Гендерная революция: пока захлебнулась

Революция отменяется. Мы не увидим первую женщину-президента США – по меньшей мере еще четыре года. Если бы Хиллари Клинтон выиграла выборы, как предсказывали все соцопросы, то бы пробила самый высокий в мире «стеклянный потолок» – но она остановилась в полушаге от президентского кресла, получив большинство голосов американцев, но не выборщиков от штатов. Исход выборов решили 45-летние белые мужчины, жители американской глубинки, исправно ходящие в церковь и верящие в традиционные ценности. Но значит ли это, что гендерной революции поставлен барьер и Америка, вслед за частью остального мира, возвращается к патриархату? Вовсе нет: избирательная кампания Хиллари показала, что Америка готова к женщине-президенту, и это лишь вопрос времени и харизмы претендентки. Казалось бы, что в этом нового? В посттэтчеровском мире женщины все чаще занимают командные высоты в политике – тон задает здесь эмансипированная Северная Европа: от Тарьи Халонен, президента Финляндии в 2000-2012 годах, до действующего премьер-министра Норвегии Эрны Сульберг и нынешних президентов Литвы Дали Грибаускайте и Эстонии Керсти Кальюлайд. В Латинской Америке на авансцене солирует трио женщин-президентов: Мишель Бачелет в Чили, Кристины Киршнер в Аргентине и Дилмы Русеф в Бразилии (правда, в отношении последних двух сейчас проводится расследование в связи с обвинениями в коррупции). Тереза Мэй, которая взяла на себя нелегкую ношу вывода Великобритании из Евросоюза, и наконец, Ангела Меркель, которая стала неформальным лидером ЕС и показала Европе примеры твердости, великодушия и моральных принципов в тяжелейший период миграционного кризиса, евроскептицизма и «брекзита». Но даже на этом фоне предвыборная кампания Хиллари и тот факт, что она была так близка к победе, впечатляют – именно потому, что все это происходило в США, которые по-прежнему остаются консервативной и религиозной страной с косной и громоздкой политической системой. Это в Финляндии, где женщины первыми в мире получили избирательные права и где, как и во всех северных странах, в обществе царит матриархат, женщина-президент никого не удивляет, но для Америки это был подлинный прорыв. Первым кандидатом на пост президента США была суфражистка Виктория Вудхилл еще в далеком 1872 году. Но настоящий путь к президентской кампании Хиллари Клинтон начинается в 1960-х с их сексуальной революцией, гражданскими движениями от Мартина Лютера Кинга до Харви Милка, с Вудстоком, хиппи, ЛСД и протестом против войны во Вьетнаме. И вслед за ними вся американская культура последнего полувека готовила появление сначала черного президента и сразу следом за ним – кандидата-женщины: все бесчисленные голливудские боевики и фантастические фильмы, где бьются со злом и летят к звездам команды, в которых обязательно будут темнокожий и женщина, все навязчивые ритуалы позитивной дискриминации, когда в каждом анонсе о рабочем месте, каждой анкете и каждом корпоративном мейле обязательно добавлялось, что работодатель предоставляет равные возможности всем группам (equal opportunity employer). Над американскими ритуалами политкорректности в России принято смеяться: как гласил один бородатый анекдот, следующим президентом США станет одноногая чернокожая лесбиянка. Но теперь шутки в сторону – темнокожий президент уже был, на очереди женщина. И даже если до президента-гея Америке еще далеко (хотя, скажем, Барак Обама фотографировался для обложки гей-журнала «Аут», который назвал его «союзником года», а для Северной Европы лидер из числа ЛГБТ вообще норма, как, например, премьер Исландии в 2009-2013 годах — открытая бисексуалка Йоханна Сигурдардоттир), можно говорить об умении американского общества эволюционно менять свою страну под заданные социокультурные модели. Антропологи считают, что в мире существует два типа наций. Один, который условно можно назвать «восточным», созерцательным, не изменяет обстоятельства, а меняется сам под вызовы внешней среды – путем ли духовных практик, проповедью смирения и недеяния или, как в случае с Россией, специфическим «русским дзеном», водкой. Второй тип – деятельный, западный, преимущественно протестантский – меняет обстоятельства и формы своего существования. Появление в Америке темнокожего президента и кандидата-женщины – типичный пример изменения нации в соответствии с духом времени. Пожалуй, единственным случаем, когда женщина оказалась столь близка к вершинам власти, была эпоха Элеоноры Рузвельт, жены Франклина Рузвельта, которая настояла на том, чтобы он, невзирая на парализовавший его ниже пояса полиомиелит, баллотировался на пост президента в 1932 году, и разделила с ним эту победу. Все три беспрецедентных срока Рузвельта она сопровождала его в поездках, вела пресс-конференции и выступала перед партийными делегатами, писала газетные колонки и выступала незаменимым советником и помощником мужа (хотя иногда ему и оппонировала, например, по вопросу об интернировании тысяч японцев в США после Пирл-Харбора). После смерти Рузвельта в 1945 году ей прочили место в Сенате, но она оказалась от политической карьеры в пользу своих сыновей и стала дипломатом. Хиллари Клинтон не раз признавалась, что именно Элеонора Рузвельт является для нее ролевой моделью, что она постоянно ведет с ней вымышленные разговоры и ее безоговорочная поддержка Билла Клинтона во время его губернаторских и президентских сроков во многом наследует примеру ее предшественницы. Символически начав свою предвыборную кампанию на Острове Рузвельт (островок на Ист-Ривер возле Манхэттена, где традиционно располагались госпитали, приюты и социальное жилье, названный так в честь 32-го президента США), Хиллари отдала дань чете Рузвельтов и наследию демократической, эгалитарной традиции Америки. В ходе предвыборной гонки не раз возникала гендерная тема – как противостояние женщины и хрестоматийного сексиста, трижды женатого, кичащегося своими сексуальными победами и презрением к противоположному полу, – и всякий раз побеждала идеология политкорректности. Показательным эпизодом была публикация в начале октября 2016 года записи давнего разговора Дональда Трампа с телеведущим Билли Бушем, в котором кандидат в президенты в оскорбительных выражениях говорил о женщинах и хвалился, что, как звезда, он делает с ними все, что захочет. В менее щепетильных странах типа России подобные откровения могли бы пойти ему на пользу, укрепив образ «настоящего мужика» (вспомнить хотя бы, как Владимир Путин, комментируя обвинения бывшего президента Израиля Моше Кацава в десяти изнасилованиях, назвал того «мощным мужиком» и признался, что «мы ему все завидуем») – но в Америке откровения Трампа тогда оттолкнули от него даже соратников по партии. Накануне выборов в электоральной демографии США сложился уникальный гендерный разрыв, при в котором в ходе предвыборных опросов в последнюю неделю кампании Трамп опережал Клинтон у мужчин на 11 процентных пунктов, а Клинтон опережала Трампа среди женщин с перевесом в 33 процентных пункта. И хотя этих голосов не хватило для победы Клинтон, в Америке впервые так отчетливо появилась гендерная поляризация. Впрочем, саму Хиллари Клинтон никак не назвать феминисткой: ведущие американские феминистки, такие как Камилла Палья, от нее открещивались и называли «лжепророком феминизма», между тем как леволиберальные и университетские круги, традиционный оплот борьбы за гендерное равноправие, голосовали против Хиллари за Берни Сандерса. Ей ставили в вину и покорное поведение, и солидарность с Биллом Клинтоном во время «моникагейта», и тот факт, что она взяла фамилию мужа, несмотря на юношеское обещание всегда оставаться Хиллари Родхэм: она сделала это, чтобы завоевать симпатии консервативных избирателей штата Арканзас, где ее муж повторно переизбирался на второй срок. И в целом она всегда была политиком-прагматиком, а не идеологическим борцом за права женщин, типичным представителем политического истеблишмента с прочными связями с могущественными политическими и бизнес-кланами (взять хотя бы ее пребывание в совете директоров Walm art) и элитами Восточного побережья, а не либеральным борцом с системой и гендерными предрассудками. И поэтому фиаско Хиллари – это не поражение феминизма и гендерного равенства, а всего лишь проигрыш кандидата Клинтон, которому, признаем, не хватило ни харизмы, ни энергии обновления, ни способности дистанцироваться в сознании избирателя от коррумпированных правящих кругов. 8 ноября американцы голосовали не за пол кандидата, а за протест против системы – и единственным протестным кандидатом оказался Дональд Трамп. Вернее всего будет сказать, что Хиллари Клинтон не является ни феминисткой, ни кандидатом от женщин, ни адвокатом специфически женской повестки. Просто в 2016 году она оказалась наиболее адекватным представителем традиционного политического класса, кто взял на себя тяжелую ношу предвыборной кампании, – и так получилось, что это была 69-летняя женщина. Иными словами, мировая – и американская – политика подошли к тому рубежу, когда лидера избирают по совокупности качеств, а его/ее половая принадлежность – дело десятое. Равноправие полов побеждает тогда, когда мы перестанем замечать пол руководителя, и мы, кажется, уже вступили в эту новую, гендерно нейтральную, реальность. Вам же, наверное, все равно, ведет ваш трамвай мужчина или женщина, часто вы вообще не видите вагоновожатого – так почему тогда должно иметь значение, женщина президент или мужчина? И это значит, что на наших глазах завершается распад патриархального мира и одного из его последних заповедников – мировой политики, которая за редким исключением (Голда Меир, Индира Ганди, Маргарет Тэтчер) была заповедником богатых белых мужчин с их ритуалами власти и доминирования, с галстуками, сигарами, виски и сексистскими шутками. Победа Трампа – это не реванш патриархальности, его сексистские шутки звучали в контексте предвыборного троллинга политкорректности, но оказавшись в Белом доме, он обнаружит, что связан принципиально иными рамками речевого этикета. И кстати, в его собственном штабе, как и в его корпорации, ключевые посты занимают женщины, получая за работу равную оплату. Гендерная революция не отменяется, а лишь откладывается, и Хиллари подвела ее к последнему рубежу: Белому дому. Скорее раньше, чем позже, в Соединенных Штатах будет женщина-президент, потому что так записано в голливудских сценариях – а они, как известно, сбываются.