День в истории. 16 февраля: родился полтавчанин, который в 1941-м спас Москву

Точное место рождения Ивана Георгиевича неизвестно — по документам числится село Александровка Кременчугского района… но там такого населённого пункта нет. Ближайшая Александровка находится на левом берегу Днепра в современном Козельщенском районе, скорее всего там и родился герой нашего повествования.

В 1907 году отца Ивана «разжаловали», его семью отправили на поселение в Забайкалье в приграничный Троицкосавск — современную Кяхту. Через восемь лет Георгия Старчака вдобавок ко всему забрали на фронт Первой мировой войны, где он погиб, и его жена осталась растить четырёх детей одна. Старчак вспоминал о том времени: «Сами рубили, пилили и грузили возы. Немало мы с братом пролили слез, не хватало нам мужской силенки». В 1920 году рано повзрослевший юноша вступил в комсомол и стал красноармейцем.

Ивану довелось выбивать из Кяхты белогвардейцев. В боях с войсками барона Унгерна он получил своё первое ранение. В том же году поступил в школу военных разведчиков. Спустя пять лет Старчак поступил во владивостокское военное училище, он активно занимался спортом, участвовал в соревнованиях. После окончания училища командовал взводом конной разведки ЧОН в горах Хингана, Сихотэ-Алиня, служил на островах в Японском море.

В 1931 году Иван решил покорять воздушное пространство — поступил в Оренбургское военное училище по классу тяжелого бомбардирования. Закончив в 1933-м учёбу в Оренбурге, учился на курсах парашютистов в Ейском училище.

Вернувшись на военную службу в одно из войсковых соединений Западной Сибири Старчак всерьез взялся за развитие парашютного дела, и стал одним из пионеров советского парашютного спорта: он испытывал новые виды парашютов, впервые в мире совершил прыжок с вошедшего в штопор самолета, прыгал с самолётов, совершавших виражи, пике, переворот; прыгал ночью и днём, прыгал в дождь и в снег, делал затяжные прыжки с малых высот.

Старчак первым в СССР перевалил за 1000 прыжков — 1096-й он совершил в последний мирный день перед войной, 21 июня 1941 года, и совершил не самым лучшим образом.

Купол раскрылся штатно, без перехлеста строп, но оборвалась круговая лямка подвесной системы. К счастью, оборванный ремешок удалось поймать быстро — купол не «сложился», но теперь одна рука у майора была занята, он не мог нормально управлять парашютом. Из-за стремительного сноса вся нагрузка при приземлении пришлась на одну ногу, и он получил вывих. Его отвези в Минск, в госпиталь…

А ночью началась война.

В понедельник жена принесла Старчаку форму и табельный пистолет — он его потом очень выручил.

Следующий день — 24 июня — вражеские бомбардировки практически стирали город с лица земли. Повсеместно начались пожары, Минск горел. Медики обратились к раненым, чтобы те, кто мог передвигаться, выбирались на восток самостоятельно — транспорта для эвакуации не было. Находившийся со Старчаком в одной палате лежачий лётчик-майор застрелился…

Кое-как капитан доковылял до дороги, где его подобрали ехавшие на грузовиках бойцы охраны штаба ВВС фронта.

Утром 26 июня в небе появились транспортники противника. Метрах в 600-700 от дороги кто-то зажёг дымовые шашки, явно подавая условный сигнал — туда бросилась большая часть бойцов. Из «юнкерсов» посыпался вражеский десант. С земли по парашютистам открыли огонь, однако всех врагов в воздухе перебить не удалось, пришлось принимать бой на земле.

С тыла к колонне приблизились двадцать вражеских парашютистов. Залёгший рядом со Старчаком и отстреливавшийся водитель ткнулся лицом в землю и затих. Рядом разорвалось граната, майора хлестнуло по больной ноге взрывной волной. Он выстрелил из пистолета в швырнувшего её диверсанта.

Когда весь десант перебили, Старчак приблизился и посмотрел в лицо своему первому убитому врагу — это был светловолосый, хорошо тренированный, добротно одетый и продуманно экипированный верзила. Он был вооружён кинжалом, карабином и пистолетом. У некоторых диверсантов при себе были пулемёты и даже миномёты.

Колонна потеряла убитыми семерых и пятерых ранеными. Ей повезло, она успела к середине дня проскочить в Борисов и дальше в Смоленск. Буквально за её хвостом немецкие танки перерезали трассу, замкнув кольцо минского котла.

В Смоленске Старчак разыскал штаб ВВС Западного фронта. Ему поставили новый задачи: теперь майору предстояло готовить людей для массовой заброски в тыл противника, забрасывать группы диверсантов, обеспечивать авиасообщение с партизанскими отрядами.

Сначала диверсанты летали только на устаревших бипланах У-2 и Р-5, но те не могли брать много людей. Тогда стали использовать ТБ-3, в основном 1-го тяжёлого бомбардировочного авиационного полка (тбап) 23-й авиадивизии (ад), которым командовал полковник Иван Васильевич Филиппов. Затем специально прислали транспортный Ли-2 — гул его двигателей походил на немецкие.

В июле группа Старчака во главе с ним самим высадилась в тылу противника и сообщила время возвращения из налёта вражеских бомбардировщиков Хе-111 «Легион Кондор» — он у немцев воевал ещё в Испании. Советский авианалёт полностью уничтожил базировавшиеся на аэродроме самолёты. После этого часть группы осталась во вражеском тылу, а часть эвакуировал скоростной бомбардировщик СБ.

В конце августа майора вызвал к себе командующий ВВС Западного фронта.

Для выполнения спецопераций не хватало парашютистов, требовалось создать базу их подготовки. Генерал приказал срочно вылететь в районе Юхнова — города в 200-х километрах юго-западнее Москвы по Варшавскому шоссе. Там на аэродром в Кувшиново. Старчаку предстояло подготовить бойцов отдельной парашютно-десантной группы ВВС фронта (диверсантов) и отдельного воздушно-десантного батальона 23-й ад (десантников). К ним «прикрепили» ещё пять юхновских подпольщиков-комсомольцев.

На аэродроме базировался всё тот же 1-й тбап полковника Филиппова, так что для подготовки можно было использовать его матчасть.

Группу диверсантов сформировали из комсомольцев-добровольцев Московской, Владимирской, Горьковской, Ярославской областей. Десантники же были разные, в том числе и бывавшие в боях. Бойцы изучали приемы рукопашного боя, взрыво-техническое дело, учились делать засады, метко стрелять, маскироваться, «снимать» часовых, прыгать с парашютом.

Немного поразмыслив, Старчак включил в программу обучения тактику действий в составе отделения, взвода, роты, приёмы борьбы с танками. Хоть для диверсантов это были совсем не обязательные дисциплины, но именно они в самом ближайшем времени очень им пригодились.

Утром 4 октября 1941 г. без предупреждения улетели самолёты 1-го тбап — тяжёлые ТБ-3. Старчак несколько недель спустя заглянул в глаза полковнику Филиппову и спросил, почему их тогда бросили одних — без предупреждения, без транспорта, боеприпасов и практически без оружия, и тот не нашёлся, что ответить.

В подчинении у майора было всего 527 десантников, из которых только треть была вооружена винтовками и пистолетами, и 62 диверсанта парашютно-десантной группы — одетые в гражданскую одежду, они были вооружены только личным оружием, то есть пистолетами.

Пришлось срочно выяснять обстановку. Оказалось, что немцы прорвали фронт и стремительно приближались к Юхнову. Других войск перед ними, кроме десантников и диверсантов майора Старчака, не было.

Связаться со штабом ВВС фронта не удалось, приказ о дальнейших действиях батальона отдать было некому, и тогда майор Старчак принял решение — принять бой. Много лет спустя Иван Георгиевич вспоминал:

«Может быть, с точки зрения здравого смысла попытка сдержать небольшим отрядом наступление вражеских колонн казалась дерзкой и бессмысленной, но я считал и считаю, что излишняя осторожность и благоразумие не всегда приносят успех в военном деле…»

Оборону заняли не на подступах к Юхнову, на равнине, откуда противник их легко бы выбил, а за городом на высоком правом берегу реки Угра.

Тут и обороняться было проще, и местность эту за время занятий диверсанты и десантники выучили досконально. На дорогу отправилась группа диверсантов, которая останавливала отступавшие части и транспорт и забирала у них оружие и боеприпасы: патроны, гранаты, мины. В Юхнове удалось застать разведотдел какой-то части, который передал в штаб Западного фронта радиограмму о принятом Старчаком решении. Мост через Угру заминировали, но пока не подрывали — по нему могли отступать наши части.

Вместо длинных речей майор показал своим бойцам табличку с цифрами «205», снятую с ближайшего километрового столба, — столько километров оставалось врагу до Москвы.

Высланный вперёд отряд из шести подрывников, чтобы задержать противника, занялся ночью подрывом и уничтожением мостиков и мостков, которые вели к Юхнову с запада. Для этого они загрузили на грузовик несколько ящиков с минами и взрывчаткой и две бочки с бензином.

Ещё несколько групп, в том числе и юхновские подпольщики, отправились на западный берег Угры, чтобы вести разведку и устраивать диверсии. Остальные десантники продолжали оружейные «экспроприпации» на дороге, готовили полнопрофильные окопы. Из отступавших частей удалось задержать только разведроту какой-то дивизии и батарею гаубичного полка.

Наконец утром 5 октября появились немцы.

В составленном после боёв отчёте заместитель Старчака, старший лейтенант Андрей Кабачевский отметил: «…Немцы двигались в колонне с отходящими нашими частями». В колонне ехали десяток мотоциклов, четыре бронемашины, два танка, десятка два открытых грузовика с пехотой. На мотоциклах и грузовиках развевались красные флажки, на солдатах красноармейские пилотки и плащ-палатки.

Старчака насторожило, что продвигались они в идеальном порядке. Но так не отступают. Как отступают, он уже видел.

Когда колонне оставалось метров 200 до моста и 20-30 до дежуривших на КПП десантников, вперёд вырвались три мотоцикла с колясками и пулемётами и открыли огонь. Десантники упали, а колонна прибавила ходу. Однако мост ей проскочить не удалось — подорвавшийся бронетранспортёр и опрокинувшиеся мотоциклы создали затор.

Десантники пропустили нашу колонну, к хвосту которой пристроились немцы. Затем были активированы фугасы направленного действия. В образовавшуюся на дороге кучу-малу полетели гранаты — немцы отступили.

Начался миномётно-артиллерийский обстрел. После первых же разрывов «испарились» задержанная разведрота и гаубичная батарея. Когда обстрел закончился, на мост бросилась вражеская пехота и поползли танки. Старчак передал приказ о подрыве, но к окопу подрывников приблизился вражеский танк. В него полетели бутылки с зажигательной смесью… безрезультатно. Тогда кто-то удачно швырнул под гусеницы гранату. Танкисты покинули замершую машину, их из стоящего рядом пулемёта «максим» перебил сам Старчак. Танк сожгли брошенной внутрь бутылкой со смесью. Оставшиеся в живых пехотинцы отступили.

Последовал авианалёт и новые атаки. На левом фланге десантники дали немцам переправиться и потом почти всех перебили, собрав много трофейного оружия. На правом немцы попытались использовать самоходный понтон с пулемётом, команда которого была одета в водонепроницаемые костюмы. Её уничтожили полностью.

Очередная атака по центру — немцы заложили досками местами разрушенный настил моста, по ним вместе с пехотой сумел переправиться один бронетранспортёр. Его остановили стрельбой из пулемётов по смотровым щелям. Экипаж отступить не успел. Пытавшийся въехать на мост танк подорвали, он утонул вместе со своим экипажем.

В три часа дня пришло сообщение от одной из групп диверсантов, «работавших» на западном берегу: на аэродроме в Павлово 1-й тбап оставил три неисправных бомбардировщика ТБ-3 и склад авиабомб. Немцы уже расположились в казармах аэродрома, требовалось что-то срочно предпринять.

Старчак направил туда группу под командованием 30-летнего старшего лейтенанта Петра Балашова. Он тоже был одним из советских пионеров парашютного спорта, за что его в 1935 году наградили орденом Красной Звезды.

Тем временем стало известно, что немцы нащупали, где у батальона заканчиваются фланги, и отправили в обход свои усиленные группы. Если остаться на месте, враг неминуемо их окружит, и сдерживать противника на Варшавском шоссе дальше будет некому. Старчак принял решение отступить на новый рубеж в Стрекалово и встретить врага там, а на Угре оставить небольшой заслон в 35 человек, который потом выйдет из окружения по лесам.

Тем временем в Москве весь день 5 октября у высшего руководства страны ушёл на то, чтобы разобраться, прорвались немцы к Юхнову или нет. Обстановку удалось выяснить только ближе к ночи. Приказ на выдвижение к месту прорыва подольских военных училищ был отдан в самом конце дня.

Тем временем заслон на Угре, который оставил Старчак, заставил немцев развернуться, вступить в бой, а потом выскользнул из окружения, при этом была потеряна половина его состава — из 35 человек командир этой группы младший лейтенант Наумов привёл только 18. Зато при выходе десантникам удалось уничтожить машину с немецкими офицерами.

Утром над позициями десантников и диверсантов в Стрекалово пролетел одиночный четырёхмоторный ТБ-3.

Откуда он взялся, Старчак узнал, только когда вернулась отправленная им на уничтожение трёх брошенных бомбардировщиков группа. Немцев она разгромила, склад с бомбами взорвала. Настал черёд самолётов. Один из них удалось отремонтировать, и тогда командир группы старший лейтенант Балашов, хоть до этого он летал только на У-2, поднял тяжёлый бомбардировщик в воздух и повёл его в тыл. Потом уже старлей рассказал Старчаку, что приземлиться смог только с пятого раза… но смог.

Этим же утром к десантникам прибыли подкрепления — две батареи 45-мм и 76-мм орудий Подольского артиллерийского училища (ПАУ) и рота Подольского пехотного училища (ППУ). Основные силы этих легендарных учебных заведений приняли свой бой значительно северо-восточнее, в Ильинском, но их передовой отряд начал сражаться ещё под Юхновом.

Тем временем немцы атаковали. Их мотоциклисты при поддержке бронетранспортёров и танкеток выбили десантников из западной части Стрекалово. Перегруппировавшись, они вместе с курсантами контратаковали противника. Не выдержав удара, тот откатился за Угру, и к 20:00 бойцы Старчака заняли свои старые окопы на берегу этой реки. Увлёкшись преследованием противника, часть десантников и диверсантов бросилась на западный берег, но там они понесли тяжёлые потери и отступили.

Утром 7 октября начался миномётно-артиллерийский обстрел. Затем на позиции десантников и курсантов поползли танки. Появились сообщения, что противник вновь обходит фланги. Чтобы не нести напрасные потери в темноте, Старчак снова отвёл свой отряд на восток — на рубеж речки Вережки у села Пушкино. Артиллерию отводили поорудийно перекатами — пока одна пушка вела огонь, другие занимали новые позиции. Во второй половине дня к штабу Старчака подъехал броневик и три мотоциклиста — майора вызывал к себе в Медынь командующий фронтом маршал Семён Михайлович Будённый.

Штабной автобус охраняли танки Т-34 и КВ, которых сейчас так не хватало десантникам и курсантам. В ответ на просьбу об их отправке на передовую Будённый только заявил Старчаку, что распоряжаться ими не может, так как 17-я танковая бригада (тбр), которой они принадлежат, находится в ведении Ставки. Маршал пообещал помочь и артиллерией, и бронетехникой, но прежде поставил задачу — захватить «языка».

Задание десантники выполнили — захватили ночью какого-то юнкера, который сообщил, что против батальона Старчака сражается 258-й пехотный батальон и сапёрный батальон с таким же номером. Пленного отправили к Будённому, танки взамен не прибыли. Кроме того, не было еды: десантники не ели уже трое суток, курсанты — двое. Появились только 37-мм орудия 222-го зенитного артполка и ещё одна рота ППУ.

К утру 8 октября под начало майора прибыл также батальон 108-го резервного стрелкового полка — в новеньких касках, плащ-палатках, с вещмешками… Он разбежался после первого же артобстрела, раскидав свою шикарную экипировку, которой тут же завладели посмеивающиеся десантники и курсанты. Дезертиров они в шутку прозвали «стальной пехотой».

В этот день после ожесточённого боя у курсантских батарей закончились снаряды, и Старчак отправил их с машинами занимать оборону на подготавливаемый в тылу новый рубеж на Извери. Следом пешим маршем отправились десантники, диверсанты и курсанты-пехотинцы.

Их отход остался прикрывать отряд ПАУ командира батареи капитана Базыленко: одно 76-мм орудие и 24 курсанта. Им отдали все оставшиеся снаряды и мысленно попрощались, потому что шансы выжить у них оставались мизерные. Артиллеристы занимали новый рубеж, выпускали по 10-15 снарядов, иногда переходя на шрапнель, которую несколько раз приходилось ставить на картечь — противник подходил вплотную, и отходили на новый рубеж.

Тем временем на Извери к Старчаку прибыло новое пополнение — отдельная рота курсантов-подрывников Московского военно-инженерного училища с большим запасом взрывчатки. Не думая, что курсантам-артиллеристам удастся выжить, майор приказал подорвать все ведущие к новому рубежу мосты. Пришлось артиллеристам при отступлении переправлять свои два грузовика вброд. Один из них подорвался на мине, многие курсанты — 18 человек — получили ранения, но выжили и добрались к Извери все.

В ночь на 9 октября на рубеж группы Старчака прибыл начальник ППУ генерал-майор Василий Андреевич Смирнов — он командовал создаваемом в тылу у десантников рубежом в Ильинском, где предстояло принять бой подольским курсантам. Генерал не одобрил отход с предыдущего рубежа и приказал утром его отбить вместе с танками 17-й тбр, которая к тому времени должна была подойти.

Но танки вовремя не прибыли, зато пошли в наступления немцы, и курсантам с десантниками, вместо того чтобы атаковать врага, самим пришлось отражать их атаки.

На этот раз взрывчатки хватало, и немецкие танки через мосты прорваться не смогли. Старчак заметил, как метко бьёт немецкая артиллерия. В тыл на колокольню села Воронки отправилась группа диверсантов. Часть их открыла огонь по колоколу, оглушавшему засевших наверху немцев-корректировщиков. Остальные бросились наверх и всех врагов перебили.

Наконец Старчака в конце дня вызвали в штаб танковой бригады. По приказу командования она заменяла десантников, которые отводились в тыл, — это был приказ нового командующего фронтом генерал-полковника Г.К. Жукова.

Группа Старчака уничтожила два танка, две бронемашины и около тысячи солдат противника, потеряв при этом только 33 диверсанта и 72 десантника убитыми, 282 ранеными и 21 пропавшими без вести. Но самое главное, приняв самое важное в своей жизни решение, майор Старчак смог выиграть для советского командования 5 дней, которые маршал Жуков в своих послевоенных воспоминаниях потом всегда называл самыми сложными днями за всю Великую Отечественную войну.