«Обмен шпионами» раскрыл тайный метод польской разведки

35 лет назад, 11 февраля 1986 года в Берлине на Глиницком мосту (известном как «Мост шпионов») произошёл последний обмен заключенными между Советским Союзом и Восточным блоком с одной стороны и коллективным Западом с другой. Судьба некоторых фигурантов этого обмена сложилась настолько фантастически, что удивляет даже сегодня.

История эта стала знаменитой из-за участия в неё диссидента Натана Щаранского как главной «звезды», а о других фигурантах обмена просто забыли. Хотя судьбы некоторых из них куда более драматичны, чем жизнь и борьба сиониста Щаранского. Не известно широкой публике и то, что переговоры по обмену шли очень долго и рвано, несколько раз были на грани провала, а амбиции американцев простирались куда дальше Щаранского.

Список обменённых в тот день таков.

Советская сторона, а также ЧССР и ГДР передавали на Запад Натана Щаранского, гражданина Чехословакии Ярослава Яворского и двух граждан ГДР Вольф-Георга Фрона и Дитриха Нистрой. Коллективный Запад в ответ передавал через Глиникский мост гражданина СССР Евгения Землякова, граждан ЧССР Карла и Ханну Кёхер, гражданина ПНР Ежи Качмарека и гражданина ГДР Детлифа Шарфенорта.

С Натаном Щаранским всё понятно. В СССР он был осуждён по двум статьям - клевета на социалистический строй и шпионаж. Последнее выражалось в тесных контактах с американским журналистом Робертом Тотом, который был идентифицирован как сотрудник разведки и которому Щаранский передавал некие документы. Тем не менее, американская сторона отказывалась признавать в Щаранском шпиона, что нарушало «равновесие» на предварительных переговорах об обмене. В конце концов, его пришлось просто «снять с весов» обмена и рассматривать как отдельную фигуру. На практике это выразилось в том, что Щаранского первого выпустили из микроавтобуса, и он один пешком пошёл через Глиникский мост, а навстречу ему с западной стороны не двигался никто. Остальные фигуранты двинулись навстречу друг другу через 25 минут после того, как американцы забрали себе Щаранского.

Американцам нужен был не только Щаранский. О нем больше заботились израильтяне, но они почему-то не решались выходить на Москву с этим предложением. Да им и предложить-то на обмен было нечего и некого. А вот в Вашингтоне всерьёз хотели получить Андрея Сахарова. Предложения «по Сахарову» стали поступать немецким посредникам с начала 1980-х годов, но раз за разом категорически отвергались советской стороной. Это и выглядело странно: Сахаров не был осуждён, хотя и находился в ссылке. Юридически это было невозможно. Да и не практично.

Кроме того, американцы были очень заинтересованы в судьбе бывшего подполковника ГРУ Анатолия Филатова, который был завербован ими в Алжире ещё в 1970-х годах. Филатов был осуждён в Москве в 1978 году к высшей мере наказания, но по непонятной причине этот очевидный приговор ему был заменён на 15 лет лишения свободы. Возможно, его с самого начала рассматривали как потенциального фигуранта обмена, но американцы уж так сильно «болели за клиента» и требовали от восточногерманских адвокатов, выступавших посредниками, доказательство того, что Филатов жив. В конце концов, Москва отказалась дальше говорить о Филатове. То ли его, видя такую заинтересованность американской стороны, решили «подержать в запасе», то ли настойчивость американцев показалась слишком уж наглой. То ли, что более вероятно, Филатов нарушал всю конфигурацию обмена. Забегая вперёд, скажем, что Филатов отсидел 15 лет от звонка до звонка,и уже в новой России после освобождения явился в американское посольство в Москве и потребовал заработанных им за шпионаж денег, которые якобы должны были лежать на счёте в Швейцарии. Американцы долго увиливали, а затем сказали, что денег нет. Дальнейшая судьба Филатова уже не интересна.

Переговоры велись сразу в нескольких городах мира. Например, о семье Кёхеров договаривались в Нью-Йорке, поскольку они содержались в США. Офицер чехословацкой разведки Карл Кёхер в 1965 году вместе с женой Ганой (Ханной) выехал нелегалом через Австрию в США ещё совсем молодым человеком с заданием проникнуть в ЦРУ. Ему это удалось фантастически успешно. Он учился в Колумбийском университете, а его научным руководителем был лично Збигнев Бжезинский. Бжезинский очень ценил талантливого чеха, всячески его опекал, содействовал получению американского гражданства в 1971 году и направлению на работу в ЦРУ. Там он работал консультантом отдела СССР и Восточной Европы в Оперативном директорате. Арестован Карл Кёхер был в 1984 году по наводке Олега Калугина.

Переговоры же по остальным фигурантам велись в основном на горнолыжных курортах Австрии. Берлинский адвокат Фогель был официально уполномочен обсуждать все вопросы обмена с восточной стороны. Его называли «брокером шпионов». С западной стороны фигурировали его друзья - австрийские адвокаты и молодые сотрудники спецотдела МИ6 по Восточной Германии. Отдельной проблемой, например, была необходимость доставить чёту Кёхлеров из США в ФРГ, чтобы облегчить сам технический процесс обмена.

А молодой чех Ярослав Яворский получил в Праге 12 лет в 1981 году также за попытку организации побега на Запад, но с ним сложнее. Его отец, известный чехословацкий теннисист Йиржи Яворский за некоторое время до этого стал невозвращенцем, не вернулся в ЧССР после очередного турнира. Естественно, Ярослав моментально вылетел из института и потерял средства к существованию, а у него уже была семья. Он попробовал легально выехать из ЧССР, но его не пустили. И тогда он купил на чёрном рынке фальшивые паспорта для себя и своей жены с маленьким ребёнком. Они сели на «Восточный экспресс» до Стамбула, но на первой же границе их паспорта, которые Яворский купил у каких-то мафиози, спалились. Так что формально он не был политическим заключённым, а проходил по криминальным статьям.

А вот с теми, кого СССР и страны Восточного блока меняли на этих персонажей, всё еще более интересно.

39-летний Евгений Земляков работал в советском торговом представительстве в Кёльне и получил три года тюрьмы за промышленный шпионаж. Его очень интересовали электронные прецизионные измерители, антенны направленного действия и высокочастотные транзисторы. Всё это было запрещено к поставкам в СССР.

Экономист Детлеф Шарфенорт как минимум с 1969 года работал в разного рода учебных заведениях ФРГ, где заводил дружеские отношения со студентами. Он был вербовщиком, а не агентом-информатором. Студентам он предлагал работать «на общее дело Германии» и обещал протекции при устройстве на работу в Дёйче Банк или министерство финансов ФРГ. В конце концов на него донёс один из его студентов, и вербовщик Штази получил четыре года тюрьмы в Кёльне.

Но самая примечательная судьба из них всех у подполковника внешней разведки Польской Народной Республики Ежи Качмарека. Хоть сериал снимай. Ежи Качмарек был «дублем» (на польском разведывательном сленге «wtornik»). Это исключительно польское изобретение, эксклюзивный вклад Первого департамента Службы безопасности Министерства внутренних дел ПНР в теорию и практику нелегальной разведки.

Есть в польском Поморье городок Лемборк, бывший до 1945 года немецким Лауэнбургом. Войско польское Ярузельского, а затем и Второй Белорусский фронт обошлись с Померанией, скажем так, не слишком аккуратно. Польская армия зимой-весной 1945 года огнём и мечом уничтожала немецкие города Поморья вместе с населением. Это был откровенный акт мести, который даже не слишком скрывали. За поляками шёл СМЕРШ, который хоть как-то пытался наводить порядок на этих дымящихся руинах. Часто померанские немцы именно у советских войск искали защиты от поляков. И вот в такой вот атмосфере 25-летняя жена эсесовского офицера Хильдегарда Арнольд влюбилась с советского офицера по имени Пётр. В 1946 году у них родился сын, которого назвали Хайнц Петер (первое имя в честь брата Хальдегарды, который сгинул где-то под Сталинградом, а второе - в честь биологического отца). Примечательно, что советскому офицеру за это ничего не было.

Люди в солнечный Магадан за меньшее уезжали. А городок Лауэнбург вместе со всей Померанией передавался новой Польше. Тут ещё очень некстати явился из мёртвых эсесовский муж Хильдегарды, который жену простил, но «русского» ребёнка признать отказался. В результате чету Арнольдов, как и всё немецкое население Померании, поляки погрузили в столыпинские вагоны и отправили за Одер и Нейсе. А ребёнок попал сперва в детский дом, а оттуда в семью бездетных поляков Халицких, которые жили в Сопоте. Ему сменили имя на Януш, своего немецко-русского происхождения он не знал, и искренне считал себя поляком Янушом Халицким. Впоследствии сотрудники польской разведки объясняли, что неразбериха и хаос, которыми сопровождалась депортация немцев с «новых территорий» - Восточной Пруссии, Померании и Силезии очень способствовала проведению операций внедрения, как бы цинично это ни звучало.

Януш Халицкий (то есть при рождении Хайнц Петер Арнольд) жил как все, вырос, женился, родил двоих детей, работал мелким чиновником в Сопоте. И вот однажды ему потребовалось оформить какие-то бумаги. Оформляя их в архиве Сопота и Гданьска, он неожиданно узнал, что он, во-первых, приёмный ребёнок, а, во-вторых, его мать немка. А воспитан он был в духе ненависти ко всему немецкому.

И тут на него обратило внимание Гданьское отделение Службы безопасности. Это был идеальный случай для внедрения. Однако реальный Януш Халицкий, пребывавший в тяжелом психологическом кризисе, на роль агента внедрения категорически не годился. На этом этапе и был создан «дубль». Если хотите, «клон». Молодой сотрудник СБ из Познани Ян Качмарек прекрасно говорил по-немецки и идеально подходил на роль физической подмены Януша Халицкого. Он был на пять лет его моложе, но вряд ли кто-то стал уж так придираться.

Качмарек получает документы на имя Халицкого и обращается в Быдгоще в Красный Крест, где рассказывает всю эту историю заново. Всё это пришлось на тот период, когда тогдашний глава Польши Эдвард Герек успешно налаживал отношения с ФРГ на фоне «разрядки напряжённости в Европе». В том числе Варшава активно шла навстречу немцам в вопросах восстановления родственных связей среди депортированных, в «родственном туризме» (немцам стали разрешать приезжать в Силезию и Померанию посмотреть на свою малую Родину) и даже частичной реституции. В таком контексте немецкий Красный Крест действительно нашёл фрау Хильдегарду Арнольд, жившую в Вестфалии.

Ежи Качмарек (тогда ещё лейтенант) тут же выехал в ФРГ. Несчастная женщина последний раз видела своего ребёнка, когда ему было два года. И она искренне признала лейтенанта разведки Ежи Качмарека за своего оставленного в 1946 году в Лауэнбурге сына. В документации польской разведки она проходила как «легализующая мать» (legalizacyjna matka). И, скорее всего, подобные операции были поставлены поляками на поток.

Удивление вызывает, правда, тот факт, что 60-летняя Хильдегарда Арнольд умерла от сердечного приступа, когда ехала домой в такси после первой же встречи со своим вновь обретённым «сыном». Немецкая полиция посчитала, что она перенервничала. Неожиданная смерть Хильдегарды могла поставить крест на всей операции по внедрению, но Ежи Качмарек уже в роли Хайнца Петера Арнольда так искренне горевал, что его взял под свою опеку брат его «матери», видный аппаратчик Социал-демократической партии в Бремене.

Качмарек ещё в Польше учился на юридическом (откуда и пришёл в разведку), прекрасно знал немецкий юридический сленг, и «дядя» пристроил его в юридическую службу СДП. Затем в бременский отдел миграционной службы ФРГ по работе с польскими эмигрантами. А там он стал курировать всю польскую эмиграцию, включая членов «Солидарности» и получил полный доступ к секретным документам по вербовке эмигрантов и стал посредником в работе БНД с поляками. Через Ежи Качмарека польская Служба безопасности легко контролировала связи «Солидарности» в Поморье с немецкими спецслужбами. А Поморье - это прежде всего Гданьск и Гдыня с самим Лехом Валенсой во главе.

Однажды он случайно в 1984 году пересёкся у общих знакомых с парой немецких туристов, которые приехали посмотреть на Гданьск. Слово за слово, он показал им свои метрики и попросил что-нибудь узнать. Туристы прониклись, он сами были из семей депортированных из Гданьска и такие случаи воспринимали близко к сердцу. Вернувшись в ФРГ, они обратились в Красный Крест и получили ответ, что Хильдегарда Арнольд давно умерла, а её «сын» тут как тут. Очень удивившись, они обратились в БНД.

Ежи Качмарек был арестован в первых числах февраля 1986 года. Кстати, именно поэтому к моменту обмена, 11 февраля он не был ещё осуждён немецким судом, что тоже своего рода прецедент в историях обмена. Принято считать, что человек должен быть юридически признан виновным, иначе вся конструкция с легализацией обменов шпионами и разведчиками становится сомнительной. Но поляки категорически настаивали, что Ежи Качмарек (уже подполковник) должен быть немедленно возвращён в Варшаву. Возможно, он представлял такую ценность, поскольку через него проходили все дела эмигрантов «Солидарности». Или же поляки боялись огласки морально-этической составляющей дела. Немцы нашли в его доме полный набор шпионского оборудования, включая шифроблокноты, вмонтированные в щипцы для колки орехов.

По одной из версий, Качмарек, отвечая за проверку эмигрантов в ФРГ, мог помимо всего прочего курировать «вторую волну» внедрения. Он мог выдавать разрешения на жительство в ФРГ другим сотрудникам польской разведки, которые таким образом внедрялись в эмигрантские круги и в саму «Солидарность». Не исключено, что такой вот «второй волной» польская разведка (и, возможно, чехи) создавали себе агентов влияния на вырост. Сейчас это страшный сон в Польше и Чехии: есть подозрения, что некоторые лидеры «демократических революций» начала 1990-х из числа «героических эмигрантов» сами могли быть внедрённой агентурой с дальним прицелом. Зачем - другой вопрос. Кто-то даже предполагает, что некие группировки в ПНР и ЧССР с подачи КГБ СССР ещё тогда предвидели распад Восточного блока и СССР и создавали себе целый политический слой на будущее.

Ежи Качмарек удивительным образом пережил все люстрации бывших сотрудников безопасности в Польше и сделал прекрасную карьеру в Международной торговой палате Познани, в которой трудится до сих пор. Двоюродная сестра жены Януша Халицкого, польско-немецкая журналистка Ружа Романец в 2013 году сняла документальный фильм «Моя семья и шпион» и до сих требует покарать человека, который «разрушил её семью». Качмарек спокойно согласился на интервью с ней, никакой вины за собой не признал и сказал, что делал всё это исключительно ради пользы своей Отчизны.

С ним можно соглашаться или не соглашаться, но его позиция понятна. Точно так же Натан Щаранский считает себя патриотом своего народа, за право которого на алию он и боролся. В итоге эти двое были обменены друг на друга, несмотря на столь принципиально разные идеологические подходы и представления о Родине и патриотизме. Обмены на Глиникском мосты потому так и интересны, что демонстрируют не столько сам механизм разведки, сколько качество людей, которые в этом участвовали.