Американцы полюбили социализм. Советский Союз не понадобился

На Америку стремительно наступает социализм, и наступает он из рядов противников президента Дональда Трампа. Летом «демократическая социалистка» Александра Окасио-Кортес на внутрипартийных выборах Демократической партии победила сенатора Джо Кроули, проработавшего без малого десять сроков. Молодая социалистка хочет селить, лечить и образовывать всех американцев за счет государства, вовсе не заботясь о том, кто за это заплатит. Социалисты поднимают голову и в преддверии промежуточных выборов в ноябре. «Лента.ру» разбиралась, как дело Ленина живет и побеждает в стране, которая когда-то казалась нерушимым бастионом капитализма.

Впрочем, ее сложно было бы отличить от высказываний молодой американской политической звезды.

Учитывая, что избрание демократа от ее района практически гарантировано, скоро в американском Сенате обязательно засияет как минимум одна красная звезда.

«Государство есть машина для поддержания господства одного класса над другим»

Протосоциалистические движения утопистов возникли в США еще в начале XIX века — таким было, к примеру, Объединенное сообщество верующих во второе пришествие Христа (их еще называли «шейкерами», «трясущимися»). Идеальные колонии пытались построить и последователи идей французского философа Шарля Фурье — например, основанный в 1841-м Брукфарм неподалеку от Бостона или сообщество в Нью-Джерси.

Особенно интересен Брукфарм: это была одновременно община и акционерное общество. Каждому внесшему вклад участнику была обещана доля от общего дохода в обмен на его честный труд. В это время в стране проводилось около 80 подобных «экспериментов», однако Брукфарм стал первым, основанным не на религиозной, а на светской идее.

Поселенцы могли заниматься любой приятной им работой, получать за это фиксированную — одинаковую для всех — зарплату и есть за общим столом. Основной доход «фурьеристы» получали от продажи кустарно сделанной одежды и выращенных овощей. Еще они брали деньги с туристов, съезжавшихся поглазеть на чудаков-утопистов за оговоренную плату, — сбор таких платежей, кстати, был предусмотрен Фурье как средство поддержания социалистической экономики.

Тем не менее экономического успеха не вышло: община накапливала долги и не могла обеспечивать себя самостоятельно. С общих столов пропали мясо, масло, кофе и чай. Появилось и расслоение: те, кто хотел есть мясо, должны были тратить на него полученные от общины деньги.

Основатели колонии — священник-протестант Джордж Рипли и его супруга София — считали, что все дело в недостаточно ревностном следовании учению, и все больше пропитывались духом фурьеризма. Они решили сделать из Брукфарма, который поначалу привлекал поселенцев свободой и терпимостью, настоящую «фалангу» — организованную на жестких принципах социалистическую общину с разделением труда.

Поселенцы Брукфарма даже принялись строить фаланстер — исполинское сооружение, о котором говорил еще Фурье, в котором свободно размещалась бы община в полторы тысячи человек. Предполагалось, что там будет столовая на несколько сотен человек, библиотеки, гостиные и творческие студии, огромный зал и комнаты для семей и одиночек. Но огромное сооружение сгорело при постройке. Собственники, конечно, не застраховали его, и без того хилой экономике коммуны был нанесен непоправимый ущерб. Добавила проблем и эпидемия оспы — погибших не было, однако 26 поселенцев переболели.

Рипли фактически порвал с общиной — социалистическая утопия не удалась, Брукфарм задолжал тысячи долларов, поселенцы уезжали. «Теперь я понимаю, что испытывает человек на собственных похоронах», — сказал Рипли своему товарищу в 1846-м, когда с молотка в счет долгов ушло его книжное собрание, служившее жителям Брукфарма библиотекой.

«Есть такая партия!»

В 1848 году с восстания на Сицилии по Европе прокатилась «весна народов» — самая значительная революционная волна в истории континента. Независимо друг от друга восставали народы Франции, итальянских и германских государств, Австрийской империи, Дании, Венгрии, Польши и других стран. Люди требовали преимущественно одного и того же — свободы и демократизации общественной жизни. Национальные меньшинства также выступали за свои права.

Ответ властей был жестким: при подавлении восстаний погибли десятки тысяч человек. В Новый Свет хлынули беженцы — в том числе и социалистических взглядов: например, Джозеф Ведемейер, соратник Карла Маркса, который стал выпускать первый в истории США марксистский журнал Die Revolution. Два года спустя он создал «Пролетарский союз» — первую в стране рабочую организацию. Но журнал достаточно быстро потерял популярность, а союз развалился.

В 70-х и 80-х годах XIX века поток мигрантов-социалистов в США усилился: в стране появилось несколько партий левого толка, в том числе Социалистическая рабочая партия Америки (СРП), состоящая преимущественно из немецких иммигрантов. Она стала своего рода полюсом притяжения для социалистов и разного рода леваков, но все равно была изолирована от основного общества: лишь 17 из 77 партийных ячеек использовали английский в качестве основного языка, отдавая предпочтение немецкому. На самом распространенном в стране языке говорили лишь двое из членов центрального исполнительного комитета.

Все изменилось ближе к концу века: в ряды СРП вступил Даниель Де Леон — интеллектуал, владевший несколькими языками, превосходный теоретик марксизма. Он сразу взялся за дело и отправился в шестинедельный агитационный тур по штатам. Он стал «национальным лектором» партии и значительно повысил ее популярность. Впрочем, у Де Леона нашлось немало противников: он был догматиком и доктринером, не терпел отступлений от учения Маркса; он подвергал несогласных разгромной, острой и блестящей с ораторской точки зрения критике, унижал их. Членам партии предлагалось или полностью принять учение Маркса, или отправиться на свалку истории.

За крутой нрав и исступленность в защите идеалов марксизма историки прозвали Де Леона «великим инквизитором американского социализма». Из рядов СРП выделились те, кто считал нужным не бороться за власть, а добиваться улучшения положения труда рабочих с помощью профсоюзов: они сформировали Американскую лигу труда — профсоюз, который и сегодня, после объединения с единомышленниками, остается крупнейшим и самым влиятельным в США.

К концу века в партии наметился раскол: помимо неприятия взрывного характера лидера и его авторитарных методов, нашелся и идеологический повод — партийцы поспорили из-за одновременного членства рабочих в двух и более профсоюзах. Из Социалистической рабочей партии Америки ушли недовольные Де Леоном во главе с выходцем из Российской империи Мойшей Хилквитом (урожденным Хилковицем) — позже они вместе с американскими социал-демократами объединились в Социалистическую партию Америки (СПА), которой предстояло сыграть заметную роль уже в новом XX веке.

Первым выбранным политиком-социалистом, однако, стал выходец не из СПА или СРП, а хозяин обувного магазина Фред Хак — он избрался в городской совет городка Шебойган, штат Колорадо, от Популистской партии. На своем посту он выступал за строительство школ и национализацию компаний сферы ЖКХ.

«Труд же сделал из нас ту силу, которая объединяет всех трудящихся»

Социалисты шли рука об руку с рабочим движением и профсоюзами, преследуя во многом одни и те же цели. Впрочем, социалистам это в итоге сослужило плохую службу, поскольку между профсоюзами и крупными фабрикантами подчас разворачивались настоящие войны. На забастовки пролетариата те отвечали облавами и саботажем: например, наймом штрейкбрехеров. Хозяева заводов уговаривали власти разгонять бунтующих рабочих силами полицейских и даже Национальной гвардии.

Один из самых резонансных случаев произошел в 1914 году около города Ладлоу, штат Колорадо. Там располагалось одно из наиболее прибыльных месторождений угля, приобретенное в свое время семьей Рокфеллеров. Несмотря на то что оно приносило стабильный доход, работать там было тяжело: шахтеры постоянно подвергались риску погибнуть от взрыва, удушья в забое или при обрушении стен шахты. Платили им только за добытый уголь, и если рабочий, например, чинил тачки или укреплял стены шахты, денег он не получал. Такая система заставляли шахтеров пренебрегать техникой безопасности и работать на пределе сил, подвергая жизнь огромному риску.

Закончив работу, шахтеры отправлялись домой — как правило, в специальной выстроенный владельцем поселок, где его компании принадлежало все: и земля, и дома, и церкви, и больницы. Для многих рабочих жизнь в таких городах давала шанс получить просторный дом и качественные медицинские услуги, однако ни о какой свободе и уважении к личности речи не шло: хозяин там был и царем, и богом, а его волю проводили в жизнь нанятые громилы, готовые подавить любое выступление ружейным и пулеметным огнем, страшными экспансивными пулями.

Рабочие отвечали на это тотальное давление попытками объединиться в профсоюзы: достоверно известно, что на шахтах, где работали профсоюзы, улучшались условия труда и уменьшалась смертность, однако фабриканты всеми силами пытались этому противодействовать. В Ладлоу, например, фабричное руководство нанимало штрейкбрехеров (преимущественно мексиканцев или выходцев из Восточной Европы) и специально создавало бригады из говорящих на разных языках шахтеров — так им было труднее договориться и вынашивать неугодные руководству планы.

Тем не менее почти за 15 лет профсоюзу «Объединенные шахтеры Америки» удалось наладить работу и в Ладлоу, и в других шахтах Южного Колорадо, которые эксплуатировала компания Colorado Fuel and Iron, принадлежащая Рокфеллеру. В сентябре 1913 года рабочие предъявили компании список требований: снижение норм выработки, восьмичасовой рабочий день, признание законов штата в фабричном городке, роспуск «охраны» и право вести переговоры об условиях труда от лица профсоюза, а не от лица каждого из шахтеров в отдельности. Хозяева предсказуемо отказались, и на всех шахтах Colorado Fuel and Iron началась забастовка. Шахтеров немедленно выселили из шахтерских городков, но профсоюз подготовил для них палатки неподалеку, на заранее арендованной земле. Так началась одна из самых известных стачек Америки, вошедшая в историю как «война угольных месторождений Колорадо».

***

Палатки были расположены так, чтобы не дать штрейкбрехерам проникнуть в поселок: они нередко вступали в драки, которые заканчивались жертвами. Фабричные охранники и нанятые владельцами детективы принялись действовать так, как умеют: они, например, время от времени постреливали по палаткам, калеча и убивая людей. В ответ рабочие выкапывали ямы под тентами, чтобы защититься от огня.

Узнав о беспорядках, местный губернатор распорядился отправить к бунтовщикам Национальную гвардию. Поначалу казалось, что им удалось установить какое-то подобие порядка, однако потом гвардейцы обнаружили неподалеку от палаточного городка тело рабочего, которого прислали в шахту на время бунта. Они обвинили в случившемся забастовщиков, и уничтожили палаточный лагерь около городка Форбс и всецело перешли на сторону фабрикантов, фактически сведя на нет усилия забастовщиков — гвардейцы помогли подчиненным Рокфеллера заполнить пустующие рабочие места временными рабочими.

В общем, стачечное движение продержалось с осени 1913 года по весну 1914-го, пока руководство не решило покончить со смутьянами самым решительным образом. Целью был выбран палаточный городок около поселку Ладлоу. Утром 20 апреля к нему пришли трое охранников из фабричного городка и потребовали выпустить некоего заложника. Пока шли переговоры, их сообщники выстроились живой цепью около лагеря бунтовщиков и установили пулемет на холме перед ним. Увидевшие это шахтеры попытались было обойти цепь сбоку и напасть на охранников, но те открыли огонь по лагерю, где жили не только бунтовщики, но и их жены с детьми.

Перестрелки и столкновения шли весь день: сотни человек от смерти спас товарный поезд, который перегородил линию огня пулеметного гнезда и дал им возможность уйти. Тем не менее, были и жертвы: в одном из тентов во время пожара задохнулись и погибли от огня четыре женщины с 11 детьми. Одиннадцать бунтовщиков, включая их лидера, были застрелены.

В ответ разъяренные шахтеры объявили настоящую мобилизацию, призвав сторонников обзаводиться любым легальным оружием и давать бой фабрикантам. Профсоюз «Объединенные шахтеры Америки» открыто выдавал оружие и боеприпасы бастующим — в итоге в общей сложности от 700 до 1000 вооруженных рабочих ходили от одной шахты к другой, прогоняя или убивая охрану и поджигая фабричные городки. В общей сумме в ходе этой «войны» погибли 75 человек. В итоге у профсоюза кончились деньги и он объявил об окончании забастовки. Своих целей им добиться так и не удалось.

«Прямая политика — самая лучшая политика. Принципиальная политика — самая практичная политика»

В начале XX века социалисты одержали крупную победу — в 1910-м они отправили первого представителя в Палату представителей. Журналист Виктор Бергер надежды своих избирателей оправдал: боролся за роспуск Сената и обобществление крупных отраслей промышленности. Известно и его требование национализировать систему радиообмена после катастрофы пассажирского лайнера «Титаник» — по его мнению, госконтроль в этой области упорядочил бы ее и позволил бы избежать подобных трагедий.

Социалисты постепенно проникали и в местные управляющие органы: на пике своего могущества социалисты смогли занять 33 кресла мэров, продвинуть из своих рядов множество членов законодательных собраний штатов, но все их планы разрушила Первая мировая война. На внеочередном съезде Социалистической партии Америки (СПА), было постановлено: война есть преступление против американского народа и принято решение начать антивоенные митинги. В ответ власти приняли закон о противодействии шпионажу, согласно которому за дезорганизацию, бунты и противодействие военному призыву полагалось до 20 лет тюрьмы.

Особое рвение в борьбе с «врагами Америками» проявил нью-йоркский юрист Арчибальд Стивенсон, добровольный помощник министерства юстиции. Он убеждал власти: социалисты не просто так пропагандируют отказ от войны, их «пронемецкие козни» — большевистская пропаганда. Немцы, утверждал Стивенсон, проиграли на поле боя — но открыли новый, идеологический фронт, экспортировав в Америку марксизм, уже победивший в России.

Юджин Дебс, один из отцов-основателей СПА, за свои пламенные речи против войны был приговорен к десяти годам тюрьмы. «Меня обвиняют в препятствовании ведению войны. Признаюсь: джентльмены, я ненавижу войну. Мои симпатии на стороне страдальцев, где бы они ни были. Пока существует низший класс — я к нему отношусь, пока есть преступники — я один из них, пока хоть одна душа томится в тюрьме — я не свободен». Чтобы положить конец разгулу агрессивных леваков, патриоты формировали спецотряды, призванные помочь полиции выявить агентов немецкого влияния и отправить их за решетку.

Тем временем магнаты и фабриканты умоляли президента Вудро Вильсона помочь им справиться с бунтующими работниками: в критически важные военные годы бастовали шахтеры, сталелитейщики, кораблестроители, лесозаготовители, работники транспорта и многие другие. Президент решил расправиться с саботажниками: по его приказу был фактически разгромлен международный профсоюз «Индустриальные рабочие мира» — самая радикальная рабочая организация, отвергавшая политическое урегулирование и выступавшая за «прямое действие»: бойкоты, забастовки, погромы. Федеральные агенты обыскали все 48 штабов организации по всей стране, две сотни ее лидеров получили тюремные сроки.

Помимо внешнего давления, СПА боролась и с внутренними дрязгами: в партии случился новый раскол. Ее раздирали внутренние противоречия: правое крыло хотело влиться в существующую политическую систему и искала мира с буржуазией, а левое желало превратить партию в боевое орудие пролетариата. К тому же из-за внешнего давления и патриотического подъема многие лидеры партии, изначально выступившие с одобрением пацифистского порыва руководства, все-таки решили поддержать войну с Германией.

К 1920-му конфликт обострился до высшей степени, во многом из-за русского вопроса: левые радикалы считали октябрьский переворот в России безусловной победой пролетариата и триумфом социализма, и требовали от партийного руководства безоговорочно поддержать Владимира Ленина и всеми силами препятствовать попыткам американских капиталистов свергнуть режим большевиков.

Формальным поводом для раскола стало голосование о присоединении к III Интернационалу: «за» проголосовали 90 процентов членов, но умеренное руководство постановило выгнать из партии левых радикалов. Те, в свою очередь, основали Коммунистическую партию США, куда перешли две трети членов СПА.

Противостояние нарастало: неизвестные отправили по почте несколько бомб американским чиновникам, взрывное устройство сработало и у дома генпрокурора. Власти создали специальное агентство, занимавшееся поиском и переписью коммунистических симпатизантов: в их списках оказались 60 тысяч человек. Министерство труда начало массовую высылку мигрантов-коммунистов, но вынуждено было остановить ее: суд признал такую практику незаконной. Тем не менее, дело было сделано: общество испугалось «красной угрозы», и все социалисты виделись ему террористами и бунтарями. Сотни членов партии и один из ее лидеров, Юджин Дебс, сидели по тюрьмам.

Власти, впрочем, не ограничились репрессиями: президент Вильсон понимал, что у рабочего класса есть проблемы, и их нужно решать. Вместе с одним из членов Американской лиги труда он создал Комитет по занятости военного времени, который призван был сформулировать необходимую программу реформ трудового законодательства. В него вошли представители бизнеса, рабочего движения и лидеры Американской лиги труда. Комитету удалось добиться, например, введения восьмичасового рабочего дня, легализации профсоюзов и повышения зарплаты работникам транспорта. Введение равных условий оплаты труда для мужчин и женщин добиться не удалось, однако такое требование было озвучено открыто.

«Прежде, чем объединяться, нам надо решительно размежеваться»

К концу 20-х и началу 30-х годов капитализм с точки зрения Коммунистического интернационала вошел в «Третий период существования» — этап окончательного кризиса, который должен был приготовить его к уничтожению массами радикализованного пролетариата. Коминтерн требовал от партий на местах избавиться от «реакционных элементов» — умеренных социалистов и социал-демократов, и подготовиться к революции. Видимым свидетельством наступления агонии капитализма сочли Великую депрессию, старт которой дал биржевой коллапс в США.

Давший трещину капитализм, впрочем, выкарабкался: конец рассуждениям о скором крахе власти капитала положило избрание президентом США Франклина Рузвельта и приход к власти в Германии Адольфа Гитлера. У Рузвельта был свой рецепт борьбы с экономическим кризисом: Демократическая партия под его началом провозгласила «Новый курс» — серию мер, направленных на поддержку безработных, молодежи и стариков, и на регулирование банковского сектора. Коммунисты, следуя тактике непримиримой борьбы со всеми политическими противниками, выступили против: они требовали революции.

Неспособность и нежелание договариваться с близкими по духу политиками привело к краху и когда-то могущественных немецких коммунистов: они отказались идти на переговоры с социал-демократами, и не смогли остановить приход к власти нацистов. Впрочем, они все равно были уверены: режим вот-вот падет, и рабочие возьмут бразды правления в свои руки. В святом неведении они пребывали ровно до тех пор, пока власть на улице окончательно не перешла к штурмовикам в коричневых рубашках, и нацисты не начали массовые аресты коммунистов, обвиненных в поджоге Рейхстага.

Учитывая события в США и в Германии и в целом некое восстановление капитализма, на седьмом конгрессе Коминтерна была провозглашена необходимость формирования народного фронта: союза левых и центристских партий для противостояния фашизму. Последовав призыву, коммунистическая партия США во главе с Эрлом Браудером — дедом известного ныне Билла Браудера — оставила критику «Нового курса», пошла на сотрудничество с властью и решила работать совместно социалистами и вообще более умеренными единомышленниками.

Браудер ранее был одним из наиболее радикальных коммунистов — его преданность революционному делу помогла ему завоевать расположение Москвы и выиграть внутрипартийную борьбу за власть — но быстро приспособился к новым реалиям. Он всецело поддерживал политику советских властей — в частности, показательные процессы сталинского времени — нещадно громил троцкизм, сравнивая его с холерой, и помогал советскому НКВД вербовать американцев.

«Помягчение» коммунистов отразилось и на их риторике: разговоры о неизбежности мировой революции сменились тирадами о необходимости совместной борьбы с фашизмом. Движение сменило вывеску: если раньше коммунизм виделся силой, которая сметет старый порядок, теперь он представлялся органичным внутренним движением. Коммунисты даже предлагали кандидату в президенты от социалистов — Норману Томасу — идти на выборы вместе, отправив коммуниста кандидатом в вице-президенты, но тот отказался.

Со временем в компартии США наметились схожие с советскими тенденции: вокруг фигуры Браудера начал формироваться культ личности. Историк Морис Иссерман писал: «Извечные славословия его коллег и партийной прессы, подхалимаж рядовых членов (среди документов Браудера нашлось письмо сиэттлского коммуниста, подписанное "Величайшему из живущих американцев, Эрлу Браудеру"), превратило незаметного еще в 1920-е аппаратчика в высокомерного и нетерпимого партийного диктатора».

Тем не менее коммунисты в то время продвигали множество действительно знаковых инициатив: например, боролись против дискриминации негров, за права женщин, безработных и стариков, и за справедливые условия труда. Сложился своего рода парадокс: с одной стороны, компартия была своего рода сектой фанатов Сталина и его жестокой политики с другой — наиболее последовательным прогрессивным общественным движением. Многим американцам именно коммунисты представлялись авангардом мирового антифашизма, что тоже добавляло им популярности: в итоге к 1938 году число членов партии возросло в десять раз: с 7,5 тысяч до 75 тысяч.

Впрочем, перед началом Второй мировой войны американские и европейские коммунисты получили чувствительный удар из Москвы: 23 августа 1939 года Советский Союз и нацистская Германия подписали договор о ненападении и секретные протоколоы о разделе Восточной Европы. Всем компартиям Запада было разослано указание прекратить антигерманскую пропаганду, осудить польское правительство и потребовать мира.

Критике коммунистов США и Европы подверглись британский премьер Невилл Чемберлен и глава французского правительства Эдуард Деладье — именно их называли поджигателями войны, а не Гитлера. Поначалу Рузвельта не критиковали, свалив вину на его советников: в Москве боялись, что осуждение президента убавит популярности компартии США.

Американские коммунисты продолжали слепую поддержку СССР: они сочли справедливой и войну с Финляндией, и присоединение к Союзу Эстонии, Латвии и Литвы. Впрочем, в конце 1939-го Георгий Димитров, один из лидеров Коминтерна, тайным радиопосланием приказал американцам начать критику Рузвельта. Те беспрекословно подчинились: они прекратили бойкот немецких продуктов, начали распространять лозунги вроде «Янки не придут!» и «Руки прочь!», и организовали бессрочный «пикет мира» напротив Белого дома. С их точки зрения, Рузвельт был главой «партии войны американской буржуазии». Смысл посланий всех компартий был един: войну в Европе разжигали буржуазные лидеры Запада, а никак не Гитлер.

Вполне естественно, что после нападения Германии на Советский Союз позиция коммунистов США изменилась зеркально: они стали одними из самых ярых сторонников открытия второго фронта и войны до полного разгрома противника. Мало того ,что коммунисты призывали рабочих — за права которых традиционно сражались — не бастовать, они поддержали репрессивный «закон Смита», вводивший уголовную ответственность за призывы к свержению власти.

От этого закона, кстати, преимущественно пострадали социалисты и анархисты, но коммунистов это не смущало. К концу войны Браудер надеялся, что сближение СССР и Запада на почве противостояния Гитлеру обеспечит им и мирное послевоенное существование, и потому в 1944-м объявил о преобразовании партии в ассоциацию, чтобы облегчить взаимодействие коммунистов и других политических сил. Он просчитался: после войны компартии Европы существенно полевели и осудили «браудеризм»: многолетний глава компартии был смещен со своего поста, и американские коммунисты вошли в общий тренд на ожесточение.

Сами социалисты, ведомые Норманом Томасом, к тому моменту окончательно разошлись с коммунистами: они поняли, что те лишь инструмент в руках советских хозяев, и запросто меняют свои взгляды и позиции в интересах Москвы. Руководство социалистов не поддержало войну с Гитлером, что привело к резкому падению роста популярности партии. СПА в это время переживала очередной раскол: еще в 1936 году на партийном съезде была принята радикальная программа, призывавшая к «прямому действию»: борьбе за свои идеалы любыми методами, и консервативное умеренное крыло покинуло СПА, сформировав свое движение — Социал-демократическую федерацию.

«Революция без контрреволюции не бывает и не может быть»

На ожесточение коммунистов у их политических оппонентов был свой ответ. В 1947 году президент Гарри Трумэн подписал указ о проверке федеральных служащих на принадлежность к тоталитарным, фашистским или коммунистическим организациям, а также мониторингу их высказываний на предмет призывов к свержению государственной власти. К тому времени в Палате представителей уже два года работала Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, выявлявшая предателей родины.

Подозрительность и паранойя относительно коммунистов росли: СССР после окончания Второй мировой войны был на пике своего могущества — он создал сеть подконтрольных режимов в Восточной Европе, испытал атомную бомбу и ввязался в войну в Корее, де-факто бросив вызов Западу. В Китае в это время Мао Цзедун и его соратники одержали победу над партией «Гоминьдан», которую поддерживали американцы. В США опасались, что агенты советского влияния проникли в самое сердце страны и уже ведут подрывную деятельность, готовясь бросить Соединенные Штаты в объятия коммунизма.

На борьбу с красной угрозой были брошены значительные силы: комиссии и специальные контролирующие органы создавались на всех уровнях власти, в дело вступили и частные детективы — они предлагали бизнесменам поискать коммунистов в среди их работников. Большая роль уделялась и ФБР: оно громило коммунистическое подполье, нередко прибегая к нарушению закона: взломам, шантажу и незаконной прослушке. Каждый пятый американский работник в те годы вынужден был проходить тот или иной тест но лояльность.

Подозрение в симпатии коммунистам могло стоить человеку карьеры: одного обвинения хватало для несмываемого пятна на репутации. В рамках кампании пострадали более 300 работников Голливуда: волчий билет получали режиссеры, актеры и сценаристы: даже легендарный, хоть и подрастерявший тогда популярность Чарли Чаплин.

В итоге из-за «охоты на ведьм» несколько сот человек оказались в тюрьме, больше десяти тысяч потеряли работу — многие из них действительно в каком-то виде сотрудничали с коммунистами или сочувствовали им, но вряд ли могли или хотели повредить родной стране. Впрочем, вердикты того времени в будущем пересмотрели, комиссии разогнали, и репутации восстановили.

В целом 50-е стали временем трагедией для непримиримых коммунистов и своего рода возрождением для умеренных социалистов. В 1956-м произошли два события: публикация доклада «О культе личности и его последствиях» с критикой сталинизма и силовое подавление советскими войсками Венгерского восстания.

Это имело катастрофический эффект для американской компартии: ее покинула половина членов, многие из которых вступили в ряды СПА. Сама социалистическая партия к этому времени преодолела раскол 30-х годов: СПА и Социал-демократическая федерация — отколовшееся умеренное крыло — объединились 1957-м. С тех пор американские левые все чаще начали придерживаться антикоммунистических взглядов. Тем не менее, ближе к власти социалисты не стали: последний раз в истории они выставили кандидата в президенты в 1956 году: он набрал меньше шести тысяч голосов.

«Всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от нее означает тем самым усиление идеологии буржуазной»

В 1960-е годы XX века впервые заговорили о «новых левых»: общественном и политическом движении, которое вместо традиционной повестки коммунистов и социалистов — борьбе за права трудящихся и пролетарскую революцию — сосредоточилось на противодействии бедности, авторитаризму, загрязнению окружающей среды, индивидуализации и безыдейности.

Популяризировал термин «новые левые» социолог Чарльз Райт Миллз: он полагал, что со временем пролетариат перестал быть движущей силой революции — эта роль отныне отводилась интеллектуальным элитам. Именно им, по мнению Миллза, предстояло заставить власть считаться с народом и работать для его блага.

Левая идеология стала активно проникать и в студенческие кампусы — во главе этого движения стоял союз активистов «Студенты за демократическое общество». Они выступали против милитаризации, холодной войны и бедности, за демократию, права трудящихся и справедливое распределение доходов. Тоталитарность коммунизма они при этом тоже отвергали. Студенты сошлись с активистами за права негров: состоялось своего рода взаимопроникновение идей — обе группы боролись с несправедливостью и нашли много точек соприкосновения вроде стремления к пацифизму и перераспределению доходов.

Примечательным носителем новых левых и анархических идей стало движение хиппи: идеалисты создавали группы вроде «Диггеров» — боровшихся за искоренение капитализма и денег и даже открывших сеть «магазинов», где за товары не надо было платить — и «Йиппи» (от Youth International Party, Международная партия молодежи), которые славились театрализованными выходками и номинировали свинью (своего формального лидера) в президенты США.

Не избежали Соединенные Штаты и левого уличного террора. Одной из самых известных левацких террористических организаций стала группировка Weather Underground («синоптики») — изначально фракция союза «Студенты за демократическое общество». Название происходило от фразы «Вам не нужен синоптик, чтобы понять, куда дует ветер» из песни Subterranean Homesick Blues Боба Дилана.

Согласно ленинистской идеологии движения, в мире шла великая борьба между американским империализмом и жаждущими свободы народами. «Синоптики» ставили своей целью свержение власти капитала и установление мирового коммунизма. По замыслу банды, классом-застрельщиком революции должен был стать американский средний класс — союз студентов и рабочих, коих лидеры организации объединяли, в отличие от других левых мыслителей.

Бороться также предполагалось против расизма и против системы, которая изначально была настроена на угнетение этнических меньшинств в пользу белых людей. С этой политикой были связаны и унизительные испытания, которым подвергался каждый новобранец. Члены организации собирались и проводили многочасовые разборы недостатков друг друга. Одного человека могли допрашивать и критиковать в течение десяти часов: новичок должен был понять, что внутри он остается шовинистом, сторонником превосходства белой расы и рабом системы.

Разрушению должна была подвергнуться не только личность человека, но и его жизнь: у членов организации реквизировалась собственность, все доходы шли на нужды организации. Специально деконструировался институт моногамии — влюбленных разлучали друг с другом (привязанности считались собственническими и, соответственно, контрреволюционными), лидеры намеренно осуществляли «ротацию сексуальных партнеров» всех членов организации и даже устраивали оргии. Руководство организации было непререкаемо и имело практически божественный статус, что открыло дорогу всякого рода злоупотреблениям: как имущественного, так и сексуального толка.

События в мире помогали главарям «синоптиков» убеждать свою «паству» в том, что мировая революция неминуема: война за независимость Гвинеи-Бисау и общий подъем освободительных марксистских движений в Африке, культурная революция в Китае, Пражская весна, Красный май во Франции. Вожди убеждали последователей: те, кто не берет в руки оружие и не сражается с несправедливостью, становится соучастником преступлений режима. Мирные протесты не работали — необходимы были силовые акции, «прямое действие».

Первой акцией на заре истории организации, когда она только готовилась отколоться от «Студентов за демократическое общество», стал подрыв памятника погибшим полицейским. Затем были «Дни гнева» — в октябре 1969-го «синоптики» несколько дней с переменным успехом били стекла в домах и автомобилях Чикаго, требуя от правительства прекратить войну во Вьетнаме. Полиции, как правило, удавалось усмирить бунтовщиков, однако их погромы все же стоили штату 183 тысячи долларов. В итоге многие лидеры Weather Underground были арестованы, а сама банда ушла в подполье.

«Синоптики» бросали коктейли Молотова — в дом судьи Верховного суда штата Нью-Йорк, библиотеку Колумбийского университета и полицейскую машину — а затем решили «сыграть по-крупному»: взорвать начиненную гвоздями бомбу на военной базе во время танцевального вечера для офицеров. Военных спасла случайность и небрежность террористов: бомба взорвалась во время сборки: погибли трое боевиков.

В будущем преступники решили, что будут избегать человеческих жертв и обязательно предупреждать о грядущих взрывах, чтобы они были скорее символичными, чем смертоносными. Кстати, именно члены этой группировки смогли помочь бежать из тюрьмы Тимоти Лири — «отцу» ЛСД.

В середине 70-х движение распалось — и былой запал иссяк, и ФБР смогло внедриться в организацию и провести ряд арестов, и чернокожие с азиатами сочли защиту своих прав недостаточно рьяной. Всего Weather Underground удалось провести около пары десятков взрывов.

Радикальные группировки чернокожих, сражающиеся против расизма методом террора — например, угнавшая пассажирский самолет «Армия освобождения черных» или «Черные пантеры» — тоже видели решение своих проблем именно в социализме и левой идеологии. Из их руин восстала «Коммунистическая организация 19 мая» — своего рода союз «синоптиков» и черных борцов за равноправие, однако после серии взрывов всех «бойцов» пересажали.

Левый терроризм в Америке дожил почти до конца Холодной войны — по данным исследователей, в 1980-е три четверти всех терактов в стране совершалось левыми движениями — но впоследствии практически полностью сошел на нет.

У «синоптиков» осталось легальное политическое крыло — «Организационный комитет Пожара в прерии» — названный в честь манифеста, написанный основателями движения, но у него даже веб-сайт уже работает с перебоями. В те редкие часы, когда страница доступна, там содержатся призывы свергнуть прогнившую капиталистическую систему, которую никак нельзя изменить с помощью выборов или любым иным мирным путем.

«Классические» социалисты с появлением «новых левых» решились на реформы: в 1972-м году Социалистическая партия Америки пережила смену вывески: во-первых, слово «социалистическая» было заменено на «социал-демократическая» — чтобы не вызывать ассоциаций с Советским Союзом — во-вторых, из названия исчезло слово «партия» — чтобы члены Республиканской и Демократической партий понимали, что могут состоять в СПА, не отказываясь от своей партийной принадлежности.

Социал-демократы развернули достаточно бурную деятельность: в конце 70-х и начале 80-х они, например, собрали сотни тысяч долларов на польское рабочее антисоветское движение «Солидарность». Они же помогли двум партиям США объединиться в деле создания Национального фонда демократии, призванного эту самую демократию продвигать за рубежом.

Впрочем, нашлись и недовольные таким правым поворотом: после съезда был создан «Организационный комитет демократического социализма», который после объединения с «Новым американским движением» — схожей по идеологии группой — превратился в организацию «Демократические социалисты Америки» (ДСА). Именно ей мы обязаны сегодняшним взлетом популярности левых идей в американском обществе.

«Хранить наследство — вовсе не значит ограничиваться наследством»

Взгляды ДСА типичны для «новых левых» организаций. В их уставе записано:

По мнению идеологов ДСА, американское общество — классовое, и потому в нем есть вечный конфликт большинства населения и его богатой верхушки. Сама организация скорее зонтичная — в ней есть и эко-социалисты, и социалисты-революционеры, и либертарианцы, и коммунисты. Решения в ДСА по разным вопросам обычно принимаются тем или иным комитетом, ответственным за его обсуждение. Руководство движения понимает, что построение социализма ускоренными темпами невозможно, и потому предлагает на первых порах ограничиться законами, усиливающими социальную ответственность бизнеса и его подотчетность обществу.

Что касается внешней политики, ДСА высказывалась по нескольким важным вопросам: например, выступало в поддержку палестинцев и против Израиля, выражало солидарность Венесуэле и несогласие с введенными Бараком Обамой санкциями, и осуждало вмешательство США в гражданскую войну в Сирии.

Во внутренней политике «Демократические социалисты Америки» с первых дней поддержали левое крыло Демократической партии — одного из столпов американской двухпартийной системы. Своих кандидатов на выборах она не выдвигала, лишь указывая товарищам, какой из кандидатов будет более предпочтительным для общего левого дела. Сотрудничество с демократами не было всеобъемлющим — ДСА поддерживала рядовых политиков, работающих «в полях», но нещадно критиковала руководство партии, подчиненное крупным корпорациям.

Так, например, руководство партии в 2004 году писало в редакционной статье, призывая голосовать за кандидата в президенты демократа Джона Керри:

Во время президентских выборов 2016-го ДСА активно поддержала Берни Сандерса: его программа, предлагавшая своего рода новый «Новый курс» Рузвельта, виделась им правильной, хоть и не приближающей переход экономики в руки простого народа. После проигрыша Сандерса во внутрипартийной гонке, ДСА призвала к поражению республиканца Дональда Трампа, но прямо призывать к поддержке Хиллари Клинтон — считавшейся ставленницей партийной верхушки — не стала.

После победы Трампа (и, что немаловажно, поражения "партийной" Клинтон) для демократических социалистов наступил настоящий звездный час, число их сторонников росло бешеными темпами. Если в 2016-м, до выборов, членов ДСА было 6,5 тысяч, то к концу октября 2018-го их число увеличилось до 52 тысяч.

В 2017 году им удалось получить 15 мест в законодательных собраниях разных штатов (при том, что они сами рассчитывали лишь на 5). Больше половины всех членов ДСА, пошедших на выборы, выиграли их. В нынешнем году они рассчитывают на еще больший успех: продвинуть 100 своих членов во власть на федеральном уровне и на уровне штатов. Первое в истории место сенатора им практически гарантировано кандидатурой социалистки Окасио-Кортес в Нью-Йорке.

ДСА стали противником не только республиканцев, но и части демократов. Лидер «ослов» в Палате представителей Нэнси Пелоси, например, заявила, что избрание Окасио-Кортес значимо только на уровне ее избирательного округа, но не всей страны, в то время как глава Национального комитета Демократической партии назвал ее «будущим партии».

Выборы в США состоятся уже 6 ноября, и не исключено, что в будущем они войдут в учебники истории как важная веха на пути нового «красного поколения» в американскую власть. Может быть, как раз в то самое время, когда на улицах Вашингтона развесят портреты членов Политбюро, а красные книжечки с цитатами Берни Сандерса будут расходиться многомиллионными тиражами.