Как во времена Сталина «в педагогических целях» казнили детей
В июне 1935 года французский писатель Ромен Роллан встретился со Сталиным. Его очень волновал вопрос о принятом 7 апреля того же года законе, согласно которому детей, начиная с 12-летнего возраста, могли наказывать по уголовным статьям - вплоть до применения смертной казни. Сталин рассказал французу о том, что принятое постановление имеет «чисто педагогическое значение». «Мы хотели устрашить им не столько хулиганствующих детей, сколько организаторов хулиганства среди детей», - отметил Иосиф Виссарионович, добавив, что главная цель - «уберечь наших детей от хулиганов». Роллан переспросил, почему бы не опубликовать все факты, чтобы всем было ясно, из-за чего принят этот закон. Сталин ответил: «А могли ли мы дать разъяснение в том смысле, что этот декрет мы издали в педагогических целях, для предупреждения преступлений, для устрашения преступных элементов? Конечно, не могли, так как в таком случае закон потерял бы всякую силу в глазах преступников». Он уверил писателя в том, что «до сих пор не было ни одного случая применения наиболее острых статей этого декрета к преступникам-детям и, надеемся, не будет». Тем не менее «массовые операции» НКВД 1937-1938 годов дают нам сотни примеров расстрела несовершеннолетних. - Сапа Александр Гаврилович (1921–1937). Украинец, учащийся педучилища в Славгороде, арестован 5 сентября 1937 года, обвинен по ст. 58-8, 58-11, расстрелян 18 сентября 1937-го. - Толпышев Иван Михайлович (1921–1937). Русский, жил в д. Кудрино Верещагинского района (ныне Пермского края), арестован 2 июля 1937 года, обвинен в антисоветской агитации и контрреволюционной деятельности, расстрелян 28 августа 1937-го. - Хвойницкий Викентий Викентьевич (1922–1938). Поляк, работал полотером в доме отдыха «Столбово» в Гжатске, арестован 13 февраля 1938 года, обвинен по статьям 58-6 (шпионаж) и 58-10 (контрреволюционная агитация), приговорен «двойкой», расстрелян 28 июня 1938-го. - Кузьменок Павел Антонович (1923–1937). Поляк, работал фотографом в селе Асино (ныне Томская обл.), арестован 4 августа 1937 года, обвинен в принадлежности к контрреволюционной националистической польской организации, расстрелян 9 ноября 1937-го. Это лишь некоторые примеры расстрелов детей, которых многие сотни. Вся эта информация содержится в региональных книгах памяти жертв политических репрессий. Не оставляли без внимания и детей родителей, арестованных в ходе операций НКВД. Так, 15 апреля 1939 года был расстрелян Директор института труда Алексей Капитонович Гастев. Его 15-летний сын ходил в прокуратуру и спрашивал о судьбе отца. Начальнице 2-го отдела Главной военной прокуратуры военному юристу 1 ранга Софье Ульяновой это порядком надоело, и она написала рапорт, на основании которого Прокуратура 9 июля 1939-го обратилась в НКВД к начальнику следственной части Богдану Кобулову «о необходимости активной разработки в отношении» сына Гастева. Сдавшей в НКВД мальчишку, потерявшего отца, Ульяновой теперь гордятся: ее имя красуется на сайте военной прокуратуры. В начале 1941 года НКВД открыл 15 колоний на 2400 мест для осужденных несовершеннолетних, в которые направляли детей, приговоренных по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 28 декабря 1940 года «Об ответственности учащихся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО за нарушение дисциплины и за самовольный уход из училищ (школ)». Согласно планам, всего должно было быть организовано 26 колоний. Принудительное прикрепление к промышленным объектам, лишение права выбора жизненного пути - еще одна отличительная черта сталинского времени. В 1940 году Сталин предложил принять решение о проведении ежегодной мобилизации молодежи в ремесленные и фабрично-заводские училища: «Основа проекта о трудовых резервах состоит в том, что парня учат, одевают, обувают, его мобилизуют и потом он обязан 4 года работать там, где нам нужно». «Мы не можем быть безучастны к тому, кто идет в рабочий класс. Если это дело пойдет самотеком, то может испортиться состав рабочего класса, а следовательно, может испортиться и власть как диктатура рабочего класса… Нельзя предоставлять воле стихии формирование рабочего класса», - отмечал Сталин. Реакцией на формализм в воспитательной работе и казенную школьную заорганизованность стали игры детей в тайные общества. В советском фильме «Друг мой Колька» (1961 год) - типичный сюжет из школьной жизни. Несколько учеников создали «тайное общество троечников» (ТОТР) с благородными намерениями - помогать слабым и мстить зубрилам и выскочкам. Подобных примеров было много, некоторые такие игры имели идеологическую и политическую составляющие. В 1980 году отдел КГБ, занимавшийся молодежью, взялся за группу молодых людей, объявивших себя «борцами за права американских индейцев» и последователями их культуры и эстетических традиций. Юные «индеанисты» даже затеяли провести слет под Ленинградом. Разумеется, слет сорвали, а некоторых «индеанистов» сотрудники КГБ «взяли на личный контакт для последующего изучения в интересах органов госбезопасности». А ведь, казалось бы, все в советском русле: партийная печать без устали напоминала о «притеснениях» индейцев в США. «Свободу Леонарду Пелтиеру!», если кто помнит. Вообще-то этот парень застрелил двух полицейских или агентов ФБР. Но об этом советская печать не сообщала. При Сталине только лишь за разговоры давали немалые сроки. В наши же дни власть не по-детски пугают детские компьютерные игры. И под предлогом борьбы с таким компьютерным «терроризмом» галерея хрестоматийных врагов может вновь заполниться.
