Неизвестная блокада. Диверсанты в Ленинграде
В сентябре 1941 года еще никто не ведал, какие неимоверные страдания придется вынести жителям Ленинграда. Хотя ситуация стремительно ухудшалась: немцы захватили Пушкин, Слуцк (так назывался Павловск), Красногвардейск (название Гатчины в то время), Петергоф, Ораниенбаум, Шлиссельбург.
Медленными шагами, вкрадчиво, как вор, залезший в чужой дом, подбирался к Ленинграду голод. Немцы разбомбили Бадаевские склады, где хранился почти весь запас продовольствия для города, население которого составляло без малого три миллиона. К концу первого осеннего месяца хлеб, который выдавали по карточкам, на 40 процентов состоял из солода, овса и шелухи. Позже появилась добавка из… целлюлозы.
8 сентября немцы вышли к окраинам Ленинграда. Ходили слухи, что немецкими мотоциклистами был остановлен трамвай № 28 с пассажирами, следовавший по маршруту Стремянная улица – Стрельна. Но было ли так на самом деле, неизвестно.
Другой трамвайный слух – немцы якобы встретили электрическую машину 15 сентября на трассе между Петергофом и Урицком. Однако и этот факт историки не подтверждают…
23 сентября 1941 года писатель Всеволод Вишневский, военный корреспондент «Красной звезды», записал в дневнике: «Солнечный день. Тревоги уже с утра. Летают наши истребители. 11 часов. Сильнейший налет по линкору «Кирову» (вижу только мачты и трубы). 11 часов 20 минут. Разорвался снаряд в гавани. Еще один у стенки… Забегали люди… Уличные бои в Петергофе. Немцы хотят «отработать» опасный Балтийский фланг».
«Мы встретили войну неподготовленными, - говорил в одном из интервью ленинградец, писатель Даниил Гранин, участник обороны города на Неве. – Они двигались на Ленинград со скоростью 80 километров в день – невиданная скорость для наступления.
И мы должны были проиграть эту войну… Город был открыт настежь… Немцы должны были войти в город. Ничего, никаких застав не было. Почему они не вошли? Я с этой загадкой окончил войну и жил много лет».
Еще одно свидетельство Гранина, в котором он признался, что дезертировал: «17 сентября 41-го мы просто ушли в Ленинград с позиций с мыслью: «Все рухнуло!» Я, помню, сел на трамвай, приехал домой и лег спать. Сестре сказал: «Сейчас войдут немцы – кинь на них сверху гранату (мы на Литейном жили) и разбуди меня».
В то время Ленинград уже был стиснут кольцом блокады. Но от горожан эту страшную весть скрывали целых две недели. Еще тлела робкая надежда, что Красная армия разорвет кольцо окружения.
В Ленинграде нарастало напряжение. Но не только потому, что враг вплотную приблизился к городу. В спецсообщении НКВД говорилось: «В конце октября начали поступать сигналы о готовящемся в Ленинграде военном перевороте. Рабочий завода «Красный треугольник» рассказал, что два командира Красной армии ему посоветовали: «Вы, рабочие, должны восстать против советской власти. Восстаньте без оружия, а мы, военные, вас поддержим».
Возможно, слухи о мятеже были преувеличены, но диверсантов в городе действительно хватало. Но «работать» им было тяжело – народ был бдительный, при малейшем подозрении люди бежали в милицию. Писатель Л. Пантелеев, один из авторов знаменитой книги «Республика ШКИД», записал в своем дневнике: «В одно из отделений милиции явилась группа женщин. Заявили, что на углу, где никогда не стоял милиционер, появился вдруг неизвестно откуда регулировщик. Пришли, проверили документы – все в порядке, имеется даже путевка ОРУДа (подразделение милиции, занимавшееся регулированием дорожного движения. – В.Б.). Обыскали – ничего интересного. И только в последний момент кто-то обратил внимание на револьвер этого «милиционера». Вместо типового «нагана» в кобуре – «парабеллум».
Другие фрагменты из дневника Л. Пантелеева: «На Неве, на Васильевском острове. Человек с удочкой. Рвутся снаряды, а этот рыболов незаметно выстукивает на миниатюрном коротковолновике: недолет, перелет и т.д. То же. Сидит будто бы на ступеньке полупьяный гармонист, наигрывает что-то. А в баяне или на гармонике – миниатюрный радиопередатчик».
Все это писателю рассказывал некто П., работавший в ленинградском управлении НКВД. Л. Пантелеев оговаривается, что, зная «фантазии» этой организации, мог бы усомниться в рассказах энкавэдиста, если бы не жил в городе на Неве во время Великой Отечественной. Но «могу свидетельствовать, что пятая колонна в осажденном Ленинграде была и активно действовала с первых же дней войны».
Писатель вспоминал, что видел, как во время одной из бомбежек город осветился многочисленными ракетами. Они зажигались не хаотично, а по выверенному расчету, в определенном направлении, образуя стрелу, указывающую вражеским бомбардировщикам на определенную цель – мост, вокзал, завод…
Милиционеры и сотрудники НКВД организовывали засады, проводили облавы. Но их «улов» был небольшой – пособникам немцев часто удавалось ускользнуть. Да и были ли они? Дело в том, что в немецких архивах не обнаружено никаких сведений о том, они давали такие задания своим агентам. Возможно, сигналы подавали несостоявшиеся коллаборационисты - те, кто ждал нацистов в Ленинграде, готов был им служить.
Одним из них был рабочий Константин Иванов, он подавал сигналы немцам не ракетами, а фонарем. Во всяком случае, на это указывали свидетели. Согласно заключению прокуратуры, этот человек ненавидел советскую власть, был из раскулаченной семьи и судим за недосдачу продналога.
…Жителей города охватила настоящая шпиономания. Они подозрительно косились друг на друга и во многих видели диверсантов. Ленинградка Нина Москаленко вспоминала: «Мой муж зашел в парикмахерскую, а я стою и думаю: а вдруг немцы вот с этого угла пойдут? Я заглядываю. А если с этого? Я туда поворачивалась. Тут меня хватают какие-то люди. И ведут. Но в это время муж выскакивает из парикмахерской, летит за мной и кричит: «Это моя жена, это моя жена!»
Муж как-то ночью шел без пропуска, так его больше суток продержали в милиции. Была обстановка очень напряженная».
Еще одно свидетельство - жительницы города Ольги Смирновой: «Конечно, люди были очень подозрительными… Мне надо было для племянницы свидетельство о рождении получить, я в загс шла. На улице ребятишки играют маленькие, 5-6-й класс, может. Я говорю, ребята, а где загс здесь? – А, тетенька, пойдем, мы тебе покажем. И привели меня в милицию. Мы так потом смеялись».
В сентябре сорок первого, несмотря на героизм солдат и офицеров, неистовство Георгия Жукова, назначенного командующим Ленинградским фронтом, кольцо блокады так и не удалось разорвать.
Автор книги «900 дней. Блокада Ленинграда» Гаррисон Солсбери писал: «Жуков был ужасен в те сентябрьские дни. По-другому не скажешь. Он угрожал командирам расстрелом, увольнял налево и направо, требовал только одного: атаковать, атаковать, атаковать! В этом была суть его приказов. Не важно, насколько слаб отряд, не важно, есть ли у него винтовки, патроны, не важно, что они отступали в течение нескольких недель. Приказано наступать! Ослушаешься – и попадешь под трибунал…»
Дневник поэтессы Ольги Берггольц был опубликован спустя шесть с лишним десятилетий после войны. Она писала: «Наше правительство и ленинградские руководители бросили нас на произвол судьбы. Люди умирают как мухи, а мер против этого никто не принимает… Жалкие хлопоты власти и партии, за которые мучительно стыдно…»
В заключение – еще одна запись из дневника поэтессы, датированная концом сентября сорок первого: «Они, наверное, все же возьмут город. Баррикады на улицах – вздор. Они нужны, чтобы прикрыть отступление Армии. Сталину не жаль нас, не жаль людей. Вожди вообще никогда не думают о людях…»
Последняя фраза – как старая одежда, которая за много лет не вылиняла, не растрепалась на ветру. Она по-прежнему в «моде». Вожди вообще никогда не думают о людях» - так было и так есть. Блокада разорвалась, суть осталась: холодные глаза, пустые речи, крохи с барского стола…