The New Yorker (США): Америка — миф?
Внутри США существуют очень разные Америки. Каждая из них имеет собственную историю возникновения и набор ценностей, и многие из них попросту несовместимы. Это уже привело к Гражданской войне в прошлом и может оказаться потенциально взрывоопасной силой в будущем.
Складывается впечатление, будто Соединенные Штаты рушатся. И дело не только в токсичной избирательной кампании, национальном кризисе, спровоцированном расовыми разногласиями, не только в безработице и голоде, начавшихся в стране возможностей, и не только в пандемии, которая каждый месяц убивает десятки тысяч людей.
Трещины в фундаменте нашей нации становятся все глубже, и, вероятно, их слишком много, чтобы можно было их каким-то образом устранить в обозримом будущем — или в принципе. Идеи и образы Америки сталкиваются с экзистенциальными вызовами — порой обоснованными, порой нет, — которые теперь исходят не только со стороны радикалов. Сегодня ярость охватила многих жителей Америки.
Ситуация может еще больше ухудшиться после президентских выборов и продолжить ухудшаться в течение следующих четырех лет независимо от того, кто победит. Наши политические и культурные разногласия порождают все больше сомнений в стабильности нашей страны, которая долгое время считала себя символом надежды, исключением и моделью для всего остального мира. Ученые, политологи и историки даже заговорили о том, что попытки объединить разрозненные штаты, несовместимые культуры, этнические группы и религии всегда были иллюзией.
«Идея о том, что у Америки есть общее прошлое, уходящее своими корнями в колониальный период, — это миф, — сказал мне Колин Вудард (Colin Woodard), автор книги «Union: The Struggle to Forge the Story of United States Nationhood» («Союз: борьба за право писать историю государственности Соединенных Штатов»). — Существуют очень разные Америки, каждая из которых имеет собственную историю возникновения и набор ценностей, и многие из них попросту несовместимы. Это уже привело к Гражданской войне в прошлом и может оказаться потенциально взрывоопасной силой в будущем».
Сегодняшний кризис стал отражением истории Соединенных Штатов. Выясняется, что за это время мало что изменилось. На территории нашей страны когда-то поселились представители разнообразных культур: пуритане в Новой Англии, голландцы в Нью-Йорке, шотландцы и ирландцы преобладали в районе Аппалачей, а английские рабовладельцы с Барбадоса и из Вест-Индии поселились в южных штатах.
Вудард отметил, что они часто ссорились друг с другом: «Они ни в коем случае не считали себя представителями формирующейся многообразной американской нации». По словам Вударда, Соединенные Штаты оказались «исторической случайностью», во многом это объяснялось тем, что разрозненные культуры столкнулись с общей внешней угрозой со стороны Великобритании. Они создали Континентальную армию, чтобы устроить революцию, и Континентальный конгресс, в котором были делегаты от 13 колоний.
Спустя почти 250 лет страна, успевшая за это время вырасти в шесть раз, утверждает, что она представляет собой «плавильный котел», породивший «американскую» культуру и политическую систему, которая обещает всем «жизнь, свободу и стремление к счастью». Однако слишком часто это обещание так и остается невыполненным.
Прошла не одна сотня лет, но культурный разрыв и трещины все еще остаются глубокими. 330 миллионов человек, возможно, называют себя американцами, однако их ответы на вопрос, что это значит — и какие права и обязанности это за собой влечет, — очень сильно различаются. «Американское обещание» так и остается невыполненным для многих чернокожих, евреев, латиноамериканцев, американцев азиатского происхождения, бесчисленного множества иммигрантов и даже для некоторых белых.
Преступления, совершенные на почве ненависти, — акты насилия против людей или собственности, в основе которых лежат раса, религия, физические особенности, сексуальная ориентация, этническая принадлежность или гендерная идентичность, — превращаются в серьезную проблему. В августе группа членов Палаты представителей предупредила, что «по мере роста нестабильности мы наблюдаем рост преступлений на почве ненависти».
Когда Афины и Спарта вступили в войну друг с другом в 5 веке до нашей эры, греческий генерал и историк Фукидид сказал: «Греки перестали понимать друг друга, хотя они говорили на одном языке». В 21 веке то же самое происходит среди американцев. Наши политические дебаты превратились «в гражданскую войну, которая просто ведется иными способами, — мы ведем себя так, будто мы больше не хотим быть гражданами одной страны», как написал Ричард Крейтнер (Richard Kreitner) в своей новой книге «Break It Up: Secession, Division and the Secret History of America's Imperfect Union» («Всем разойтись: сецессия, раскол и тайная история несовершенного американского союза»).
В различные моменты истории Америки выживание союза становилось результатом не столько ура-патриотизма и политической воли, сколько случайного стечения обстоятельств. «Практически на каждом шагу это требовало предосудительных с моральной точки зрения обещаний, которые просто переносили проблемы на будущее».
Попытка осмыслить наше несправедливое прошлое породила новые вопросы — и новые разногласия — касательно будущего. На прошлой неделе в Вашингтоне специальная группа экспертов, созданная по распоряжению мэра города Мюриэл Баузер (Muriel Bowser), рекомендовала в своем докладе, чтобы мэр попросила федеральное правительство «убрать, перенести или контекстуализировать» Памятник Вашингтону, Мемориал Джеферсону, а также статуи Бенджамина Франклина и Христофора Колумба.
Эта группа составила список людей, чьими именами не следует называть общественные сооружения, и в этот список попали президенты Джеймс Монро, Эндрю Джексон и Вудро Вильсон, изобретатель Александр Грейам Белл, а также Фрэнсис Скотт Ки (Francis Scott Key), который написал национальный гимн. Столкнувшись с потоком критики в свой адрес, в пятницу, 4 сентября, Баузер сказала, что доклад экспертов был неверно истолкован и что власти города не станут трогать памятники и мемориалы. Но вопрос остается — и не только потому, что мы живем в эпоху движения Black Lives Matter: что Америка представляет из себя сегодня? И насколько сильно она отличается от своего глубоко несовершенного прошлого?
По словам Вударда, в ответах на вопрос, чем Соединенные Штаты должны были стать, всегда присутствовала двусмысленность. Должны ли они были стать альянсом государств (как Европейский союз, в составе которого сегодня 27 стран со своими собственными правительствами), или конфедерацией (как Швейцария с ее тремя языками и 26 кантонами), или национальным государством (как постреволюционная Франция), или даже неким субъектом, существующим на основании договора, призванного предотвращать внутригосударственные конфликты?
После Войны за независимость «ситуативным решением» было отпраздновать общую победу над британцами, и фундаментальные разногласия так и остались неурегулированными. Сегодня Америку продолжают раздирать противоречия — по поводу сущности социального контракта, способов обучения детей, права на ношение оружия, защиты ее обширных территорий, озер и воздуха, а также по поводу отношений между штатами и федеральным правительством. На прошлой неделе президент США Дональд Трамп пригрозил отказать в федеральном финансировании четырем крупным городам — Нью-Йорку, Вашингтону, Сиэтлу и Портланду, — сославшись на действия «анархистов» во время протестов.
«Моя администрация не позволит тратить федеральные средства, полученные от налогоплательщиков, на финансирование городов, которые позволяют себе превращаться в зоны беззакония», — говорится в служебном письме президента.
Это стало одним из множества решений Трампа, которые привели к еще большей разобщенности нации, — хотя этот тренд задал не Трамп.
С 1830-х годов Соединенные Штаты не раз проходили через циклы кризисов, которые угрожали их целостности. Идея революционной республики, приверженной принципу равенства (в то время это касалось только белого населения), начала рушиться, когда возникали региональные разногласия и когда первое поколение революционеров умерло. Штаты и территории неоднократно пытались добиться независимости — к примеру, Вермонт официально вступил в Союз в 1791 году, просуществовав 14 лет в качестве независимого государства. Штат Маскоги — многонациональная республика, в которой жили коренные американцы, бежавшие рабы и белые поселенцы из Таллахасси, — просуществовал с 1799 по 1803 год.
В 1810 году небольшая группа поселенцев захватила испанский форт в Батон-Руж и заявила о создании независимой Республики Западной Флориды, столицей которой был Сент-Франсисвилль, штат Луизиана. Они выбрали своего президента, написали конституцию и создали свой флаг (белая звезда на синем фоне). Но это движение исчезло после того, как президент Монро аннексировал эти территории. Были и другие подобные примеры — Республика Фредония в Техасе, Калифорнийская республика и Республика Индиан-Стрим в Новой Англии. Крупнейший разрыв, конечно же, произошел в 1860-х годах, когда одиннадцать штатов — Техас, Арканзас, Луизиана, Теннесси, Миссисипи, Алабама, Джорджия, Флорида, Южная Каролина, Северная Калифорния и Вирджиния — вышли из Союза и образовали Конфедерацию.
Серьезные разногласия вновь угрожали спровоцировать распад нации в 1930-х годах, а затем в 1960-х годах. «Неужели сейчас это снова происходит?» — сказал мне историк из Йельского университета Дэвид Блайт (David Blight). Сегодня в Америке есть множество спесивых сепаратистских движений. Пытаясь скопировать Брексит — решение Великобритании о выходе из Евросоюза — они выступают за «Тексит» (выход Техаса из состава Соединенных Штатов), «Калексит» (выход Калифорнии) и «Верексит» (выход Вермонта). В 2017 году результаты опроса показали, что более 20% жителей Вермонта считают, что этому штату необходимо рассмотреть возможность «мирно выйти из состава Соединенных Штатов и стать независимой республикой, которой он был с 1777 до 1791 года».
Техасское националистическое движение (Texas Nationalist Movement), в котором, по некоторым данным, состоят сотни тысяч людей, требует провести референдум по вопросу об отделении этого штата. Кроме того, сейчас звучат и более причудливые предложения — к примеру, предложение создать Каскадию, прогрессивную био-республику, которая должна включать в себя северную часть Калифорнии, территории Орегона, Вашингтона и канадских провинций Британская Колумбия и Альберта. Этот тренд поддерживают члены обеих партий, и он носит трансрегиональный характер. Сепаратистские настроения появились даже в тех двух штатах, которые последними присоединились к Союзу — на Аляске и Гавайях.
Необходимость вести торговлю внутри континента и угрозы извне помогали Америке сохранять единство. Разрозненные группы со всей страны собирались вместе, чтобы противостоять агрессии британцев в 18 и 19 веках, агрессии немцев и японцев в 20 веке, «Аль-Каиде» (террористическая организация, запрещенная на территории РФ — прим. ред.) после терактов 11 сентября, то есть уже в 21 веке.
«В нас определенно нет единства, — сказал Блайт. — Находимся ли мы на пороге сецессии в том или ином ее виде? Нет, по крайней мере не в формальном смысле. Но в глубине нашего сознания и внутри наших сообществ мы уже переживаем период медленно прогрессирующей сецессии» — и не только на уровне идеологии и политических убеждений. «Мы племена, у которых есть минимум два или даже больше источников информации, фактов, интерпретаций и историй, в которых мы живем». По словам Блайта, сегодня Соединенные Штаты — «это дом, который не может решить, что именно его поддерживает».
В своей новой книге Крейтнер пишет, что, поскольку политика бесповоротно себя дискредитировала, у Америки заканчивается время. Теперь вероятность физического или политического раскола стала реальной, хотя у поляризации в Америке нет четких географических границ. Ни один красный штат не является полностью красным, и ни один синий штат не является полностью синим.
«В 21 веке мы наблюдаем очевидное возрождение идеи о выходе из состава Соединенных Штатов — целый калейдоскоп сепаратистских движений, в основе которых лежат конфликты и разногласия прошлого и которые проявляют себя новыми и потенциально дестабилизирующими способами», — написал Крейтнер.
В отличие от прошлого нынешние сепаратистские импульсы вспыхивают одновременно во многих местах.
«Новый сепаратизм, который часто сбрасывают со счетов, считая его несерьезным, утопичным пережитком Конфедерации, обнаруживает наличие в американской жизни таких же неразрешимых разногласий, как те, которые привели к первой Гражданской войне», — предупредил Крейтнер.
В ближайшие годы привлекательность идеи о необходимости прервать американский эксперимент, вероятнее всего, будет расти — даже среди убежденных сторонников идеи федеральной власти. И, как пишет Крейтнер, если Союз снова распадется, это произойдет не вдоль четкой линии, а «сразу везде и одновременно». В каком-то смысле президентские выборы, до которых осталось всего восемь недель, могут принести некоторое облегчение — или по крайне мере положить конец нынешней мучительной неопределенности. Однако они станут лишь одним из множества факторов, которые определят будущее нашей страны.
«Неужели мы миф? Что ж, да, в определенном глубинном смысле. Мы всегда были мифом», — сказал Блайт.
И, чтобы выжить, Америке необходимо выйти за рамки мифа.
The New Yorker (США)