ДВР: «Довольно весёлая республика»
Исторически не установлено, кто сформулировал идею промежуточного государства на Дальнем Востоке, но впервые термин «буфер» публично произнёс меньшевик Иван Ахматов.
Просуществовала Дальневосточная республика всего два года, после чего растворилась в истории, выполнив свою геополитическую миссию и оставив за собой имя «Довольно веселой республики», которым расшифровывали аббревиатуру ДВР острословы того времени.
Один из очевидцев так описывал владивостокскую действительность в те годы: «Этот окраинный город был тогда похож на какую-нибудь балканскую столицу по напряжённости жизни и на военный лагерь по обилию мундиров. Кафе, притоны, бесчисленные, как клопы в скверном доме, спекулянты, торгующие деньгами обоих полушарий и товарами всех наименований. Газеты восьми направлений. Морфий и кокаин, проституция и шантаж, внезапные обогащения и нищета, мчащиеся автомобили, литературная и прочая богема. Напряженное ожидание то одного, то другого переворота. Парламенты. Военные диктатуры. Речи с балконов. Мундиры чуть ли не всех королевств, империй и республик. Лица всех оттенков, всех рас до американских индейцев включительно. Белогвардейцы и партизаны, монархический клуб рядом с митингом левых. Взаимное напряжённое недоверие. Американские благотворители. Шпики. Взлетающие на воздух поезда в окрестностях. Пропадающие неведомо куда люди… Перенесите все это за восемь тысяч вёрст от Москвы, отдайте одну улицу белым, а другую — красным, прибавьте сюда по полку, по роте солдат разных наций, от голоколенных шотландцев до аннамитов и каких-то неведомых чернокожих — и вот вам Владивосток переходных времён».
«Мы предлагаем здесь образовать буферное государство…»
В 1917 году Владивосток от мировой войны и русской революции отделяли тысячи вёрст. Но далёкий город стал одним из ключевых узлов истории тех лет — именно через порт Владивостока в годы Первой мировой войны шло основное снабжение России поставками оружия и снаряжения из США, Японии и англо-французских колоний. Поэтому здесь соберутся дипломаты и дельцы со всего света.
Именно Владивосток станет местом эвакуации «Чехословацкого корпуса» — и по пути в его порт, растянувшись на тысячи вёрст Транссиба, вооруженные эшелоны бывших пленных весной 1918 года свергнут по всей Сибири только что созданную советскую власть, отдав земли к востоку от Урала в руки адмирала Колчака. Именно во Владивостоке высадятся самые многочисленные и разнообразные части иностранных интервентов, чтобы оккупировать земли от Иркутска до Тихого океана.
К январю 1920 года государство «Верховного правителя России» Колчака стремительно развалится от ударов красных армий и восстаний в тылу, а поддерживавшие адмирала интервенты не захотят втягиваться в войну с партизанами в сибирской и приамурской тайге. Вот тут-то и начнётся большая геополитическая игра в «Дальневосточную республику». Крупных игроков окажется как минимум трое: Москва, Токио и Вашингтон. Плюс игроки масштабом поменьше — конгломерат местных политических сил Дальнего Востока.
В январе 1920 года, когда после падения военной диктатуры Колчака к востоку от Урала возник очередной вакуум власти, в Иркутске эсеры и меньшевики создали «Политцентр» — ещё одно временное правительство, пытавшееся вести переговоры как с остатками «белых», так и с наступавшими «красными». Тогда-то Иван Ахматов, один из руководителей «Политцентра», и озвучил идею: «Мы предлагаем здесь образовать буферное государство и демократическое правительство…»
Игра началась сразу — для остатков «белых» и для иностранных дипломатов Ахматов озвучивал версию, что «буфер» нужен для остановки наступления «красных», а на переговорах с большевиками выдвигались совсем иные доводы… Хотя до 1920 года Ахматов был активным противником большевиков, но в будущей Дальневосточной республике он вполне примирится с ними.
Прагматичный Ленин понимал, что любое движение советских войск западнее Байкала вызовет открытое столкновение с Японией — к началу 1920 года от Читы до Владивостока размещалось почти 100 тысяч солдат японской армии.
В это же время у советской России назревала большая война с националистической Польшей, расстояние от которой до Москвы было в пять раз меньше, чем до Забайкалья и Дальнего Востока. В феврале 1920 года Ленин слал нервные телеграммы командованию 5-й армии красных, подходившей к Байкалу: «Ни шагу на восток далее, все силы напрячь для ускоренного движения войск и паровозов на запад… Мы окажемся идиотами, если дадим себя увлечь глупым движениям в глубь Сибири, а в это время Деникин оживёт и поляки ударят. Это будет преступление».
Идею «буфера» приняли и в Токио: японцы, несмотря на превосходство в силах, не горели желанием воевать в тайге с многочисленными красными партизанами.
К тому же Вашингтон не желал резкого усиления империи самураев и уж тем более не хотел, чтобы японская экономика переваривала дальневосточные богатства без участия американских коммерсантов.
«Временное положение Временного правительства…»
К весне 1920 года геополитическая игра в «Дальневосточную республику» шла вовсю. 6 апреля 1920 года на съезде в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ, столица Бурятии) провозгласили Дальневосточную республику, ДВР, — формально независимое от Москвы многопартийное «демократическое государство» без какого-либо социализма в экономике.
Под неусыпным контролем ленинской Москвы в Дальневосточной республике шла игра в демократию: с завидной регулярностью проводились выборы в те или иные органы государственной власти и устраивались парламентские дискуссии, что отвлекало противников коммунистов от вооружённой борьбы.
ДВР могла сколько угодно считаться независимым государством, но именно за большевиками уже стояла большая советская Россия, поддерживавшая их людьми, деньгами и вооружённой силой. Значительную часть населения, как и в 1917 году, привлекали простые и понятные лозунги ленинской партии.
Многие дальневосточные избиратели хотя и не испытывали симпатий к коммунистическим идеям, но, пережив череду переворотов, готовы были голосовать за большевиков, понимая, что любая устойчивая власть лучше хаоса гражданской войны: к 1920 году, после краха «белых» режимов, именно большевики ассоциировались с такой властью. К тому же все «белые» и антибольшевистские силы на Дальнем Востоке открыто сотрудничали с иностранными интервентами — и на этом фоне «красные» воспринимались многими как единственная сила, способная восстановить целостность страны.
«Используем американский империализм против японской буржуазии…»
Среди рядовых большевиков далеко не все понимали и принимали идею «буфера». Многие подпольщики и таёжные партизаны были далеки от тонких геополитических раскладов, намереваясь воевать с японцами и добивать «белых». Других раздражали игры в демократию, необходимость делить завоёванную власть с недавними противниками.
В Москву не раз поступали доклады с мест: «К буферу красноармейцы относятся крайне враждебно. Говорят, что будут бороться за Советскую власть до последней капли крови, несмотря на голод и лишения, но буфера не хотим, и если положение на фронте потребует нашего отступления, то мы истребим всех стоящих у власти в буфере, не считаясь и с коммунистами…» В ответ Ленин слал гневные телеграммы в стиле «Надо бешено изругать противников буферного государства, погрозить им партийным судом…».
«Буферная» ДВР с её свободой торговли должна была привлечь американский бизнес в противовес японцам и тем самым прорвать экономическую блокаду советской России. Руководитель разведки ДВР Михаил Трилиссер в декабре 1920 года так прямо и объяснял местным коммунистам: «Мы должны стремиться к созданию здесь таких внешних условий, которые могли бы помочь иностранцам, стесняющимся непосредственно завязать торговые отношения с советской Россией. В этом есть смысл буфера».
ДВР действительно смогла начать многочисленные переговоры с американскими компаниями по «концессиям» на Дальнем Востоке: бизнесменов из США привлекали добыча леса, угля, нефти и золота на тихоокеанском побережье бывшей Российской империи. Быстро появились и представители иных стран: так, канадцы интересовались крупнейшим в Сибири источником соды на Доронинском озере под Читой, а германский консул в Маньчжурии инициировал переговоры с ДВР по поводу участия немецких фирм в поиске вольфрамовых, молибденовых и ванадиевых месторождений на территории Дальнего Востока.
Но первым оказался некий американский предприниматель Джон Винт, по договору с властями ДВР начавший добычу золота на притоках Амура. Не меньшую активность проявили нефтяные корпорации: уже летом 1920 года американская «Sinclair Oil Corporation» договаривается с ДВР о добыче «чёрного золота» на Северном Сахалине. Однако, когда американские нефтяники высадились на острове, их арестовали японцы. При этом Токио официально заявил, что большевики таким образом пытаются стравить Японию и США.
И всё же Дальневосточной республике удалось пробить дипломатическую и экономическую блокаду. Японии пришлось начать официальные переговоры с ДВР, представители «республики» появились в Китае, а затем и в США. В Читу, которая тогда считалась столицей ДВР, прибыл американский дипломат Колдуэлл.
В конце 1921 года в Вашингтоне открылась так называемая «Тихоокеанская конференция», в ней участвовали все государства, имевшие интересы в регионе, но фактически всё решали три крупнейшие на тот момент державы Тихого океана — США, Япония и Британская империя. Чтобы оказать давление на японцев, американские власти допустили в Вашингтон и делегацию Дальневосточной республики.
Официально ДВР в конференции не участвовала, но активно работала на неофициальном уровне. Итогом стало фактическое принуждение Японии под нажимом США вывести оккупационные войска из Приморья и Приамурья. Токио в то время был ещё не готов открыто конфликтовать с американцами, а в Вашингтоне сочли, что лучше русский Дальний Восток достанется слабой ДВР, чем сильной Японии.
Ленинская хитрость — при помощи «буферной» республики «использовать американский империализм против японской буржуазии» — увенчалась успехом.
Банкиры и партизаны из ДВР
25 октября 1922 года японские интервенты покинули Владивосток, в тот же день на улицы города вступили части НРА ДВР, неделей ранее разгромившие остатки белых армий в Приморье. В Кремле постановили игру в «буфер» прекратить.
14 ноября 1922 года парламент ДВР принял решение: «На всём русском Дальнем Востоке объявить власть Советов».
На следующий день после «самороспуска» ДВР правительство РСФСР издало декрет о включении Дальнего Востока в состав России.
В Москве 1922 года бушевал «угар НЭПа». И некогда успешный американец, бывший лидер ДВР Александр Краснощёков быстро нашёл себя при «советском капитализме». Пользуясь авторитетом и связями в верхах, он организовал… банк.
Акционерное общество «Торгово-промышленный банк СССР» быстро оказалось вторым финансовым учреждением в стране после Госбанка. Кредиты промышленности и частным коммерсантам, сеть филиалов по всей России, первые после революции переводы за границу для частных лиц, реклама банка Краснощёкова на первых советских самолётах… Бывший глава ДВР работал с размахом менеджера крупной американской корпорации. Однако и жил он, не отказывая себе в радостях жизни.
Дорогие машины, особняк в Москве, загородный дом, бурная светская жизнь — обычный быт крупного коммерсанта, но на фоне нищей страны и всё ещё аскетичной морали победивших большевиков, председатель правления «Промбанка» Краснощёков слишком выделялся. В сентябре 1932 года бывшего главу ДВР арестовали по обвинению в растратах и коррупции.
За полгода, пока длилось следствие, Краснощёков написал в Лефортовской тюрьме книгу о банковской системе США. Начавшийся в марте 1924 года суд стал одним из самых громких процессов эпохи НЭПа.
В капитале «Торгово-промышленного банка» преобладали государственные деньги, и подсудимому припомнили все мнимые и реальные грехи. В газетах писали: «Установлены бесспорные факты преступного использования Краснощёковым средств в личных целях, устройство на эти средства безобразных кутежей, использование хозяйственных сумм банка в целях обогащения своих родственников…»
Показания против Краснощёкова дал его бывший соратник по ДВР Генрих Эйхе. В 1923 году Краснощёков устроил его на работу в свой банк на хлебную должность «начальника подотдела снабжения хозяйственного отдела». Эйхе рассказал суду как фактически государственные деньги использовались в личных целях, вплоть до комических мелочей — оплата цветов многочисленным любовницам Краснощёкова проводилась по графе «Вывоз мусора».
Но именно благодаря своим интимным связям бывший глава ДВР вошёл и в историю русской литературы. Пока он сидел в Лефортовской тюрьме, его дочь от первого барака жила в доме Лили Брик, прославленной в поэзии музы «футуриста» Маяковского. Самая знаменитая женщина московской богемы 20-х годов искренне делила свои симпатии между поэтом и «вторым большим», как она называла Краснощёкова в письмах. Краснощёков стихов любовнице не посвящал, но брал другим — именно он щедро финансировал первые поездки Брик и Маяковского за границу.
Суд дал Краснощёкову 6 лет тюрьмы, но уже через год его амнистировали. Дальнейшая жизнь бывшего главы ДВР прошла на чиновничьих должностях средней руки. В 1937 году Краснощёкова, начальника Главного управления новых лубяных культур Народного комиссариата земледелия СССР, арестовали и расстреляли.
Его коллега по Дальневосточной республике, Пётр Никифоров, в 1936 году предусмотрительно ушёл на пенсию, сославшись на подорванное царской каторгой здоровье. И скромным пенсионером прожил ещё почти сорок лет, мирно скончавшись 90-летним старцем в 1974 году. Дальневосточную республику тогда почти забыли как недолгий курьёз из истории гражданской войны. Даже в Приморье был куда больше известен заместитель Никифорова, казнённый японцами и белогвардейцами Сергей Лазо — ему ставили памятники и снимали пафосные кинофильмы о его судьбе. Имена же Никифорова и Краснощёкова помнили только немногие профессиональные историки.
На этом рассказ о людях, создавших ДВР, можно было бы закончить, не найдись уже в XXI веке любопытный документ — рассекреченный доклад Сталину о подполье, которое готовили в годы Великой Отечественной войны на случай падения столицы СССР. Именно забытый всеми пенсионер Никифоров с дореволюционным опытом нелегальной деятельности в августе 1941 года создавал сеть агентов и явочных квартир на случай захвата Москвы немцами.
Когда же в мае 1942 года непосредственная опасность для столицы миновала, Пётр Никифоров уехал на Дальний Восток, где занялся подготовкой подполья и партизанских отрядов уже на случай нападения Японии. Прежде всего искали стариков, имевших опыт борьбы с японскими интервентами в годы гражданской войны. Почти 15 тысяч заранее обученных партизан и 191 секретная база в тайге на Амуре — итог деятельности «спецгруппы» Никифорова. Так забытая всеми «буферная» ДВР последний раз послужила делу защиты дальневосточных границ России.