205 лет назад, 29 апреля 1818 года, пушки Московского Кремля дали 201 залп: в семье великого князя Николая Павловича — будущего Николая I — на свет появился наследник Александр. Воспитанный поэтом-романтиком Жуковским, сын императора рос в обстановке увлечения рыцарскими романами Вальтера Скотта. Большое путешествие по Европе позволило молодому человеку проявить всю усвоенную им галантность: впервые повстречав дочь второстепенного немецкого правителя Марию Гессенскую, Александр, не колеблясь, обручился с ней, а затем привез в Россию. Престолонаследника не остановило то, что девушку с основанием считали незаконнорожденной — а следовательно, брак с ней бросал тень на всю династию Романовых. Николай I скрепя сердце согласился с выбором сына, но переубеждать императрицу не стал. Она отсылала отчаянные письма в Европу, но несмотря на все призывы одуматься, повлиять на решение наследника не смогла.
Весна цесаревича
"Вот новый случай сказать: "Человек предполагает, а Бог располагает!" Здесь, в Дармштадте, я видел и познакомился с дочерью гроссгерцога принцессой Марией, она мне чрезвычайно понравилась с первого взгляда, ей будет 27 июля нынешнего года 15 лет <…> для своих лет она велика ростом, лицо весьма приятное, даже очень хороша, она стройна, ловка и мила, словом сказать, из всех молодых принцесс я лучшей не видел. Притом говорят, она доброго характера, умна и хорошо воспитана, что и заметно в разговоре с ней. Она еще молода, но если Ты, милый бесценный Папа, согласишься на мои искренние желания, то два года можно еще подождать, а там с благословением Всевышнего совершить бракосочетание", — 13 марта 1839 года эти строки будущий Александр II адресовал в Петербург.
В действительности об ожидании речи не шло: заручившись согласием опекуна Марии, великого герцога Людвига II, наследник престола наскоро обручился с ней по лютеранскому обряду. По законам Российской империи скрепленные таким образом отношения официального статуса не имели. И тем не менее 20-летний Александр ставил своих родителей перед фактом: в глазах монархической Европы отказ от последующего венчания граничил с межгосударственным скандалом.
На беду, к нему же вполне могло быть приравнено и заключение брака. Юридически дочь великого герцога Людвига Мария была узаконена им лишь в 1836 году, а до того пользовалась неопределенным — и вызывавшим кривотолки — статусом. В 1820-м брак в правящей Гессенской семье распался, и бывшая герцогиня Вильгельмина стала жить в одиночестве, по слухам, скрашивая его обществом камергера де Гранси. Родившиеся до смерти женщины дети в глазах высшего света считались бастардами. И то, что под давлением обстоятельств с запозданием Людвиг все же узаконил Марию, не меняло дела. Шансы девушки на удачное замужество до того, как ее встретил Александр, едва принимались в расчет. Ровней себе в стиснутом рамками сословных ограничений обществе ее не признавал никто.
Александра отговаривают
Приставленный к престолонаследнику в роли советника граф Толстой сообщал в Петербург: "Я думаю, что [его] чувство к молодой особе сильно определилось, так как не проходит дня, чтобы он не говорил мне о ней, и он в такой мере занят этим, что видел даже во сне подробности своего обручения. Не думайте, Государь, что я скрыл от него циркулирующие относительно ее рождения слухи, он об этом узнал в тот же день в Дармштадте; но он судил о них с полной серьезностью, как и Вы, что было бы лучше, если бы оно было иначе, но что она носит имя своего отца и с легальной стороны никто не может сделать никаких возражений".
В глазах родственников Александра это не спасало положения. Николай давал согласие неохотно: "Да будет Богу угодно вдохновить моего сына и внушить ему достаточную прозорливость принять окончательное решение лишь тогда, когда у него будет уверенность в том, что он обеспечит свое будущее счастье и счастье империи".
Императрица Александра Федоровна адресовала сыну несохранившиеся письма, вызывавшие у него "огорчение". Но тяжелее всего юному престолонаследнику приходилось в Берлине, миновать который было невозможно: из правившей там династии он происходил по линии матери. В германском королевстве, как нигде в Европе, представляли дела соседнего Гессена. Николай I в своей переписке упоминал "низкие сплетни" о Марии от принца Карла и требовал давать им отпор, признавая право на возражения только за одним человеком — королем Пруссии, и вовсе не из-за его статуса. 69-летний монарх, один из старейших в Европе, приходился Александру дедом. Но и он своим авторитетом расстроить планы внука не смог.
Это опасное слово "секрет"
В 1841 году, когда молодые связали свои судьбы, у Российской империи появилась новая государственная тайна: происхождение ее будущей императрицы. Николай I сделал все от него зависевшее, чтобы слухи о Вильгельмине Гессенской не вышли за пределы высшего придворного круга, и добился своего. В империи вполголоса обсуждали многое: рождение самого Николая от камер-фурьера Бабкина (в это верил партизан Денис Давыдов), Павла I — от графа Салтыкова, дочерей Александра I — от князя Чарторыжского. Но о Марии Гессенской в мемуарах современников нет ни слова. Неудивительно, ведь династической замены ни Павлу I, ни сыновьям Николая I у Романовых не имелось, и это рождало сплочение у трона. Иначе дело обстояло с семьей Александра II. Признание его брака неравным, пусть теоретически, вело к передаче власти другой ветви династии — наследникам его брата Константина, на что окружение царя могло отважиться. Пойдя на почти мезальянс с Марией, Александр ставил под угрозу не только и не столько самого себя, рожденного полностью законно, сколько будущность своих детей.
Впрочем, ощущение сгущавшейся опасности не тревожило императрицу Марию. Ее брак был счастливым на протяжении десятилетий — беременности следовали одна за другой вплоть до 1860 года. Этот рубеж стал для августейшей фамилии водоразделом. Царица ослабла, возможно, подорвав здоровье родами, а Александр по всем признакам разлюбил ее. С тех пор их жизненные пути разошлись: он искал утешения с фаворитками, она пробовала вернуть силы, проходя лечение на водах, в том числе и за рубежом.
Ход царем
"Но, что ни говори, жениться по любви не может ни один, ни один король" — как ни странно, строчку из этой песни не только оценили бы, но и узнали и во времена Александра II. Ведь, по сути, она повторяет известный в те времена афоризм писателя Жана де Лабрюйера: "Королю не хватает лишь прелестей личной жизни". Но хоть Александр вполне мог не раз слышать эти слова, о долге монарха он был совсем другого мнения. В 1865 году в его жизни впервые появилась новая женщина, княжна Долгорукая, со временем ставшая супругой. И царь во взрослом возрасте повторил тот же поступок, который совершил и в юности, — заключил неравный брак, на этот раз уже перед лицом всей империи.
Но только в глазах императрицы Марии происходившее не отличалось от предательства. Вступив в отношения с Екатериной Долгорукой, Александр II распорядился держать ее при себе — будь то столица, дворец в Ливадии или заграница. Юридически девушка получила статус фрейлины, но приличествующих обязанностей нести не могла, потому что царица не терпела ее присутствия. Однажды Александр перестал с этим считаться: в 1878 году он поселил новую возлюбленную в Зимнем дворце, отведя ей несколько комнат на третьем этаже.
Прямота и честность супруга повернулись теперь к императрице Марии другой, темной стороной. В 1866 году, вступив в отношения с 18-летней Екатериной, царь тут же дал обещание взять ее замуж — и очень скоро поставил в известность о связи жену. Обстановка накалилась до стадии семейного скандала. В защиту матери стали дети царя. В ответ на это Александр пригрозил высылкой из столицы наследнику престола — будущему Александру III, а от его супруги, дочери датского короля, потребовал, чтобы она знала свое место "первой из подданных" и не перечила императору.
Драматическая история превращалась в трагическую по мере физического угасания Марии: тяжело заболевшая, она умирала на глазах придворного Петербурга, видевшего в ней невинную жертву обстоятельств, тогда как в юной Долгорукой — беспринципную и расчетливую авантюристку. Сам Александр смотрел на вещи иначе: едва миновало 40 дней после смерти жены в 1880 году, как ее место уже оказалось занято: вопреки сословным законам империи, царь вступил в брак с женщиной, не имевшей в себе монаршей крови, и узаконил трех уже родившихся у них детей, в которых иногда видели претендентов на наследие династии Романовых.
Любовь и эмиграция
Повторившийся с драматическим накалом жизненный поворот в судьбе императора напрямую предшествовал его гибели. Страх перед смертью от пули революционеров влиял на последние решения царя. Александр составил завещание, по которому обеспечил детей от второго брака миллионным наследством на счетах в Госбанке. Княжне Долгорукой — чтобы закрепить ее положение на случай своей кончины — распорядился готовить коронацию в качестве императрицы всероссийской. Сыну и наследнику — Александру III — он адресовал письмо с личной просьбой, как знакомому: "Дорогой Саша. В случае моей гибели поручаю тебе мою жену и детей".
Террористический акт 1 марта 1881 года в Петербурге поставил точку в этих приготовлениях. Убитая горем Екатерина Романова-Догорукая состригла волосы и положила их в гроб супруга. При дворе Александра III места вдове-царице не нашлось: она уехала в Ниццу, где прожила до 1922 года, увидев из-за границы крушение династии Романовых.
Трагическая история ее мужа приняла фарсовый оттенок в судьбе их сына Георгия, вступившего в гражданский брак с цыганкой Анной Масальской, от котрой он имел детей. На этот раз Екатерина Долгорукая оказалась в роли возмущенной хранительницы нравственности. Ей удалось оказать давление на сына, чтобы тот разорвал отношения и заключил брак с соответствовавшей своему благородному происхождению дамой. Но умер Георгий, сын Александра II, раньше матери. После же ее кончины имущество — включая подарки от русского императора — ушло во Франции с аукциона, пополнив хранилища западноевропейских музеев, а трагическую историю царя-рыцаря со слов последних очевидцев записали французы. В России ее в подробностях узнали уже после перестройки, когда в 1993 году на экраны вышел телесериал "Роман императора".
Игорь Гашков
