Кочерга — оружие пролетариата. Взгляд харьковского наркомана на крепко пьющий Донбасс
Такая широта взглядов определялась, надо думать, личностью учредителя газеты Анатолия Жмудского, сына, выбившегося из крестьян в купцы-миллионщики Андрея Жмудского.
С 1906 по 1916 год Жмудский-младший озарял окрестности своим "Утром", прививая публике передовые журналистские стандарты, ругался с властями, судился… Словом, вел нормальную редакционную работу.
Некоторое время вместе с ним газету редактировала его сестра Варвара, в ту пору носившая фамилию первого мужу — Моисеенко. В историю она вошла как дизайнер Варвара Каринская, первая русская обладательница премии "Оскар". В 1948 году фильм "Жанна д'Арк" получил две статуэтки, одна — за костюмы, созданные уроженкой Харькова.
Корреспондент Епифанский в газете "Утро" тоже был фигурой значительной. Например, однажды он нашел и ввел в литературоведческий оборот до того неизвестное письмо Антона Чехова. Шутка ли? Кроме того, журналист являлся особой, приближенной к хозяину газеты. Есть даже пикантная подробность, о которой скажем чуть позже.
Так вот, весной 1909 года, "Утро" выдало серию "Путевых заметок" о Донбассе. С заголовками не парились, писали просто "Путевые заметки", и довольно.
Епифанского реалии рабочих поселков Донбасса фраппировали. Сочными мазками он вывел багровый чад над домнами Юзовки. Бесправию местных жителей перед порождением Джона Юза — Новороссийским обществом каменноугольного, стального, железного и рельсового производства (НРО) — убогому уюту земляночного быта и нечеловеческим условиям на производстве, было отведено изрядное место.
"Недавно один из местных богатейших рудников выписал из Польского края партию рабочих — поляков. Рабочие приехали, побывали на шахтах, в казармах и… уехали", — писал Епифанский. И добивал читателя: "Рабочие-поляки не могли органически перенести эту каторжную обстановку и бежали… Ну, а русские, наши, — смоленские, калужские, рязанские — переносят…"
По сути, все, что было в Юзовке хорошего и полезного, создавалось НРО. Но и любой негатив тоже с удовольствием навешивался на Обществе со штаб-квартирой в Лондоне.
Харьковский журналист, отдав должное тучной грязи на линиях (так в Юзовке назывались улицы), указывал, что на первых из них расположены банки, магазины, гостиницы. Но юзовцам они не принадлежат, потому как, стоят на земле НРО — приходится платить. Епифанский приводил пример торговца-армянина, который одному только «Новороссийскому обществу» за аренду подвала 400 рублей отдает, это, не считая платы собственно домовладельцу, налогов и сборов.
Как местную легенду Епифанский пересказал историю о старичке мировом судье, который вызвал в контору для разбирательства самого «царя Юза». Британец не явился, сославшись на дела в Санкт-Петербурге. Так судья предписал доставить «хозяина Юзовки» с конвоем. Джон Юз вынужден был «сесть в экстренный поезд и немедленно прикатить в камеру к судье». Каково!
«И обошлось без последствий для судьи! — Даже не перевели…» — с удивлением подвел черту под сюжетом харьковский репортер.
Над культурной жизнью Юзовки гость скорбно склонил голову. Мол, если и читают, так дрянные детективы с сыщиками Натом Пинкертоном и Ником Картером. У НРО есть театр, но местные жители довольствуются тремя кинотеатрами. Причем, посещают их так прилежно, что один предприниматель вложил десятки тысяч в капитальный круглогодичный синематограф, и не прогадал — вернул с барышом.
Не без похохатывания Епифанский рассказывает, как в Юзовке гастролировал некий фокусник Пинетти. Народ на представление он завлек афишей, где обещал превратить человека в курицу. Публика повалила валом! Пинетти показал пару немудреных фокусов, а когда аудитория потребовала курицу, отрезал: «Что же я, сумасшедший, что ли, чтобы такие штучки разделывать?»
«В партере хохот, — пишет Епифанский, — А рабочие собирались бить…» Если не побили, то удивительно. В Юзовке с этим живо…
Впрочем, случались в тех краях и жулики, которые анонсировали заманчивое представление, продавали билеты и убегали с кассой. Дикие обычаи!
Оставалось народу развлекать себя игрой в «трынку» (эта азартная карточная забава до сих пор жива в Донбассе, хотя и утратила былую популярность) и походами в питейные заведения.
Спиртному и дама, точнее, выпивке и бабам, в быту местных работяг маэстро Епифанский уделил самое пристальное внимание.
Он рассказал аудитории, мол, живут шахтёры, когда в казармах, где хотя бы раз в год, перед Пасхой, метут полы, а когда на «квартирах». В последнем случае, нередко заселяются земляки, прибывшие из одного деревни. Случается, с ними селится женщина-стряпуха. Обихаживает эту ватагу, стирает, кормит, укладывает пьяных, ну и всякое по мелочам…
«Мирное житие шахтеров очень часто, всегда по воскресеньям и праздникам, нарушается ссорами из-за… «бабы», — сокрушался Епифанский, и добавлял, — И случается, что день заканчивается убийством».
Харьковчанин приводит случай, когда на Рыковском руднике в пьяном угаре некий персонаж (в заметке он назван изящно — «Дон Жуан») взревновал к стряпухе, и стал безобразничать, соседи по землянке забили бузотера кочергой. Насмерть. Простота нравов необычайная!
Только в голову пришлось 11 ударов. Когда ревнивца привезли на вскрытие, врач констатировал: «Ведь у него и головы-то нет». Сплошное месиво.
Кочерга — излюбленное орудие для таких расправ, подчеркивает Епифанский.
«А на утро сами убийцы удивлялись и были смущены — неужели они могли так «отделать» своего земляка», — приводим еще одну цитату из газеты «Утро». В принципе, есть отчего прийти в некоторое смущение.
И, главное, из-за кого? Бельгийские служащие, узнав, что убийство состоялось из-за стряпухи, ничтожного и грязного существа, диву давались. Как можно-де?
Практика неузаконенных половых связей в казармах и бараках цвела пышным цветом. И давала плоды в виде внебрачных детей. В случае, если погибал кормилец, а такое было сплошь и рядом, ни на какие выплаты не могла рассчитывать ни его сожительница, ни байстрюки. После масштабной аварии на Рыковском руднике, одних только «незаконных» семей осталось без мужчин — 50. На произвол судьбы!
В Бахмуте посланцу «Утра» дышалось привольней.
Проблемы, впрочем, он тоже вскрывал, но иного толка. Все же, уездный центр. Правда, с культурой, по мнению Епифанского, там тоже было не ахти. Но с сумраком Юзовки бахмутские безделицы в сравнение не шли. Ну, скажем, два досуговых клуба повздорили, летние сады требуют деньги за вход, а некоторые буфеты дерут почище лучших харьковских ресторанов… Еще гимназист оскорбил директора своего учебного заведения.
Одним словом, интеллигенция! Это вам не алкогольно-половые страсти с кочергой и смущением.
Епифанский даже нашел, что похвалить — соляные копи! Журналиста впечатлили вырубленные из монолита соли рояль, ростовая статуя Александра III и прочие соляные диковины.
Добравшись до Константиновки, харьковский гость попал в стеклянное царство русско-бельгийского ситуативного сотрудничества. В этом населенном пункте пыхтел уникальный для Российской империи стекольный завод, способный давать продукцию, неподвластную прочим предприятиям. Возможным это стало, благодаря передовым технологиям и квалифицированным специалистам из Бельгии.
Последним приходилось как-то обустраиваться на чужбине, желая заработать солидные деньги. Русским же приходилось терпеть иноземцев, мастеров толковых, но людей странных.
Епифанский, кстати, отдает должное мирному существованию двух укладов. Говорит, дескать, «бельгийский погром» как-то был, но потом все утряслось. Правда, языковая проблема мешала. Бельгийцам учить русский некогда. Местные тем более не учат французский. С чего бы? Они-то у себя дома.
Константиновцев сильно раздражало неумение зарубежных гостей пить водку. Делали они это после обеда, маленькими глоточками, как ликер. Без души, в общем. Нашего человека от такого и вытошнить может. Зато бельгийцы редко валяются пьяными на улице, а уж, чтобы в полицию замели — никогда.
Еще иноземцы на окнах занавески цепляют и поголовно выписывают газету. Культура! Наши не цепляют и читают редко. Тоже культура! Но другая.
Набравшись противоречивых впечатлений, выплеснув на провинцию накопившийся запас губернского снобизма и дав волю склонности поучать, господин Епифанский убыл в Харьков. Донбасс в его заметках вышел ярким, но крайне своеобразным. Впрочем, он художник, он так видел.
Теперь обещанная пикантная подробность, сближавшая Епифанского с его работодателем, и харьковским бомондом вообще.
Петр Пильский в материале «Белый яд. Воспоминания», впервые опубликованном в газете «Сегодня (Рига) от 14 июня 1931 писал вот что, приводим по публикации российского историка одесского происхождения Александра Васильева:
«Настоящим русским гостеприимством на меня пахнуло в Харькове. Чуть ли не на другой день после моего приезда мои знакомые устроили холостой ужин.
Его затеял милый человек, Анатолий Жмудский, редактор-издатель газеты "Утро". Но дело не в ужине, а в том, что я там увидел, впервые в моей жизни.
За круглым столом сидели врачи, адвокаты, журналисты, земские и общественные деятели. Лилась беседа, лилось вино, — и вот, от времени до времени, мой глаз стал подмечать какой-то странный прием, неожиданное мгновенное движение.
Люди, собравшиеся на этот ужин, почти все без исключения, обнаруживали некую однообразную повадку. То один, то другой, — как мне тогда показалось, — вдруг хватался за нос, чмыхал, потом делал около носа жест, будто что-то утирал.
Я сидел, следил и недоумевал. На одну короткую минуту мелькнула мысль: неужели ни у кого из них нет носового платка? Конечно, это подозрение я должен был тотчас погасить.
За столом сидели хорошо воспитанные, обеспеченные представители отборной интеллигенции, — разве можно допустить, чтоб они "обходились без помощи платка"?
Мое недоумение длилось недолго. Рядом со мной сидел журналист А. Епифанский. Он наклонился к моему уху и тихо, вопросительно зашептал:
- Не хотите ли понюхать?
- Что?
- Ну, известно, что… кокаин».
Написал ли репортажи о подобного рода посиделках журналист Епифанский? История о том умалчивает.