Илья Торосов: Россия не будет снижать амбициозность планов по климату, это запрос общества

В ноябре прошлого года правительство РФ утвердило разработанную Минэкономразвития стратегию социально-экономического развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. Сегодня в условиях санкционного давления РФ продолжает реализацию планов по декарбонизации и переходу к углеродной нейтральности, не отказываясь от заявленных в ней целей.

О том, как скажутся санкции на осуществлении в России энергоперехода, перспективах климатического саммита в Египте и взаимодействии с партнерами из Франции и США по признанию атомной энергетики "зеленой" рассказал в интервью ТАСС на полях Петербургского международного экономического форума первый заместитель министра экономического развития РФ Илья Торосов.

— Илья Эдуардович, хотелось бы поговорить про энергопереход, про климат, в первую очередь про то, как скажется текущая ситуация с санкциями на перспективах реализации стратегии низкоуглеродного развития. Как вы считаете, как повлияют западные санкции на эффективность реализации энергоперехода в России в целом? И придется ли менять принятую в прошлом году стратегию низкоуглеродного развития до 2050 года?

— Вопрос надо разделить на две части. Первое. Что мы из-за санкций получаем или недополучаем? Недополучаем привлечение иностранных инвестиций. Санкции были и до, но санкции и климат — это параллельные вещи, мы их разводили, понимая, что экология, потепление климата — это общемировая проблема, и проекты, связанные с низкоуглеродным развитием, будут вне санкций. Сейчас этот вопрос открыт: будет ли так по-прежнему или не будет, мы поймем чуть позже. В данный момент мы понимаем, что, возможно, здесь будет некоторая проблема с точки зрения недополучения объема финансирования со стороны международных организаций.

Второй момент — это план реализации стратегии с точки зрения низкоуглеродных технологий, которые, возможно, мы будем в какой-то части в данный момент корректировать, скажем так. Вот эти два факта, но больше всего фактор технологический.

И третий фактор, почему мы сейчас, например, стратегию приняли, оперативный план сейчас переносим чуть-чуть вправо, делаем его актуализацию, потому что у нас меняются цепочки поставок, цепочки как импорта, так и экспорта с точки зрения перенаправлений в логистике. Следовательно, мы сейчас занимаемся актуализацией систем, но глобально, если отвечать на ваш вопрос, повлияет незначительно. Мы остаемся в рамках нашей стратегии, поставленные в ней цели и задачи, обозначенные президентом страны, сохраняются. Потому что мы понимаем, что это наша внутренняя повестка, это экология, это запрос общества, это важный аспект социально-экономической внутренней политики. Мы понимаем, что низкоуглеродная технология — это аспект долгосрочной конкурентоспособности, и мы не должны выпасть даже с изменением конъюнктуры. Все обязательства, которые мы на себя брали, мы будем выполнять, также запускать "зеленые" финансы. Возможно, объем привлечения "зеленых" финансов сократится, возможно, нет. Надо посмотреть, как это будет на практике.

— Вы сказали о том, что климат должен быть полностью отделен от политических разногласий. Сейчас есть какие-то сигналы для того, чтобы какие-то препоны на этом треке были?

— Сейчас, как вы понимаете, под санкции подпадают компании, которые даже не в SDN-списке (список SDN (Specially Designated Nationals and Blocked Persons) Минфина США — прим. ТАСС), не проходят платежи и так далее. Сейчас общая позиция — некоторая неадекватная реакция наших партнеров. Мы это видим, понятно, что на климатическую повестку это тоже влияет. Но посмотрим, что будет в Египте на ближайшем саммите, к которому мы готовимся (27-я сессия Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата пройдет в ноябре 2022 года в египетском Шарм-эль-Шейхе — прим. ТАСС). Мы готовимся и работаем по нашей стратегии, которую мы объявили в Глазго, и своих планов менять не собираемся.

— В этой связи интересно спросить о судьбе конкретных инструментов — "зеленой" таксономии и признании наших органов валидации и верификации на международном уровне. Насколько будет затруднен это процесс?

— А вам как кажется?

— Как будто бы интуитивно кажется, что должно стать труднее.

— Интуитивно нам тоже. Мы этот год, вы знаете, сознательно тратим, если можно так выразиться, на создание нашей инфраструктуры, наших верификаторов по признанию таксономии, создание инструментария, который мы практически сделали. У нас закон принят, 13 основных подзаконных актов принято, и по углеродным единицам, и по климатическим проектам, по верификации и по торговле углеродными единицами, и по реестру углеродных единиц. То есть мы создаем инфраструктуру.

Рассчитываем, что с 1 сентября этого года в реестре углеродных единиц уже появятся первые проекты. От бизнеса есть большой запрос: они уже обращаются к таксономии, которую мы подготовили. При этом она максимально приближена к таксономии ICMA (Международная ассоциация рынков капитала — прим. ТАСС), следовательно, мы считаем, что она абсолютно валидная, и это тоже будет работать как инструмент в Евразийском союзе по общим правилам.

После этого уже — признание на международной арене нашей системы климатических проектов, верификации. Я думаю, в Египте не будет принято решения об общих правилах такого рода. Мы понимаем, что только двигаемся в этом направлении. Это будет, скорее всего, межправительственное, межгосударственное соглашение о признании взаимном углеродных единиц. Это наша задача на следующий год.

Мы также работаем над выработкой общих подходов для всех стран ЕАЭС по вопросам верификации, подтверждения климатических проектов. Возможно, будем двигаться в этом направлении и с другими нашими партнерами. Посмотрим.

— Существует ли план реализации стратегии?

— Наш ключевой тактический документ — это операционный план, разрабатываемый под руководством первого вице-премьера Андрея Белоусова. Это фактически основной операционный документ, который и климатическое регулирование содержит, и внедрение НДТ (наилучшие доступные технологии — прим. ТАСС), и структуризацию энергетики, и увеличение поглощающей способности лесов. Мы его сейчас пересматриваем с точки зрения технологий, с точки зрения изменения экспорта, импорта.

— Когда он будет принят?

— Надеемся, что до конца года.

— Еще одна тема, которая тоже крайне важна, — это признание атома "зеленым".

— В Глазго удалось сблизить позиции с другими странами в этом направлении, как вы знаете. Все-таки мы понимаем, что атом должен быть признан "зеленым". У нас здесь есть партнеры, которые нас поддерживают, например во Франции и США. Большая работа была проведена в Глазго. Мы с оптимизмом смотрим на этот трек.

— Сегодня много обсуждается то, как скажется реализация климатической повестки на экономике. Не придется ли в текущей ситуации немного корректировать прогноз того, как энергопереход скажется на экономическом росте РФ?

— Корректировать нет надобности. Мы будем работать в рамках стратегии, будем ее реализовывать. Планы, которые мы поставили, достижимы. Точно не энергопереход в ближайшее время повлияет на экономическую повестку.

— А на экономической эффективности реализации стратегии это скажется?

— С точки зрения технологической доступности разных технологий, с точки зрения скорости — возможно. Но это все настолько еще сложно просчитать, что сейчас говорить пока преждевременно.

— Вы также анонсировали создание системы мониторинга климатически активных веществ. Когда она будет готова?

— Мы сейчас создаем шесть консорциумов, на которые потратим около 10 млрд рублей до 2024 года. И создаем научную базу, там 50 научно-исследовательских институтов. Мы будем создавать свою систему. Это очень важно, особенно на международном рынке.

Но дело даже не в этом. Нам нужно говорить на одном языке и четко свою позицию отстаивать. В том числе она создается для того, чтоб понимать, за счет чего можно повысить поглощающую способность, за счет чего можно снизить выбросы, как это влияет на регионы, какая нам нужна адаптация. Вообще, мы должны модель мирового климата создать на российской научной базе, чтобы спокойно уже работать и не пользоваться чужими данными.

— Флагманский проект, который реализуется в сфере регулирования, — это Сахалин. Планируется корректировать что-то по этому проекту?

— Нет.

— Какие первые результаты сейчас? Можно ли о них говорить?

— Принят закон. Нам нужно сейчас подготовить все подзаконные акты. Мы как раз сейчас этим занимаемся, до конца года, надеюсь, мы это завершим, и сахалинский эксперимент стартует. Там довольно жесткие задачи перед Сахалинской областью — сократиться на 10% по нетто-выбросам углерода до 2026 года и выйти на углеродную нейтральность. Это 1,2 млн тонн СО2-эквивалента. Это первый регион, который реально погружается в систему квотирования. Там была очень выверенная финансовая модель, мы не собираемся сейчас ее ухудшать, будем двигаться в соответствии с поручением президента.