Американские бомбардировки и американское общество

На стене в приемной у Билли висела в рамочке молитва: «Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество — чтобы изменять то, что могу, и мудрость — всегда отличать одно от другого» К тому, чего Билли изменить не мог, относилось прошлое, настоящее и будущее. Курт Воннегут. Бойня номер пять. Французский философ-революционер Ги Дебор писал, что современный человек живет в обществе спектакля. Он так внутренне оторван от других людей, растворен в обезличенном городе, сосредоточен на быте и узком фронте работы по специальности, что единственная его связь с внешним миром — это картинка на экране телевизора. В зависимости от того, что покажут ему СМИ — он будет верить в злых русских, кровавых ближневосточных диктаторов, нано-технологии, царя-праведника, двенадцатичасовой рабочий день, борьбу с международным терроризмом, инопланетян, сионистов — и что угодно еще. Поскольку попавший в «суету сует» ускоряющейся день ото дня жизни человек не может (да и не хочет) сам прикасаться, удостоверяться и разбираться во всем, что ему говорят — то его картина мира неизбежно формируется «элитой». Со временем люди начинают адаптироваться, перестраиваться под эту роль пассивного наблюдателя, вокруг которого разворачиваются неподконтрольные ему события. Они становятся убеждены, что от них ничего не зависит (ведь в их опыте и правда нет ни одного случая, когда их мнение решало что-либо, кроме выбора покупок). Их способность к критическому мышлению отключается — за ненужностью. Наоборот, факты, противоречащие общей картине, грозящие разрушить привычный взгляд на мир — отбрасываются, не замечаются: так хитро работает стоящий на страже человеческого спокойствия разум. «— Давай посоветуемся, какое столовое серебро нам выбрать? — Пожалуйста. — Я остановилась на двух образцах: либо «Датский король», либо «Шток-роза». — «Шток-роза», — сказал Билли. — Собственно говоря, спешить не стоит, — сказала она. — Понимаешь, что бы мы ни выбрали, нам всю жизнь с этим жить». Поэтому мы можем возмущаться, когда американские элиты под предлогом постановочных (и не подтвержденных экспертизой) химических атак начинают новую мировую войну — и их действия не вызывают осуждения ни у собственного населения, ни у народов из «мирового сообщества». Нам не ясно, как можно кричать «вор!» ‑ и воровать, обвинять в убийстве мирного населения — и наносить удар по женщинам и детям. Может показаться, что американцы не учатся на ошибках — «все» еще помнят, как госсекретарь США тряс пробиркой с иракской сибирской язвой, с известным результатом. Не говоря уже о том, что сами Соединенные Штаты активно передавали химическое оружие своим будущим «жертвам». Однако рядовой американец — человек простой, он начинает беспокоиться только тогда, когда на Родину начинает возвращаться слишком много цинковых гробов. Его не очень-то занимают бомбежки Югославии, Вьетнама, Дрездена или Хиросимы и Нагасаки — только если они не перетягивают чрезмерный объем налогов. Элита США отчаянно цепляется за мировое господство — она никогда не отличалась излишним человеколюбием, и странно ожидать от нее этого в веке XXI, с его обессмысленной жизнью и расшатанной моралью. Нам, жителям России, в этом смысле повезло — мы находимся по другую сторону баррикад, на наше несовершенное государство выпала неблагодарная роль борца с хаосом, создаваемым сходящим с ума Западом. Однако не стоит тешить себя мыслью, что общество наше — активное и здравомыслящее. Мы закрываем глаза на многие несправедливости и во внутренней политике, и в повседневной жизни. Нас легко запутать медийными героями, странными протестами, политическими играми. Наши элиты глубоко связаны с Западом, стремятся с ним «подружиться» ‑ и потому их действия частичны и непоследовательны. Еще предстоит узнать, куда это заведет Россию и что в решающий момент будет делать ее народ: крах СССР, расстрел Белого дома, вера в Ельцина («да-да-нет-да»), — все это феномены, вполне сопоставимые по абсурдности с американскими. Однако в любом обществе находятся люди — не то, чтобы особенно умные или образованные; скорее, чуть-чуть тоньше чувствующие или оказывающиеся в нужное время и в нужном месте. «Общество спектакля» дает на них сбой. Они — при достаточном упорстве, силе воли, степени осознанности, — имеют шанс побороться со СМИ за умы сограждан. Если люди эти способны к организации, если в них живет вера в победу и любовь к «ослепленным» братьям, — то их усилия могут поднять революцию: в умах, в политике, в реальной жизни. В США таким человеком был Курт Воннегут — писатель, прошедший Вторую Мировую, свидетель уничтожения американской авиацией мирного немецкого города Дрезден, в который со всей Германии стекались беженцы и который негласно считался послевоенной германской столицей. Там не было ни крупного производства, ни военных частей — более того, располагавшиеся рядом, на железнодорожном узле, нацистские силы вообще не пострадали. США в феврале 1945 году хотели затормозить продвижение к Берлину советских войск, не дать им завладеть крупным городом. Как обычно, американская элита без колебаний оплатила свои политические интересы тысячами чужих жизней (оценки разнятся: официально штаты говорили о десятках тысяч, их же исследователи — о 130 тысячах, участники и свидетели событий — о 250). Пройдет полгода, и страшнейшие бомбы полетят на Хиросиму и Нагасаки — что многие также расценили как угрозу Советскому Союзу. «Ясно было только одно: предполагалось, что все население города, без всякого исключения, должно быть уничтожено, и каждый, кто осмелился остаться в живых, портил дело… Американские истребители вынырнули из дыма посмотреть — не движется ли что-нибудь внизу. Они увидали Билли и его спутников. Самолет полил их из пулемета, но пули пролетели мимо. Тут самолеты увидели, что по берегу реки тоже движутся какие-то люди. Они и их полили из пулеметов. В некоторых они попали. Такие дела. Все это было задумано, чтобы скорее кончилась война». Воннегут в одном из главнейших антивоенных произведений ХХ века — «Бойне номер пять» — описывает судьбу простого американца, его попытку ужиться с теми событиями, которым он стал свидетелем — а также элиту США, холодно наблюдающую за мучениями своего и чужого «плебса». Это произведение многое может раскрыть в том, как устроен мир рядового гражданина и в наши дни. Остановись, мгновенье… «Послушайте: Билли Пилигрим отключился от времени» С этих слов начинается история не совсем выдуманного героя книги Воннегута. Формально это объясняется так: Билли похитили инопланетяне-трафальмадорцы, живущие в четырех измерениях и потому способные видеть не один, текущий, а все моменты времени сразу. Их глазу доступно и начало вселенной, и ее конец — который, естественно, уже предрешён. Вся жизнь для них — скольжение по изначально заданной траектории. Это мироощущение влечет за собой особое отношение к бытию. Для трафальмадорцев не существует смерти — видя или обсуждая мертвеца, они говорят только: «Такие дела». Они не могут повлиять на свою судьбу — и потому главная их жизненная мудрость гласит: нужно получать максимум удовольствия от тех позитивных мгновений, которые выпали тебе на долю. Воннегут не раз намекает, что образ инопланетян — лишь галлюцинация, порожденная полученным Билли в катастрофе ранением головы. В нем странным образом сплелись прочитанные героем книжки, расхожие жизненные мудрости, мечты — и нечто еще, сокровенное и человеческое, сокрытое глубоко в душе Билли. Ему кажется, что инопланетяне раскрыли ему секрет существования; они же сводят его с некоей понравившейся ему актрисой (в рамках изучения размножения у людей). С ними же связана способность Билли переноситься в своем сознании во времени: из кровати нелюбимой жены, брак с которой был заключен по расчету, он в любой момент может вернуться в объятья красотки, и так далее. «— А как — а как же погибнет Вселенная? — спросил Билли. — Мы ее взорвем, испытывая новое горючее для наших летающих блюдец. Летчик-истребитель на Тральфамадоре нажмет кнопку — и вся Вселенная исчезнет. Такие дела. — Но если вам это заранее известно, — сказал Билли, — то разве нет способа предупредить катастрофу? Неужели вы не можете помешать летчику нажать кнопку? — Он ее всегда нажимал и всегда будет нажимать. Мы всегда даем ему нажать кнопку, и всегда так будет. Такова структура данного момента… А в другое время у нас идут войны страшнее всего, что вы видели, о чем читали. И сделать мы тут ничего не можем, так что мы просто на них не смотрим. Мы не обращаем на них внимания. Мы их игнорируем. Мы проводим вечность, созерцая только приятное — вот как сегодня, в зоопарке. Правда, сейчас все так приятно?.. Вот этому земляне могли бы научиться у нас, если бы постарались. Не обращать внимание на плохое и сосредоточиваться на хороших минутах». Тема «остановки времени», или существования вне времени для человека современной западной культуры — активно обсуждалась зарубежными психологами и философами. Новое мироощущение Билли удивительно совпадает с описаниями какого-нибудь Умберто Эко, разбирающего массовую культуру. Итальянский философ отмечает, что в США герои заменяются супергероями, главной чертой которых является оторванность от времени. Они не стареют, не изменяются сами и не исправляют окружающего мира, не достигают каких-либо целей (которых, в общем-то, и нет). Супергерои всемогущи, бессмертны. Иногда это инопланетяне, порою — мультимиллиардеры, «суперсилу» которых составляют деньги. Усиливается ощущение «вневременности» существования простого человека через похожие, монотонные будни, призывы «жить сегодняшним днем» — в ущерб прошлому и будущему, сферу потребления и гламура. Ровно это же отмечает и Воннегут, описывая, где его герой в реальности повстречал остановленное время: «В лавке висело объявление: несовершеннолетним вход в помещение за лавкой воспрещался. Там можно было посмотреть в глазок фильм — молодых мужчин и женщин без одежды. За минуту брали четверть доллара. Кроме того, там продавались фотографии голых людей. Их можно было унести домой. Фотографии были очень тральфамадорские, потому что на них можно было смотреть в любое время и они не менялись. И через двадцать лет эти барышни останутся молодыми и все еще будут улыбаться, или пылать страстью, — или просто лежать с дурацким видом, широко расставив ноги. Некоторые из них жевали тянучки или бананы. Так они и будут жевать их вечно. А у молодых людей все еще будет возбужденный вид и мускулы будут выпуклыми, как пушечные ядра» Билли — да и все окружавшие его люди — жил, «не приходя в сознание». И до войны, и во время нее, и после — он действительно шел «по накатанной»: учеба, служба в армии, карьера, женитьба (не по любви — а по расчету). Жена его — Валенсия — была очень богата, но при этом ни на что в жизни не рассчитывала: кажется, ее единственным занятием была еда. Билли всегда следовал правилам, относительно хорошо выглядел, голос его был звучным и убедительным — благодаря специальной актерской тренировке. Никто даже и не замечал, что он психически болен — пока герой не очутился в госпитале, где доктора установили, что он действительно свихнулся. Впрочем, причиной его умопомешательства была названа обычная детская травма, из-за того, что отец бросил его в бассейн, а затем показал пропасть Большого каньона. Однако Билли оценивал себя и окружающих психбольных иначе: «Пришли они сюда добровольно, напуганные внешним миром». А в особенности — страхом перед своей пассивностью и безразличностью: «Билли вовсе не хотел жениться на некрасивой Валенсии. Их обручение было симптомом его заболевания. Он понял, что сходит с ума, когда услыхал, как он сам делает ей предложение, просит ее принять бриллиантовое кольцо и стать спутницей его жизни» Пока его мать общалась с соседом Билли по палате на тему богатой женитьбы и пользы от денег, сам герой читал фантастическую книгу. В ней описывались психически больные люди, причина болезней которых лежала в четвертом измерении, и потому трехмерные врачи-земляне не могли ее даже вообразить. По словам автора, в этом измерении находились великие поэты, а также рай и ад. Билли, тем не менее, под конец жизни ощутил в себе это «четвертое измерение». На вечеринке какие-то музыканты затянули душевную песню о старых друзьях и подругах: «Неожиданно Билли очень расстроился от песни, от всего. Никаких старых друзей у него никогда не было, никаких девушек в прошлом он не знал, и все равно ему стало тоскливо, когда квартет медленно и мучительно тянул аккорды… — Ничего, ничего, я вполне здоров. — Так оно и было, только он не мог понять, почему на него так странно подействовала песня. Много лет он считал, что понимает себя до конца. И вдруг оказалось, что где-то внутри в нем скрыто что-то таинственное, непонятное, и он не мог представить себе, что это такое» В этот момент Билли почувствовал нечто человеческое, отличающее его от простой машины, идущей по заранее заданным рельсам судьбы. А ведь такими «автоматы» составляли все его окружение. «Конечно, тральфамадорцы считают, что все живые существа и все растения во Вселенной — машины. Им смешно, что многие земляне так обижаются, когда их считают машинами» В другой фантастической книге, которую читал главный герой, описывается, к чему приходит такое «машинное» общество. В ней описывались роботы, которые бросали на людей с самолетов сжигающий их сгущенный желеобразный газолин. Они были запрограммированы так, чтобы не представлять себе, что делается с людьми на земле, ‑ и совесть у них отсутствовала. Основной персонаж был похож на человека, мог даже заводить романтические отношения с девушками, — но у него плохо пахло изо рта. За это все его не любили. Однако в итоге запах излечился, и робот был радостно принят всем человечеством в свои ряды. Так и американское общество, окружающее Билли, цеплялось в нем за различные формальности — но полностью игнорировала глобальные проблемы, вроде войн. Естественно, что тральфамадорцы — эти иллюзии главного героя, выражающую скрытую философию западного общества, — не признавали совесть и считали чувство вины лишним. Крестовый поход детей Американские граждане, вырванные из времени, не самостоятельные, не сознающие, всю жизнь двигающие по рельсам — на войну попадали к тому же еще и молодыми людьми. Курт Воннегут постоянно подчеркивает их «десткость», инфантилизм — и во время военных действий, и в послевоенную эпоху. Солдаты, даже чудом спасшиеся из окружения и вынужденные бороться за выживание, постоянно находятся в мире иллюзий: один из них представляет себя мушкетером, другой — великим несокрушимым мстителем, третий, считая себя балластом, просит оставить его в лесу и уходить без него. Они легко становились жертвами более хитрых и опытных политиков, презиравших их и видевших их насквозь. Одним из таких «господ жизни» был Говард Кэмбл — американец, перешедший на сторону нацистов. Он написал специальное руководство для немцев о том, что ожидать от солдат из США: «Фактически для американца быть бедным — преступление, хотя вся Америка, в сущности, нация нищих. В самом захудалом кабаке или ресторанчике, где сам хозяин тоже бедняк, часто можно увидеть на стене плакат с таким злым, жестоким вопросом: «Раз ты такой умный, где же твои денежки?» Там же всегда найдется американский флажок, не шире детской ладони, его приклеивают к палочке от эскимо и втыкают около кассы… Тюремную администрацию, имеющую дело с пленными солдатами американской армии, надо предостеречь: не ищите у них братской любви даже между родными братьями. Никакого контакта между отдельными личностями тут ожидать не приходится. Каждый из них будет вести себя как капризный ребенок и думать, что лучше бы ему умереть» Кэмбл пришел к американским военнопленным в Дрездене, чтобы рекрутировать их в создаваемый им нацистский «Свободный американский корпус», который должен был сражатсья на русском фронте. Характерна внешность этого нациста: «На нем была широкополая ковбойская шляпа белого цвета и черные ковбойские сапоги со свастиками и звездами. Он был туго затянут в синий облегающий костюм с желтыми лампасами от подмышек до щиколоток. Нашивки изображали профиль Авраама Линкольна на бледно-зеленом поле. Нарукавная повязка была ярко-красного цвета, с синей свастикой в белом круге. — Синий цвет — это небо Америки, — объяснял Кэмбл, — белый — это цвет белой расы, которая покорила наш континент, осушила болота, вырубила леса и построила мосты и дороги. А красный цвет — это кровь американских патриотов, так щедро пролитая в минувшие годы» Кэмбл считал себя патриотом Америки. Он обещал пленным хорошую еду, комфортную жизнь — и безопасное бегство (репатриацию) через Швейцарию после окончания войны, если те согласятся воевать за нацистов. Особенно интересна (и точна) его логика: «Все равно, раньше или позже вам придется драться с коммунистами, — сказал Кэмбл. — Так не лучше ли сейчас разделаться с ними сразу?» Не ясно, как бы поступили в этой ситуации молодые американские солдаты. Воннегут подчеркивает, что его персонажи — люди слабые, беспомощные перед внешними силами, играющими человеком. Те, которые обычно быстро разочаровываются в героизме. Однако в их рядах находится взрослая — во всех смыслах — личность: бывший школьный учитель Эдгар Дарби. Он поднялся, бросил в лицо Кэмблу, заговорил про конституцию США, свободу, справедливость, другие идеалы. Сказал о братстве русского и американского народа и их неизбежной победе. Однако судьба Дарби — характерна: он пережил плен и был застрелен своими же войсками, по абсурдному обвинению в «мародерстве». Его поймали с чайником, который он вынес из катакомб, разгребая завалы разбомбленного Дрездена. В этом есть не только случайность, как и в наличии среди нацистских командующих американца. Воннегут проводит параллель с реальным Крестовым походом детей, начавшимся в 1213 году. Тогда два монаха решили собрать детей во Франции и Германии и, под предлогом военного похода на Палестину, заманить их на корабль и продать в рабство на севере Африки. Папа Римский не был в курсе зловещих планов — и с восторгом приветствовал это начинание. Отсюда нужно вывести вопрос: кто выступает в роли «монахов» в случае американских солдат? С такими людьми главный герой Воннегута встречается неоднократно, и каждый раз описания этой элитной «касты» — необычайно схожи. Первая встреча происходит в лагере военнопленных, куда привезли Билли и других американцев. Там, обособленно от всего творящегося вокруг ужаса, жили английские офицеры. Красный Крест посылал им («из-за ошибки») в десять раз больше припасов, чем положено. У них же находился единственный в лагере медпункт. «Англичане были аккуратные, жизнерадостные, очень порядочные и крепкие. Они пели громко и согласно. Кроме того, англичане все эти годы выжимали гири и делали гимнастику. Животы у них были похожи на стиральные доски. Мускулы на ногах и плечах походили на пушечные ядра. Кроме того, они все стали мастерами по шахматам и шашкам, по бриджу, криббеджу, домино, анаграммам, шарадам, пинг-понгу и бильярду. Что же касается запасов еды, то они были самыми богатыми людьми в Европе» С немецким командованием они общались на равных, и вообще, Воннегут пишет об английских офицерах: «незыблемый островок в мире умирающих русских». Нацисты извинились перед ними за то, что заселяют к ним американских оборванцев. Но беспокоиться не о чем: вскоре их увезут в Дрезден. Английские офицеры пышно встретили американских солдат — и даже старались не выпячивать свои отличия от них. После войны жизнь Билли обеспечивалась одним из представителей американской деловой элиты. Он видел, что положение его — не самое худшее: однажды к нему постучались калеки-ветераны, собирающие деньги за подписку на несуществующие журналы. Билли знал, что рядом стоит богатый автомобиль с их надзирателем-капиталистом. Главный герой со временем полностью смирился к тем, что кто-то «наверху» командует им. Даже на очередном собрании Клуба львов, в который он входил, когда бывший майор читал пафосную речь о бомбежках Северного Вьетнама — «пускай у них настанет каменный век», — Билли ничего не сказал. Он вообще ничего не ощущал, хотя сам был в Дрездене, когда его сносили с лица Земли. В одном из фантастических романов, который читал Билли, описывался маленький Иисус Христос. Со своим отцом он работал в плотничьей мастерской. Однажды к ним пришли римские войны и сделали заказ на деревянный крест. Христос с отцом с радостью принялись за работу — они не задумались (или не захотели задуматься), что на сделанном ими кресте распнут «возмутителя черни». Так жил и Билли, питавшийся подачками пославшей его на войну элиты. Ключевой же для героя стала встреча в госпитале с бригадным генералом Рэмфордом, писавшим историю военно-воздушных сил, которому пришлось вставлять туда статью про Дрезден, поскольку правда об этом инциденте (долгие годы известная только русских и немцам, державшаяся в тайне от Америки) стала достоянием американской общественности. Воннегут описывает высокопоставленного военного, проводя явную аналогию с пленными английскими офицерами: «Ногу он сломал, проводя медовый месяц со своей пятой женой. Ее звали Лили. Лили было двадцать три года… Сам Рэмфорд был бригадный генерал в отставке, числился в резерве военно-воздушных сил и еще был профессором, автором двадцати шести книг, мультимиллионером с самого рождения и одним из лучших яхтсменов в мире. Самой популярной его книгой было исследование о сексе и усиленных занятиях спортом для мужчин старше шестидесяти пяти лет… Среди других книг Рэмфорд велел Лили достать в Бостоне копию речи президента Гарри Трумэна, в которой он объявлял всему миру, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба» Однако, в отличие от своих английских «коллег», американец отнесся к Билли с подчеркнутым презрением. Когда же главный герой попытался рассказать ему про Дрезден, Рэмфорд посчитал Билли сумасшедшим, произносящим ничего не значащий набор слов. Воннегут так прокомментировал это отношение: «По военной привычке Рэмфорд считал, что каждый неугодный ему человек, чья смерть, из практических соображений, казалась ему весьма желательной, непременно страдает какой-нибудь скверной болезнью» И действительно, американский генерал мало чем отличался от нацистов. В госпитале его не любили, поскольку Рэмфорд постоянно твердил, что слабые люди заслуживают смерти. А медицинский персонал был убежден, что жизни заслуживает каждый, и помогать всем нужно чем только возможно. Билли, движимый каким-то странным ощущением, пытался объяснить генералу (как пишет Воннегут, «оглохшему и ослепшему ко всему врагу»), что реально происходило в Дрездене. Герой даже пережил беспомощность, подобную той, что чувствовал на войне — в отношении нацистов. Однако Рэмфорд так ничего и не услышал, поскольку подобные откровения нарушали его душевный покой: «— Разве непременно надо об этом говорить сейчас? — сказал Рэмфорд. Он услышал, но не поверил. — Об этом никогда говорить не надо, — сказал Билли. — Просто хочу, чтобы вы знали: я там был» Высшие силы Часть детей, откликнувшихся на зов о Крестовом походе, почему-то перепутала место отправки и прибыла в Геную. История утверждает, что там их встретили не работорговцы, а простые жители — давшие им кров, еду, немножко денег на обратную дорогу и советов. Прибывшие на войну американские солдаты тут и там встречаются и с рядовыми немецкими гражданами, и с такими же молодыми германскими солдатами, также брошенными на смерть своей элитой. Даже когда Дрезден, со всеми его жителями, был уничтожен огненным смерчем — чудом выживших американских военнопленных, вместе с остатками их охраны, приютили у себя владельцы находящейся на окраине городе корчмы. Слепой немец накормил неприятельских военных и уложил их спать в сарае: «— Доброй ночи, американцы! — сказал он по-немецки. — Спите спокойно» Когда американцы поехали мародерствовать, заснувший у повозки Билли был разбужен жалостливыми голосами («такими, наверно, переговаривались друзья Иисуса, снимая его изуродованное тело с креста»). Это была пожилая чета акушеров, заметившая то, что не замечали американцы — везшие повозку лошади находились при смерти. Молодые солдаты были еще слишком глупы и неопытны, по привычке относились к окружающим без чуткости, как к «машинам». Они и не могли заметить страдания другого живого существа, например, лошади. Пара же акушеров всю жизнь возилась с чужими новорожденными — настолько, что не продлила даже свой род, хотя имела такую возможность. Так, тральфамадорцы когда-то говорили Билли, что для размножения людям нужно не два человека, а целых семь — хотя земляне и не могут этого узнать, поскольку не видят четвертое измерение. Главного героя заставили сойти с фургона и обратить внимание на лошадей. Увидев их состояние, он расплакался — впервые за всю войну. Однако не только на таких «добрых людях» держалась победа в войне. Конечно же, американские солдаты, находившиеся в состоянии детей — не могли бы ее обеспечить. И здесь проявляется почти что уникальная особенность Воннегута — в его произведении главную роль играют русские. Советский солдат, в то время как американцы, как маленькие дети, с ужасом озирались по сторонам, взвалил на себя основную ношу войны. Русские составляли подавляющую часть содержавшихся и умиравших военнопленных в лагере, куда попал главный герой. Видно, что именно они обеспечили победу над фашизмом — и благодаря им возможен был и героизм школьного учителя Дарби, и послевоенное существование главного героя. Пока Билли ходил, как в забытье, по лагерю, — он запутался в колючей проволоки. Несмотря на свои неуклюжие попытки, освободиться сам главный герой не мог. Освободил же его именно русский: «Русский солдат, тоже вышедший ночью оправиться, увидел по ту сторону проволоки дергающегося Билли. Он подошел к этому странному пугалу, попробовал ласково заговорить с ним, спросить, из какой оно страны. Но пугало не обращало внимания и только прыгало у проволоки. И русский солдат выпростал колючки одну за другой, и пугало запрыгало куда-то во тьму, не поблагодарив ни единым словом. А русский помахал ему вслед рукой и крикнул по-русски: — Счастливо!» На этот раз справиться со злой внешней силой американцу помогла другая, столь же внешняя сила — советская. Однако глупо было бы рассчитывать на это и в дальнейшем (тем более что Советский Союз, как мы знаем, рухнул). Воннегут, как обычно, посредством фантастического рассказа, который читает главный герой, описывает нам суть американской ситуации. Некий инопланетянин изучал Евангелие, чтобы понять, почему христиане так легко становятся жестокими. Он пришел к выводу, что в нем содержится один принципиальный просчет. Главный его герой — Иисус — с самого начала был «Сыном Самого Могущественного Существа во Вселенной». И читатель об этом знал. Соответственно, когда дело доходило до распятия, читающий Библию человек думал: «Черт, они же собираются линчевать совсем не того, кого надо!» Ведь ему было понятно: люди пошли против ставленника высшей силы, и потому будут наказаны. Так же живут и американцы: ими, как пешками, двигают некие внешние силы, решения которых никогда не ставятся под вопрос. Им не интересно, как их действия выглядят с точки зрения морали, человечности, гуманизма. Все, что они принимают в расчет — не переходят ли они дорогу кому-то из «сильных мира сего». Так же трактуется и Евангелие: «прежде чем кого-то убить, проверь, как следует, нет ли у него влиятельной родни?» Инопланетянин внес в священный текст одно изменение. Христос делал то же, что и раньше, говорил те же слова. Однако он был никем и «страшно раздражал людей с более влиятельной родней, чем у него». Они решили устроить себе развлечение — и распяли Иисуса на кресте. Люди думали, что за это им ничего не будет: ведь у Христа не было влиятельных родственников (в отличие от них самих)! Но внезапно небеса разверзлись, и Бог объявил, что нарекает сироту своим сыном, наделяет его всей своей властью и могуществом. Отныне он покарает каждого, кто будет мучить любого беззащитного бродягу. Потому что законом Вселенной является не сила, а любовь и правда. Билли жил по правилам своего общество и лишь иногда, в тайне ото всех, плакал. Он чувствовал что-то сокровенное в себе, но не мог понять, что. Ему казалось несправедливым происходящее вокруг, но Билли научился подавлять в себе почти все чувства. Главный герой Воннегута не безнадежен, не так одинок, каким себе кажется. Ему встречались достойные люди, отдававшие свои жизни для других — и именно на них держалась жизнь, ценой их усилий была куплена победа над нацистами и теми американцами, что сделали на них слишком сильную ставку. Билли, несмотря на все свои недостатки, пробудился. Но мир не сдвинется с места, время не вернется к американскому обществу, пока главный герой молчит. Так же, как Иисус, будущий спаситель человечества, в рождественском гимне, взятом к книге эпиграфом: Ревут быки. Теленок мычит. Разбудили Христа-младенца, Но он молчит.