Бравый писатель Гашек. 30 апреля исполнится 138 лет со дня рождения автора романа о Швейке

Исследователи литературы утверждают, что в романе "Похождения бравого солдата Швейка" Ярослава Гашека много автобиографичного. Свое самое знаменитое произведение он так и не закончил. А если бы успел это сделать, то, возможно, там появилось бы немало любопытных историй, написанных под впечатлением от похождений автора в Самаре. На бочке с порохом Авантюры и приключения манили Гашека с детства. В школе ему было скучно, поэтому он ее бросил. Вместе с друзьями странствовал по Моравии и Словакии. Потом несколько остепенился и даже поступил в Торговую академию, которую окончил с отличием. Устроился работать в банк, но непоседливый Ярослав не был создан для ежедневной рутины. И он вновь отправился путешествовать. Известно, что он участвовал в македонском и болгарском восстаниях против власти Османской империи. К двадцати годам начал писать стихи, юморески, фельетоны. Над его шутками смеялась вся Прага. Гашек придерживался коммунистических убеждений. Может быть, по этой причине роман "Похождения бравого солдата Швейка" так часто издавался в Советском Союзе, а о биографии автора было написано немало статей. О пребывании Гашека в Самаре свидетельствуют мемориальная табличка и барельеф на доме № 98 на улице Куйбышева. В 1918-м здесь, на бывшей Дворянской, в гостинице "Сан-Ремо", располагалась штаб-квартира чехов-интернационалистов. До этого ефрейтор Гашек дезертировал из Австро-венгерского корпуса и приехал в Москву, где вступил в чехословацкую коммунистическую секцию РКП(б) и записался в Красную армию. В апреле 1918 года его направили в Самару для агитационной работы среди австрийских военнопленных. В то время Гашек продолжал писать, и образ Швейка уже появился в его рассказах. О своем впечатлении от встречи с чешским политкомиссаром позже рассказала сотрудница газеты "Солдат, рабочий, крестьянин" Ольга Миненко-Орловская: - Как-то весной 1918 года, в апреле или начале мая, мы вернулись с Николаем Кочкуровым, будущим писателем Артемом Веселым, из поездки в деревню и прямо с вокзала прошли в редакцию. Там помимо сотрудников мы застали двух военных. Один из них (как потом оказалось, Гашек) обратил мое внимание своей оригинальной внешностью и какой-то особой, иронически-доброжелательной манерой говорить. Мне запомнилась его излишняя полнота. Когда он поворачивал голову, из-за пухлой щеки был виден только кончик носа. Переносица, очень низкая, исчезала совсем, и это придавало ему сходство с большим ребенком. Между ним и одним сотрудником нашей газеты шел спор о литературе, в частности о Льве Толстом. Гашек говорил о ценности Толстого для победившего пролетариата. Наш сотрудник возражал, горячился. Его речь и горячность, видимо, занимали гостя. Он внимательно смотрел на спорящего сквозь большие очки живыми, слегка насмешливыми глазами и, попыхивая длинной трубкой, время от времени вставлял реплики, которые, несмотря на доброжелательность тона, производили впечатление щелчков по носу. Неподалеку от дома с мемориальной доской, возле входа в скверик "Три вяза", сейчас установлена скульптурная композиция, созданная самарцами Александром и Николаем Куклевыми и Кристиной Цибер. Собачка, похожая на скотч-терьера, любовно смотрит на солдата Швейка, который с курительной трубкой в руке сидит на бочке с порохом. И это можно считать символичным. Такой была и жизнь Гашека в нашем крае - в полушаге от смертельной опасности. В июне 1918-го произошло восстание Чехословацкого корпуса. Отряды мятежников подошли к Самаре. Гашек с тремя взводами некоторое время оборонял железнодорожную станцию. Поняв, что город не удержать, он с ужасом вспомнил, что в "Сан-Ремо" остались документы отряда и списки добровольцев. Гашек принял решение, рискуя жизнью, уничтожить бумаги. Но это, видимо, ему не удалось. Больше в Самаре его не видели. До сентября он скрывался, переодевшись в гражданскую одежду. Нетрудно догадаться, что ожидало Гашека "по законам военного времени", попади он в руки соотечественников. Полевой суд чехословацкого войска в Омске выписал ордер на его арест. - Прежде чем пробраться в Симбирск, пришлось в Самарской губернии в течение двух месяцев играть печальную роль идиота от рождения, сына немецкого колониста из Туркестана, который в молодости ушел из дома и блуждает по свету, -рассказывал потом писатель. Эта роль дала ключ к будущему знаменитому роману, сформировав образ солдата Швейка. Как и его создатель, тот виртуозно использовал умение в нужный момент прикинуться дурачком. Вот как описывает Ольга Миненко-Орловская встречу "идиота" Гашека с чешскими легионерами: - Гашек широко распахнул дверь и, сияя своей улыбкой, попятился в комнату. "Прошу, господа, зачем вам печься на солнце и делать из себя жаркое, сейчас я все доложу, - сказал он. - Сижу это я вчера на станции Батраки, на берегу Волги-матушки, и проклинаю тот час, когда меня родная мама на свет родила. Другие, посмотришь, сопляк сопляком, полная дохлятинка, а он в армии солдат, и винтовочка при нем. Идет, как герой. А я - детина хоть куда. Как дам раза - одним махом трех побивахом, а никто меня в армию не берет. Царь Николаша призвал было меня на двадцать первом годке, да не пришлось мне повоевать. Гоняли, гоняли по гарнизонным тюрьмам и психбольницам, да так и выгнали, признали, будто я идиот. А спрашивается, кто из умных может сказать, что я идиот? И разве идиот не может быть солдатом? Солдату голова не нужна. За него начальство думает. Солдату лишь бы руки покрепче, чтобы врага колоть, да кишок побольше, чтобы выпустить их, когда придет его час, за царя и Отечество. Так вот сижу я и думаю, какую мне лазейку найти. К красным просился - не берут. К белым просился - не берут. Дай, думаю, к чехам попрошусь, помогу им русскую кашу расхлебывать. Они как будто мне сродни: по-немецки понимают и царя Николашу от большевиков спасают. Вдруг вижу - офицерик. Точь-в-точь вроде, как вы, такой деликатный и щупленький. Немецкую песенку мурлыкает и вроде бы приплясывает, как старая дева в пасхальный праздник. Благодаря испытанному нюху я сразу вижу - офицер под мушкой. Гляжу, направляется прямо к уборной, из которой я только вышел. Ну, думаю, на ловца и зверь бежит. Я, конечно, сажусь под дверями уборной и говорю себе: потолкуй-ка ты, молодец, вот с этим чином, это тебе не повредит, а с человеком под градусом всегда договориться легче. Сижу я десять, двадцать и тридцать минут. Не выходит офицер". В том же тоне Гашек поведал, как спас чешского офицера, который провалился в нужник. Странный гость Некоторое время Гашек странствовал по деревням, одетый в мордовскую одежду. Судьба писателя отразилась в экспонатах школьного музея в селе Большая Каменка Красноярского района. Здесь, в доме родителей его знакомого писателя Алексея Дорогойченко, он в течение месяца скрывался от белочехов и казаков. Сам писатель описывал это так: - На столе стояла большая миска сальмы - картофельной похлебки с клецками из пшеничной муки и крошеным зеленым луком. Хозяйка принесла деревянную ложку, положила ее передо мной и предложила откушать вместе с ними. Хозяин пододвинул ко мне хлеб и нож. Поначалу никто меня ни о чем не спрашивал. Круглые добродушные лица мордвин не выражали особого любопытства. Когда мы наелись, хозяин сказал, что я буду спать на чердаке, и только после этого завязалась беседа. "Издалече? " - "Издалече, хозяин". - "Бежишь? Да, видать, бежишь, ни онучи толком закрутить не можешь, ни лапти по-нашему, по-мордовски, лыком подвязать. Сразу видать, голубок, из Самары бежишь". - Сейчас уже не помню, сколько дней отец прятал красного чеха, - рассказывала о тех событиях сестра писателя Дорогойченко, Клавдия. - При нас, детях, отец и мать мало разговаривали о странном госте, но и не скрывали, что в доме находится чужой. Нам было строжайше приказано никому не говорить об этом. Гость скрывался в бане и на повети. Отец внимательно следил за тем, что происходит в селе и вокруг, и всячески старался, чтобы наш новый знакомый не попал в лапы белочехов. Когда распространились слухи, что белые собираются выставить усиленную охрану на дорогах, отец сильно забеспокоился. Вечером он шепотом сказал мне: "Пойдете провожать гостя вместе с Анютой (моей младшей сестрой) к дяде Тимофею в Федоровку". Федоровкой называлась улица в конце села, где жил брат отца. С наступлением темноты переодетого в крестьянскую одежду красного чеха мы провели глухой амбарной улицей к усадьбе дяди. Тепло распрощавшись с нами, незнакомец протянул мне свой башлык и при этом, улыбнувшись, с акцентом проговорил по-русски: "Это вам на память". Позже я услышала от отца, что той ночью дядя Тимофей тайно вывез политкомиссара Красной армии на Елховскую дорогу, откуда тот пешком отправился в направлении Мелекесса. Последние странствия Музейные работники из Большой Каменки, основываясь на воспоминаниях и документах, составили карту путешествия Гашека по Красноярской земле. - Большая часть его пути проходила вдоль реки Сок, через Новосемейкино, - рассказывает руководитель музея Людмила Ефремова. - Гашек упоминал о встрече с татарином. А татарская община в то время располагалась именно там. В сентябре 1918-го в Симбирске Гашек прибыл в штаб 5-й Красной армии. Он недолгое время был военным комендантом Бугульмы, затем служил в политотделе. Участвовал во многих боях и не раз был на волосок от гибели. После окончания Гражданской войны осел в Иркутске, где купил себе дом и был избран депутатом горсовета. На родину, в Прагу, Гашек вернулся в 1920 году. Здесь тоже было неспокойно. Его называли "предателем национальных интересов", от него отвернулись прежние друзья. В конце концов он поселился в деревне Липнице и занялся главным делом своей жизни - романом о бравом солдате Швейке. Здесь он умер в 1923-м, не дожив и до сорока лет. Как пишут биографы, причиной ранней смерти стало неумеренное пьянство...