О чем писали в дневниках в последний Новый год перед революцией

Когда думаешь о 1917-м, то невольно оглядываешься на самого себя: что в тебе осталось от тех чувств, которые в свое время казались единственно правильными? Что в нас осталось от детской кумачовой гордости 1967-го (тогда праздновали 50-летие Октября)? Жива ли в нас та солидарность с революционерами, с комиссарами в пыльных шлемах, которой мы были искренне захвачены в нашей комсомольской юности? А быть может, мы истово и восторженно (как бывало в горбачевскую перестройку) стоим за монархию и нами движет обида за ту, канувшую в Лету, державу? Или мы осуждаем и "белых", и "красных" и проклинаем все революции, как осуждали и проклинали в 1990-е? А может, в нас осталось лишь равнодушие и отчуждение нулевых: что нам этот 1917-й, у нас своих проблем хватает... Ничего этого в нас сегодня, кажется, нет. И нравится это политикам или нет, но на смену политизированным чувствам пришло простое человеческое сочувствие. Сопереживание всем, кто жил на сломе эпох, кого втянуло в сатанинскую воронку противостояния и братоубийства. Похоже, мы стали понимать - нет, не скрытые пружины случившегося, не сложные исторические процессы, а просто людей мы стали понимать. Вот как они любили друг друга. Как стояли у рождественских витрин и прикидывали, что купить детям на Рождество. Как читали газеты и ругались на царя и на его министров, на Германию и на весь сошедший с ума белый свет. Как спорили о Боге. Как одни голодали и мечтали дотянуть до лета, а другие транжирили миллионы. Как подростки грезили путешествиями и думали о том, что вот будет лето и тогда... На смену политизированным чувствам пришло простое человеческое сочувствие. Сопереживание всем, кто жил на сломе эпох, кого втянуло в сатанинскую воронку противостояния и братоубийства И уже никого, никого нам не хочется осуждать, а хочется лишь тихонько подойти к тем, кто там, в декабре 1916-го, наряжает елку, и шепнуть им... Что шепнуть? "Как я хотел вернуться в до-войны, // Предупредить, кого убить должны..." (Арсений Тарковский) Как предупредить? Обернуться ласточкой и слетать туда? Помню, бабушка вспоминала, как в 1916 году в их южный дом влетела ласточка и долго не хотела вылетать... В том же черноморском городе жил Костя Паустовский, будущий писатель. Начитавшись романтических книг, он летом 1916 года отправился на шлюпке по Черному морю и попал в страшный шторм. Его, чудом выжившего, спасли портовые сторожа. Смотритель порта спросил: "Почему вы вышли в море, когда с двух часов дня были подняты штормовые сигналы?" Паустовский сказал, что не разбирается в сигналах. "Запомните, - сказал смотритель, - что каждому человеку надо понимать штормовые сигналы. И на море, и в собственной жизни. Во избежание непоправимых несчастий". Научились ли мы понимать штормовые сигналы? Кто может с уверенностью сказать: я знаю, когда будет шторм... Похоже, если нас и тех, кто жил сто лет назад, что-то по-настоящему соединяет, так это неведение о будущем. Только мы уже не можем сказать, что наше неведение - блаженное. Вчитаемся в строки дневников и писем конца 1916 - начала 1917 года... Даты указаны по новому стилю, в скобках - старый стиль. 28 (15) декабря 1916 года. До 1917 года - 16 дней. Великая княжна Анастасия Николаевна Романова, 15 лет. Письмо отцу. Царское Село. Мой Дорогой Папа Душка! Ты уже хорошо знаешь, как мы съездили в Новгород, так как Ольга, кажется, Тебе много об этом писала. По-моему, было хорошо! Так уютно было спать в поезде и чувство было немного, как будто мы едем к Тебе в Могилев. Мария только что пришла и целует Тебя крепко. Вот скоро теперь и Рождество! Ждем Тебя мы все! В этот вторник я Вас вспоминала и представляла себе, как Вы в театр поехали. Я сию минуту получила от Жилика письмо и продолжение из "Таинственной руки". Я еще не читала, так как мы будем читать вслух все вместе, так интересней!.. Ну вот, Папа мой Душка, мне пора кончать. Христос с Тобою. Ужасно крепко целую Тебя и маленького Алексея. Любящий Тебя твой верный и преданный маленький 15-летний Каспиец. Александр Бенуа, 46 лет. Из дневника. Вместо какого-либо шага к миру приказ Государя по войскам с пометкой "Царьград". На кого это может теперь действовать? Кто это ему советует?.. Ох, доиграются до катастрофы, ох, допляшутся! 29 (16) декабря. До нового 1917 года - 15 дней. Лев Тихомиров, 64 года. Из дневника. У нас нынче истинная анархия, океан мути болотной. И это во время войны и "военного положения". Полное безлюдье. Эти земцы и городские головы не имеют ни искры государственного чутья и склада ума. Они ничего не понимают, кроме оппозиции, агитации, революции. Организующей мысли нет ни на один грош. И все это ведет нас к гибели, не к либеральному устройству, а к гибели. Аделаида Герцык-Жуковская, 42 года. Из письма Марии и Михаилу Гершензонам. Из Крыма в Москву. С 6 часов вечера сидим в темноте. Сахару, конечно, нет. Уже два месяца с половиной, как его изъяли из употребления. Но это все не важно... Все это ничего, и мы в потемках могли бы рассказывать детям сказки, но вся наша жизнь здесь как-то уж приходит к концу... Ваши несколько строк так ярко нарисовали мне картину нашей московской жизни - как будто мирную снаружи и жуткую внутри, с ее бесконечными разговорами, пересудами и общей нервозностью. 5 января (23 декабря). До нового 1917 года - 8 дней. Константин Паустовский, 24 года. Из дневника. Повальное сумасшествие... Все, что мне подсовывали как ценности, оказалось чепухой... Дикая, монгольская, бесстыдная Россия. Позор. Вонючие возчики, молодцы, дрянные, озверелые бабы. Пакгаузы... Брянский вокзал... Трамваи - люди хуже скотов. Куда мы идем? Рюрик Ивнев, 25 лет. Из дневника. Сон. Всюду синие твердые куски атмосферы. Идешь, и хрустит под ногами, как стекло. Чувствуется, что все это происходит там, наверху, в воздушных пространствах. И вдруг идет навстречу мне странничек, и в нем я узнаю Императора Павла. У него над головой сияние, и весь он тихий, и светлый, и грустный... 6 января (24 декабря). До нового 1917 года - 5 дней. Рюрик Ивнев. Из дневника. Снова видел во сне Императора Павла. Он обнял меня и молча указал на большую дорогу... Что мне делать? Что мне делать?.. Я хочу пойти к настоятелю Петропавловского собора и рассказать ему обо всем... 7 января (25 декабря). До нового 1917 года - 6 дней. Рождество Христово. Ольга Николаевна Романова. 21 год. Из дневника. В 6 ч. мы вдвоем с Мамой к себе в лазарет на елку, устроенную в гостиной... Мама раздавала всем подарки... После обеда поиграла по заказу Папы Божественные вещи и пошли все к Ане, где была вся семья отца Григория: Парасковья Феодоровна, Митя, Матреша и Варя. Они уезжают во вторник в Покровское. Пошли к Алексею и Жене. Ничего особенного не делали. В 11 ч. спать... Александр Бенуа. Из дневника. Больше всего слышишь гадкого вздора от засевших в тылу "амбюскировавшихся" вояк. Они в целом и создают ту атмосферу безумия, которая фатально должна привести к общей гибели (их же, дураков, в первую голову). 9 января (27 декабря). До нового 1917 года - 4 дня. Рюрик Ивнев. Из дневника. ...Вдруг Павел совсем близко подходит, наклоняется и задушевно так говорит: "Скажи своему государю, что он и Россия будут спасены через меня, ступай во все концы России и беседуй обо мне и прожигай живым словом людские сердца. Понял теперь? Теперь понял?" Александр Бенуа. Из дневника. В квартире стоит дьявольский холод... Холод парализует работу, как ничто... 10 января (29 декабря). До наступления 1917 года - 3 дня. Ольга Николаевна Романова. Из дневника. В 2 ч. мы вчетвером и Настенька поехали на елку в Инвалидный дом. Обошли всех раненых. После сидели с Мамой у Алексея в игральной. Он веселый, с ним все время Женя. Пили чай внизу и т.д. Вечером провели как всегда, но грустно, все неприятности бедным Папе и Маме. Принимала офицеров моего полка... 13 января (31 декабря). До наступления 1917 года - один день. Прапорщик Алексей Булгачёв. Из дневника. Весь декабрь простояли на месте в Дядьковцах. Хотя было и скучно, но все же уезжать неохота, привыкли к квартирам и вообще к обстановке. Праздники встретили невесело, но на месте. Погода стояла переменная - то мороз, то дождь. Вообще 16-й год прошел благополучно, скучно - были бои и отдых. Кира Аллендорф, 11 лет. Из дневника. Вчера мы были у Поливановых; мы делали гимнастику в гимнастической зале. Нюся с нами не пошла, потому что у нее была в гостях подруга Табенская. Вечером я, папа и Шура поехали провожать Нюсю и тетю Аню на вокзал. Мы ехали туда на извозчике, а обратно на трамвае. Вчера тетя Аня и Шура поехали в город. Тетя Аня подарила мне книгу "История маленькой девочки"... Сегодня мы гуляли на Арбате. Мы Новый год не будем встречать. Ольга Николаевна Романова. Из дневника. Вечером собираемся на молебен. С Аней гадали на воске и бумажке. Был чай и в 11.45 на молебен, после чаю сразу спать. Софья Дрыжакова, 45 лет. Из дневника. Сейчас окончится еще год... Со мною Коля и Витя. Приехал Юра в отпуск и встречает Новый год у Кари. - Я не эгоистка, и если "им" хорошо, то и мне тоже... Вот и 1917 год... Грустно! Придется еще жить и переживать многое... 14 января (1 января). Первый день 1917 года. Александр Бенуа. Из дневника. Встреча Нового, 1917 года произошла у нас на сей раз с необычной помпой... Вечер закончился обильным ужином (с жареными курами). Все пожелания при наступлении Нового года свелись к скорейшему наступлению мира! Павел Антокольский, 20 лет. Из тетради стихов. Я не верю ангелочкам, понавешенным на елку... Прапорщик К.В. Ананьев. Из дневника. Новый год встречали в собрании, но невесело прошла эта встреча, вина не было, а главное, не было барышень, которые могли бы развеселить нашу новогоднюю встречу. Кричали "ура!", пели гимн и т. д., но все это было как-то сухо. Сообщение от штаба Верховного главнокомандующего: "Западный фронт. В рижском районе южнее озера Бабит немцы густыми цепями атаковали наши части, расположенные восточнее деревни Калицем. Атака была отбита..." Вера Судейкина, 28 лет. ...Мы побрели домой, и, проходя мимо церкви, я уговорила Сережу зайти. Прекрасное пение и мягкий свет смягчили душу раскаявшегося упрямца, и, выйдя, он пожимал мне руку, был вновь в прекрасном настроении: падал мягкий снег, деревья были в инее. Церковное пение, некупленная икона и рассеянный гнев, по словам Сережи, вызвали в нем желание написать меня в образе Ангела-Руководителя. Сережа писал весь вечер... Газета "Русское знамя". Статья "На рубеже 1917 года": "Чрезвычайно любопытную эпоху переживает Россия... Остается лишь молить всевидящее око о поддержании в русском народе его неистощимой выносливости в борьбе за свободу и счастье России". Константин Паустовский. Из дневника. Снова в Ефремове. В соборе ночью... Дым и треск свечей. Ризы. Великая ектиния. Дома - вино, фрукты и тосты - за все, за все... Новый - 1917 год. Газета "Голос Руси". "Правительство должно ясно сказать, что государственного переворота оно не допустит. Если, как говорил депутат Керенский, оппозиция верует в силу "улицы", то пусть попробует прибегнуть к этой улице. Только как бы не промахнулись". 18 января (5 января) - пятый день 1917 года. Павел Антокольский. Из тетради стихов. Как в дни разбитых баррикад Те сумрачные демагоги Витийствовали на дороге, Ведущей прямо в старый ад... Кира Аллендорф. Мы, может быть, на Пасху поедем в Нежин; мама и папа почти согласились. Но, как еще далеко до Пасхи! Мы уже решили: когда дядя Эря, тетя Зина и Наташа будут ехать в Нежин, то и нас захватят. Ах, как я хочу в Нежин! Я так люблю думать об этом времени... 22 января (9 января) - девятый день 1917 года. Кира Аллендорф. 22 января (9 января). Понедельник - днем. Я только что пришла из гимназии. Шуры еще нет. M-lle не пришла; она уже несколько дней не приходила, наверное, она больна ангиной... Вчера вечером мы зажигали елку и потом разобрали ее. Игорь все спрашивает, где елка. Владимир Ленин, 46 лет. Из выступления перед эмигрантской молодежью в Цюрихе. ...Эта грядущая революция покажет еще в большей мере, с одной стороны, что только суровые бои, именно гражданские войны, могут освободить человечество от ига капитала... Вместо послесловия. Павел Антокольский. Из тетради стихов. Январь 1917 года. Когда каскады толп в пустое небо влезут, И отшатнется страх в простреленном мозгу, И сонмы ангелов затянут Мерсельезу, И каждый заорет: "Я - больше - не могу!"...