, выйдя на трап, были пожарные и санитарные машины – все ждали, что лайнер может рухнуть. Мне тогда казалось, что черная полоса уже закончилась, но выяснилось, что она продолжается. Спасский стал чемпионом мира и меня простили, снова включив в сборную СССР. По ложному навету - Больше вас от сборной не отлучали? - Был еще период, когда я четыре года был невыездным. Но это связано с тем, что я много ездил на международные турниры и кто-то из коллег на меня настучал – якобы меня пытались завербовать. Это было уже тогда, когда я был заместителем председателя Шахматной федерации СССР. Причем в день, когда мне предложили работу в федерации, у моей матери случился инсульт. Кстати, предложение сделал тот самый Постников, который меня дисквалифицировал. Я сказал: "Дмитрий Васильевич, у моей мамы инсульт, я не могу прийти на заседание федерации". И он ответил: "Ничего-ничего, тебя выберут и без тебя". А когда, кстати, я стал чемпионом СССР, у меня умер отец. Вот так бывает, не все время только хорошее случается, жизнь есть жизнь. - А вас, кстати, не приглашали остаться на Западе? - Приглашали, причем в Австралии. В 1960 году я вне конкурса играл в чемпионате Австралии и один миллионер предложил остаться в стране. На что я ответил: "Я сам миллионер, меня это не интересует". Я считал, что живу в Советском Союзе и буду там жить дальше. Эдуард Дубов (слева) и Юрий Авербах - Наверняка ведь было указание начальства не общаться с шахматистами, оставшимися за рубежом? - Нет, такого не было. Но ведь тогда, особенно в сталинское время, нам говорили за рубежом не ходить поодиночке, только вдвоем-втроем, да и товарищи из КГБ ездили с нами. Но как только умер Сталин, произошли очень большие изменения - и в 1955 году я впервые выехал один в Индонезию, раньше такого не было. Из-за пятого пункта не пострадал - В те времена проводились мощные репрессии против людей в связи с "пятой графой". Вы на себе это испытали? - Не могу так сказать. Отец у меня не был религиозным человеком, поэтому какой-то еврейской культуры я в себя не впитал. Я все время считал себя русским человеком и был неярко выраженным представителем еврейской нации. - Но ведь ваш папа из-за репрессий пострадал? - Знаете, мой папа начал работать с 14 лет. Он приехал в Коломну к родственникам, где потом и я родился. И стал работать помощником лесничего в угодьях, принадлежавших князьям Голицыным. А после революции стал обычным лесничим и потом работал в тресте "Экспортлес", отправлявшем за границу лес для целлюлозной промышленности. Его работа была проста - он был бракер, ходил по лесу и отмечал деревья для вырубки. В 1937 году все руководство "Экспортлеса" посадили - потому что они имели связи с заграницей. А поскольку папа находился в заштатной Ивановской области, его арестовали и год держали в тюрьме. Но когда Лаврентий Берия сменил Николая Ежова, то произошел период ослабления репрессий и его освободили. Потому что было трудно придраться - ну ходит человек по лесу и просто отмечает деревья. Вот такая судьба - повезло. Но он никогда на эту тему не разговаривал, я даже жалею сейчас об этом. Как я стал Фейербахом - Если спросить людей моего поколения и старше, кто такой Авербах, они сразу вспомнят знаменитую песню "Шахматную школу собирает Авербах...". У вас тогда, наверное, была огромная популярность? - Да, я шестнадцать лет вел на телевидении передачу "Шахматная школа". И как только я стал комментировать шахматы по телевидению, меня сразу стали узнавать везде. Причем не обошлось без анекдота. Как-то мы в 50-е годы ехали с женой на автомобиле в незнакомом районе, она была за рулем и нам надо было заправиться. Я увидел милиционера, мы остановились и я спросил у него: "Товарищ милиционер, где здесь рядом колонка?"Он посмотрел на меня и сказал: "А я вас знаю". Задумался и сказал: "Вы - Фейербах!" Не зря же они проходили политучебу и изучали философию (Людвиг Фейербах - немецкий философ XIX века). А во время матча Василий Смыслов – Михаил Ботвинник, который я в 1954 году комментировал по телевидению, тоже случилась смешная история. Обычно я ходил в Сандуновские бани. Пришел как обычно, налил воды в шайку и сел рядом с каким-то человеком. Он мылил голову, а потом все смыл, сел и стал на меня смотреть как удав на кролика. Мне стало неудобно, я же голый, стал от неловкости тереть коленку. А он говорит: "Я вас знаю". Я молчу. Он говорит: "Вы - шахматист". Я молчу. И он восклицает: "Вы - Смыслов!"Вот так. - Вы достаточно рано, в 40 лет, закончили играть в шахматы. Почему? - Это тоже судьба - я понял, что выше я уже не заберусь. Я тогда увлекался журналистикой и тренерской работой. И мне нравилось работать с людьми - это качество у меня осталось с института. Я был тренером Бориса Спасского, Михаила Таля, спарринг-партнером Ботвинника, тренером Тиграна Петросяна, Кереса, Смыслова и даже Гарри Каспарова. Работал с лучшими шахматистами мира, и они мне были интересны как люди - для познания жизни. У меня, кстати, были хорошие отношения с покойным Эдом Эдмондсоном, директором Федерации шахмат США. Раньше он был военным дипломатом, и Роберт Фишер с ним потом расстался, на мой взгляд, сделав большую глупость - потому что Эдмондсон его очень четко направлял к главной цели. А у Фишера все-таки было не все в порядке с головой - и из-за этого он плохо кончил. Ему было 64 года, когда он умер в Исландии - у него были проблемы со здоровьем, его уговаривали сделать операцию, но он отказался. Хотя Фишеру умереть в 64 года, по количеству полей на шахматной доске - это немного мистически. Юрий Авербах Ботвинник - Бах, Таль - Моцарт - Если взять игру Ботвинника, на музыку какого композитора она похожа? - Фундаментальность подхода Ботвинника можно сравнить только с Иоганном Себастьяном Бахом. А игру Таля, например, с Вольфгангом Амадеем Моцартом. - А Смыслова? - Василий Смыслов... Ведь его в свое время не взяли в Большой театр только потому, что он был слишком самостоятельным. Он же прошел конкурс на солиста, но известный оперный дирижер Николай Голованов не взял его только из-за сильного характера. Вы знаете, я бы по его шахматным качествам даже мог сравнить его, пожалуй, с самим Петром Чайковским. Но знаете, сейчас шахматы из-за развития компьютеров находятся под серьезной угрозой и лет через пятьдесят могут перестать существовать. Ну кому интересна партия между двумя компьютерами? - Тогда действующего чемпиона мира Магнуса Карлсена вполне можно сопоставить с современной компьютерной музыкой? - Совершенно верно. Есть нокаутеры, а есть художники - Вы знали очень многих чемпионов мира. Как бы вы охарактеризовали каждого из них? - Я делю шахматистов на шесть групп. Первая - это нокаутеры, которые не просто стараются выиграть, но и "уничтожить" противника. Например, Ботвинник, готовясь к матчам-реваншам, старался всячески испортить отношения с будущими соперниками. К этой группе я отношу и Виктора Корчного, и Каспарова. А сейчас это Карлсен, можно сказать - "человек-убийца". А вторая - это бойцы. Это Эмануил Ласкер - он хочет выиграть, но ему не обязательно портить отношения с оппонентом. Давид Бронштейн был такой же боец, легендарный американец Пол Морфи. Третья категория - гроссмейстеры, для которых шахматы - одна из разновидностей вида спорта. Игра закончилась - и он снова обычный человек. Такими были Керес, Хосе Рауль Капабланка... - Люди, которые получают удовольствие от спорта во всех его проявлениях? - Вы правы. Керес, к слову, блестяще играл в большой теннис и даже участвовал в чемпионате СССР. А четвертая группа - это игроки, которым интересно все: карты, домино, все остальное. Типичные представители, игроки в хорошем понимании этого слова - Анатолий Карпов, Петросян, Ефим Геллер... И остались две группы. Пятая - это художники, и, кстати, у представителей ранее названных групп тоже есть черты художников - у Таля, Капабланки, незаслуженно забытого Владимира Симагина. А шестая категория - это исследователи. Это Ройбен Файн, да и я в нее вхожу. Эти шесть групп и составляют основу в шахматах. В то же время в спорте нет этих шести категорий, а только несколько - первые две-три. - Нескольких чемпионов мира вы не назвали. Давайте восполним пробел - Вильгельм Стейниц? - Это боец, и в то же время - исследователь. Кстати, свою первую книгу он назвал "Шахматный инструктор". - Александр Алехин? - Он и художник, и боец. - Макс Эйве? - Я бы включил его в третью группу, но у него был научный подход к шахматам. И он был первым, к слову, кто сформулировал, как бы странно это ни звучало, основные положения советской шахматной школы. Определив ее существование - когда появляется плеяда талантливых шахматистов. И не случайно он перед первым матчем с Алехиным приехал готовиться в Россию. И выиграл поединок. Смыслов верил - чемпионство предначертано свыше - Смыслов? - Вася относится ко второй группе, он боец. Но он - непростая фигура на шахматной доске. Ведь в 62 года, когда почти все ровесники закончили играть, он продолжал биться за шахматную корону и проиграл только Каспарову. Вася недолго был чемпионом мира, но потенциал у него был огромный. И к тому же он был верующим человеком. И когда я был его тренером, мы же в Австрии обошли почти все церкви и храмы. - А вера ему помогала? - Да, но при этом он верил не только в поддержку свыше, но и в себя. И в то, что ему самим богом предназначено быть чемпионом мира. Он верил в то, что чемпионами рождаются, что ему это было предсказано свыше. - Вы не верите в подобные вещи? - Сложно сказать, но как не верить, если из ребят моего года рождения, по статистике, уцелело всего семь процентов. Девяносто трех процентов нет, а я живу. Спасского пробовали на Бендера - К какой категории отнесете Бориса Спасского? - Спасский - тоже интересная фигура. С одной стороны, у него есть художественный элемент, он может быть артистом. Вы, наверное, не знаете, но его в свое время звали сниматься в кино. Но он тогда уже был претендентом на мировое первенство, и у него не было времени. Его хотели попробовать на роль Остапа Бендера в знаменитом фильме "Двенадцать стульев", но сыграл Арчил Гомиашвили. Но Борис, безусловно, это боец, с элементами театральности. Кстати, когда я однажды отдыхал в ресторане Дома актера, ко мне подошел один из режиссеров и сказал на ухо: "Вами интересуются". Это оказалась режиссер Вера Строева, которая готовилась снимать фильм "Первый день мира". Ей нужен был немецкий офицер - и она предложила мне эту роль. К сожалению, календарь соревнований не позволил мне сыграть. Кстати, и в Германии, и в Голландии меня все принимали за немца. Хотя у меня мама - русская, а отец - еврей. Вот такая история. Ботвинник слышал только себя - Говорят, что Ботвинник настолько жестко шел к своей цели, что отодвигал других шахматистов? - Нет, я бы так не сказал. Но поскольку он был нокаутер, то считал, что все средства в борьбе хороши. И когда он готовился к матчам, то ведь выдвигал лозунги: "Вперед, на Эйве!", "Вперед, на Смыслова!". Он был человеком с научным подходом, но считал себя чемпионом мира во всем, не только в шахматах. И в этом заключается недостаток шахматистов первой группы - это проявилось и у Каспарова, к примеру. Который тоже считает, что он специалист во всем. Знаете, ведь многие полагают, что Бронштейн уступил Ботвиннику в матче только потому, что его отец был репрессирован, и он боялся, что победа может вызвать неприятные последствия. Хотя я так не думаю - у него была больная тема: то, что он не получил высшего образования и из-за этого очень переживал. Кстати, Петросян называл современных ведущих гроссмейстеров "с высшим образованием, но без среднего". - Бытует мнение, что Ботвинник был ярым сталинистом. Это так? - Не совсем, но однажды я пытался оспорить его точку зрения. И понял, что это невозможно - он авторитет, и другого мнения быть просто не может. Мы в 50-х годах сыграли тренировочный матч, а потом вместе встречали Новый год. Он был непьющий человек, а тут выпил бокал шампанского и танцевал "шимми". Это меня удивило, и я сказал: "Михаил Моисеевич, я от вас такого не ожидал". А он ответил: "Я специально тренировался перед зеркалом. И вы знаете, Юра, я танцевал лучше, чем Галина Уланова". Вот эта черта характерна для Ботвинника. И вы не обратили внимания, что первую автобиографическую книгу он назвал "К достижению цели" - говоря о том, что он стал чемпионом мира. А вторую биографическую книгу - "У цели", его задачей была разработка компьютера, он хотел сделать компьютер, похожий на себя – играющий, как Ботвинник. И в конце концов у него ничего в этом смысле не получилось. Горжусь знакомством со Стечкиным - Вы ведь знали очень многих знаменитых людей... - Да, был такой академик Борис Сергеевич Стечкин, но не автор знаменитого оружия, пистолет изобрел его племянник. А он был авиаконструктором и работал главным теоретиком в известном конструкторском бюро Александра Микулина. И в 1929 году написал книгу "Теория реактивного двигателя". Его сажали три раза, а в конце концов он стал Героем социалистического труда, директором крупного института - он получил то, что должен был получить раньше. Стечкин окончил Бауманское техническое, тогда императорское училище, и в 1918 году, когда создали комиссию по развитию авиации, главным был Николай Жуковский, вторым человеком - Андрей Туполев, а он был третьим в этой компании. И в свое время работал в ЦАГИ, а потом, когда проходил процесс "Промпартии", ему якобы предлагали даже должность министра авиации. Юрий Авербах Человек сидел три раза, сидел в "шарашке", которую описал в своей книге "В круге первом" Александр Солженицын. А с его сыном Сережей Стечкиным мы учились в одной школе, дружили, и потом он мне очень многое дал в жизни. Он стал математиком, профессором, любил точность - и эта особенность передалась мне. Я стал специалистом по эндшпилю, где большую особенность играют знания. Мы с Сережей дружили до самой его смерти. - Шахматисты в советское время ведь были богемой? - Да. И шахматы в этом смысле сейчас многое потеряли. Друзей никогда не выбирал - С кем вы дружили из известных актеров, музыкантов, певцов? - С очень многими, даже перечислить трудно. С Аркадием Вайнером, например. С драматургом Виктором Ардовым. Он был сатириком и подарил мне книгу с такими строчками: "В вашем деле все обычно кончается матом, в моем - смехом. Но часто бывает наоборот". Я многих писателей и поэтов знал - Коля Глазков был одним из самых лучших друзей. Он, кстати, очень любил шахматы. И когда садился играть, мне очень нравилось его состояние - знаете, гурмана, который предвкушает что-то особенное. С Евгением Евтушенко я был хорошо знаком. Я очень дружил с отцом космонавта Владислава Волкова, который потом погиб в 1971 году. Рекордсмен чемпионатов СССР по шахматам Тайманов отличался легкостью игры - Авербах >>> - Почему случилась трагедия? - Они же поехали на старт не в форме - их решили попробовать испытать в обычном костюме. И трое погибли - от недостатка кислорода, Волков, Виктор Пацаев и Георгий Добровольский. - С Юрием Гагариным не пересекались? - Нет, с ним нет. Знал дочку Константина Циолковского и общался с внуками. Мы же в Калуге жили на одной улице, тогда она называлась Загородной и выходила к Оке. А потом им дали новую квартиру и они переехали на улицу Брута. Улица Брута в Калуге - это очень странно... Я был знаком и с большими людьми, и с маленькими - для меня это никогда не было проблемой, с кем дружить. Я дружил со всеми. И у меня были хорошие отношения с английским гроссмейстером Реймондом Кином, с югославом Бориславом Ивковым дружим. Вообще, с югославами мы отлично понимали друг друга - и со Светозаром Глигоричем, и с Милункой Лазаревич. - А из российских шахматистов? - Поскольку я тренировал многих, то со всеми мы прекрасно ладили. С тем же Васей Смысловым мы были дружны 70 лет, с Володей Симагиным, с Яковом Бейлиным. Я вообще старался не портить отношения. Я к каждому отношусь с симпатией как к приличному человеку - пока он не докажет обратного. Были неприятности, но врагов у меня не было. Новый год встречали у чужих людей - Какой у вас был самый необычный праздник Нового года? - Однажды мы с женой Адой, когда были еще студентами, опаздывали к месту встречи Нового года. И мы забежали в ближайший дом и перед двенадцатью часами зашли в первую попавшуюся квартиру. Сказали - извините, мы опаздываем, к себе не успеваем, можно встретить Новый год с вами? И потом, кстати, мы очень долго дружили с этими людьми. А с женой мы познакомились в институте, мы сидели на одной парте. И прожили вместе 59 лет - сначала мы были друзьями, а потом поженились. - За рубежом вам доводилось встречать Новый год? - Было не раз, но они встречают его иначе и немного раньше. - Вспоминая свою жизнь, что бы вы назвали своим самым ярким успехом? - Таких достижений много. То, что я написал книгу по истории шахмат "В поисках истины". И когда Стечкин-старший согласился быть моим научным консультантом, для меня это был момент большого счастья. Он работал в другой конторе, и когда мне нужно было выбрать консультанта, я обратился к нему, он согласился. И тогда я был просто на крыльях счастья. Радостей было много - рождение первого ребенка... - Какие у вас еще есть увлечения в жизни? - Я же еще и собачник, у меня собаки всю жизнь жили. И я даже написал рассказ "О собаках и немного о женщинах". В основном были таксы, был черный пудель, и последней собаке уже 16 лет. Дочка Женя подобрала ее, когда она на трех лапах бежала вдоль шоссе. Это простая дворняга, но, как сказал ветеринар, в родственниках у нее лабрадор. И сейчас ей уже 16 лет, она даже старше меня - ведь у них один год идет за шесть. Но возраст сказывается - всю жизнь она жила нашими интересами, а сейчас живет в каком-то своем мире. Но в ее характере всегда была заложена благодарность к людям. Она делила людей на две группы - хорошие люди и очень хорошие люди. Кстати, дрессировщик Юрий Дуров написал на фотографии, подаренной моей дочке, написал: "Чем больше познаю людей, тем больше нравятся собаки". - У вас удивительная квартира - на шестом этаже в пятиэтажном доме. Как так получилось? - Мы жили в соседнем доме, но его поставили на капитальный ремонт. И нам в 1993 году предложили - или вам восемь лет ждать новое жилье на временной квартире, или переехать сюда, но с потерей в площади. И мы согласились - ведь здесь кухня 14 квадратных метров, а в прежней было только шесть. И здесь у меня теперь находится и кухня, и рабочий кабинет. - Юрий Львович, вы не ощущаете себя Карлсеном, живущим на крыше? - Все правильно, я и есть Карлсен, живущий на крыше. Грамота Юрия Авербаха на право ношения орденского знака третьей степени