«Они уезжают за достойным качеством жизни»: как выглядит миграция на постсоветском пространстве (Open Democracy, США)

Что общего между Киргизией и Россией, Украиной и Белоруссией, Таджикистаном и Казахстаном? Эти государства имеют свое самостоятельное настоящее, планируют надвигающееся будущее, однако, остаются до сих пор связанными между собою общим прошлым. До декабря 1991 года эти ныне независимые государства были в числе 15 республик Советского Союза. На протяжении 70-ти лет существования СССР миграционные процессы между Россией и другими советскими республиками были динамичными и разнонаправленными. Распад СССР и события, предшествующие ему, изменили как траектории, так и способы миграции между возникшими из состава союза странами. Количество людей, устремляющихся в Россию, Украину и Белоруссию, возросло — в то время как количество уезжающих в другие новые государства, существенно сократилось. Особенно в Средней Азии отток населения после развала СССР превышал приток. Как развивалась миграционная политика стран бывшего СССР в течение последних трех десятилетий? Как изменились пути миграции — и сами мигранты? И какова роль постсоветской миграции в миграции глобальной? Об этом oDR поговорил с кандидатом экономических наук, доцентом Украинского Католического Университета, ассоциированной исследовательницей Центра изучения Европы Оксфордского университета (SEESOX) Ириной Лапшиной, профессором Европейского Университета в Санкт-Петербурге Сергеем Абашиным и директором Института Миграционной Политики в Берлине Ольгой Гулиной. — Насколько привлекательна Россия для трудовых мигрантов и беженцев? И в чем именно заключается привлекательность и непривлекательность России для мигрантов по сравнению с другими странами? Ольга Гулина: После распада СССР Россия была в разной степени и по-разному привлекательна для граждан постсоветских государств. Сразу после развала Советского союза в Россию хлынули потоки этнических русских или, по крайней мере, людей, заинтересованных в российском гражданстве. Ситуация с этими людьми внутри России была совершенно разной — кто-то столкнулся со сложностями при получении российского гражданства, кто-то вообще не получил российского гражданства и жил без паспортов, удостоверяя свою личность недействительными советскими документами. Это наложило определенный отпечаток на восприятие России как принимающей страны. Потом наступил новый этап — на смену этническим русским пришли новые потоки мигрантов. Сегодня Россия для граждан независимых государств становится менее привлекательной страной. Точнее, она уже не так привлекательна, как раньше. Для граждан независимых государств Россия становится сегодня менее привлекательной страной. Сергей Абашин: Отвечать на этот вопрос следует с уточнением про разные этапы постсоветской миграционной истории — 1990-е, 2000-е годы, и ситуация в настоящее время. Все эти этапы различаются между собою по миграционной динамике, по профилю мигрантов и по географии этой миграции. Оценить привлекательность России для мигрантов из стран постсоветского пространства в общем — сложная задача. Я предпочитаю говорить о миграционной привлекательности России для разных стран в отдельности: для Центральной Азии, отдельно для Казахстана, Украины, Закавказья, или для стран дальнего зарубежья. На самом деле, у каждой страны будет своя специфика и свой миграционной след на миграционной карте России. Характерен пример с Украиной и с Молдовой. В какой-то момент трудовая миграция из обеих стран была довольно значительной. С 2014 году поток из Украины уже частично состоял из беженцев, и массовой эта миграция была именно в сторону России. Ситуация изменилась за последние два года: мы видим снижение этого потока и уменьшение количества мигрантов из Украины и Молдовы. Отчасти это было связано с тем, что для этих государств открылись возможности трудовой и иных форм миграции в страны ЕС. Но сейчас появляется новая ситуация — когда гражданам восточных областей Украины бонусом предложили российское гражданство. Насколько упрощенное получение жителями Украины российского гражданства скажется на динамике возросшей в последние годы украинской эмиграции в страны ЕС, мы пока не знаем, хотя теоретически можно предполагать, что динамика изменится. Ситуация все время корректируется. Поэтому сказать однозначно, насколько привлекательная и непривлекательная Россия в общем — весьма сложно. Ирина Лапшина: Анализируя украинскую трудовую миграцию, нужно отметить, что после 2014 года Россия отчасти теряет свою привлекательность для украинских мигрантов. Количество граждан Украины, которые прибывают в Россию, снижается. Если на начало ноября 2014 в Россию прибыло 2,6 млн украинцев, то на тот же период в 2018 их количество снизилось до 1,98 млн чел. Многие украинцы перестали ездить в Россию по политическим соображениям. С 2014 года все больше украинцев устремляется на заработки в Польшу и другие страны. — Для кого сейчас Россия является привлекательной страной — и в чем? Гулина: В разные годы и для разных стран определяющие критерии миграционной привлекательности России менялись. В первое десятилетие после распада Союза Россия была привлекательна для этнических русских, для русскоговорящего населения. Эти люди спешили переехать в Россию как на историческую родину из новых независимых государств, поскольку там их нередко преследовали по национальному признаку. Гражданская война в Таджикистане, события в Сумгаите и в Баку, волнения в Фергане вынудили бывших граждан СССР искать в России убежище и безопасность. В последующие годы граждане независимых государств смотрели с большим интересом в сторону России в поисках лучшей жизни, работы и заработков. И да, в разные этапы постсоветской миграционной истории привлекательность России определялась различными критериями и отличалась от страны к стране. Лапшина: Россия долгое время была и остается привлекательной для белорусских мигрантов. Облегченный порядок пребывания и проживания, возможность оформления вида на жительство, территориальная близость, отсутствие языкового барьера — факторы, которые привлекают белорусов работать в России. Кроме того, ни белорусским работникам, ни их работодателем не нужно получать разрешения на работу и разрешения на привлечение иностранной рабочей силы соответственно, а также не нужно уведомлять миграционную службу, службу занятости и налоговые органы о приеме на работу граждан Беларуси. Хотелось бы отметить, что заработная плата у белорусов самая высокая среди мигрантов в России. Однако, в последние годы заметна переориентация белорусских трудовых мигрантов с России на Польшу и другие страны ЕС. — А как обстоит дело с эмиграцией из России и других стран бывшего СССР? Можно ли сегодня говорить об утечке мозгов с постсоветского пространства? Абашин: Я пока не вижу достаточно убедительных данных, прежде всего, статистических, которые бы позволяли проследить четкие эмиграционные тенденции. Такие данные очень сложно собирать. У меня нет цифр, которые бы говорили, что усилилась эмиграция в том или ином виде и что серьезно изменилась динамика выезда из России на постоянное место жительство. Мы не имеем статистики о каком-то большом всплеске по сравнению с предыдущими годами. Уместнее, может быть, говорить о каком-то особом этапе и особом характере миграции, которая становится всё более разнообразной. Существуют разные тенденции, которые уже были обозначены. Есть экономически обусловленная миграция. Она была в 1990-е и в 2000-е, есть и сейчас. Люди ищут место работы, соответствующее их уровню и претензиям. Есть образовательная миграция, есть и политическая эмиграция — мы не знаем ее точный масштаб, но мы знаем о существовании этих людей. Есть много мигрантов, которые, уехав, сохраняют очень тесные связи с Россией. Также есть люди, которые по истечении какого-то времени возвращаются в Россию. Мы видим очень много тенденций, но как мне кажется, мы пока не можем оценить масштабы каждого из этих явлений в достаточной мере. Гулина: Говоря об эмиграции из России и других независимых государств, нужно отметить отличие сегодняшних квалифицированных мигрантов от тех, кто уезжал в 1990-е и даже в 2000-е. Сегодняшние квалифицированные эмигранты из постсоветского пространства живут вне географических границ, поэтому определять их перемещения только из-за экономическими причинами смысла нет. Эти высококвалифицированные специалисты давно переросли ситуацию внутри постсоветского пространства. Мерить их категориями нашей миграционной системы и нашего миграционного законодательства неправильно. С моей точки зрения, они больше уезжают за новым достойным качеством жизни, туда, где они могут жить как космополиты. Это экспаты. Они даже не трудовые мигранты. Абашин: Кстати, в России сложился еще один особый тип эмиграции, когда люди уходят на пенсию или покупают дачу и уезжают не на дальний Запад, а в восточную и центральную Европу. Они постоянно перемещаются между Россией и, например, Болгарией или Черногорией, живут там и там. Как правило, это люди среднего класса, к такой мобильности их толкает вовсе не экономическая нужда или политическое преследование, а какой-то совсем другой комплекс соображений и интересов. Гулина: Сегодня на постсоветском пространстве появляются совершенно другие модели миграций. Когда я работала в Украине, у меня было огромное окружение молодых и талантливых людей в рабочем пространстве, в основном, IT-специалистов. Они работали на польские, голландские, немецкие фирмы, им было без разницы где сидеть с компьютерами — в Украине, на Багамах, в Польше или Нидерландах. Они были в Украине, но при этом работали на другие страны. Возникает вопрос — это утечка мозгов? Они производят продукт для другой страны, если мерить нашими прошлыми миграционными рамками. Лапшина: Сегодня можно говорить о новом виде миграции — виртуальном. Это происходит, когда специалисты, находясь физически в одной стране, — допустим, в Украине — предоставляют экспертные знания для другой страны, например, для Америки, и получают за это достойные зарплаты. Виртуальная миграция позволяет большему числу людей из более бедных стран участвовать в мировой экономике, создает рабочие места и повышает уровень жизни. А если говорить о физической миграции, то следует отметить, что сейчас развитые и развивающиеся страны все больше и больше воспринимают мигрантов и диаспору как партнеров для развития своей страны. Они не обязательно стремятся вернуть этот человеческий капитал, а ищут пути и способы как принять эту ситуацию и найти в ней положительные стороны. Исследуя украинскую диаспору в Великобритании и Польше, я обратила внимание на то, что как «старая» диаспора, так и новые иммигранты, которые приехали в страну после 1991 года, имеют ресурсы, интерес и большое желание помочь в развитии своей страны. Это особенно заметно в кризисных ситуациях. Например, в результате Евромайдана украинская диаспора в этих странах активизировалась, мобилизовалась и стала более сплоченной. Активисты развернули активную деятельность по помощи Украине, лоббировании интересов своей страны в Великобритании и Польше, культурной дипломатии. Поэтому всем странам постсоветского пространства стоит рассматривать мигрантов и диаспору скорее как партнеров для развития, а не воспринимать эмиграцию как потерю человеческого капитала или «утечку мозгов». — Можно ли говорить, что миграция (входящая и исходящая) является вызовом для политических сил в странах бывшего Советского Союза? Есть ли в Украине, Белоруссии, Казахстане, России какие-то политические силы, которые всерьез занимаются этой проблемой, которые готовы включить миграцию в свою повестку? Гулина: Миграция всегда была на повестке государств постсоветского пространства, просто не сразу, не в первое десятилетие после распада СССР. Независимые государства, отойдя от вызовов первого десятилетия, сосредоточились на строительстве национальных государств, которые в их представлении должны были быть гомогенными по этническому составу населения. В семи из пятнадцати государств бывшего СССР были анонсированы программы этнической репатриации, государства задумались о возвращении соотечественников, этнических казахов, киргизов. Миграция всегда была политизирована, и весь вопрос в том, насколько политическим силам удается педалировать эту ситуацию в той или иной стране. Абашин: Политическая оппозиция хотела и готова была бы использовать тему миграции в своей политической борьбе, это факт. Мы видели это в 2013 году на выборах в Москве, когда все кандидаты на должность мэра, включая Навального, жириновцев, коммунистов и даже яблочников, попытались сделать критику миграционной политики и «засилья мигрантов» одной из главных своих претензий власти. Замеры общественного мнения тогда показывали, что такими общим усилиями политиков миграция стала восприниматься проблемой номер один или номер два в столице. Сегодня многие политические силы тоже с большим интересом наблюдают за происходящим в США и в Европе, где тема миграции является средством для оппозиционных сил в эклекторальной борьбе. И все думают и примеряются, как эту тему можно использовать в России, когда здесь будет конкурентная политическая среда. Время от времени тот же Навальный продолжает, например, делать заявления о необходимости введения виз со стороны РФ для граждан Центральной Азии и Закавказья. Хотя, конечно, сегодня на первый план вышли другие болезненные вопросы, та же Украина или пенсионный возраст, что отодвинуло тему миграции на задний план в политической борьбе. Не оставляют эту тему и представители власти. В 2013 году, во время выборов московского мэра, о чём я упомянул выше, чтобы избежать обвинений от оппозиции, действующий мэр Собянин сам использовал антимиграционную риторику и провёл несколько полицейских акций по борьбе с «нелегалами». Сегодня управление миграционными вопросами в России происходит в ручном режиме, они фактически переданы из правительства в администрацию президента. В России есть концепция миграции, однако она рассчитана до 2025 года, и это не стратегия, а тактика. И если уж быть совсем честными, этот документ и его реализация рассчитаны до времени следующих выборов. Миграционная тематика рассматривается представителями власти в контексте политических процессов, чтобы довести ее до следующих выборов, не отдав ее в руки оппозиционных политических сил. Политическое напряжение вокруг этой темы явно существует, хотя сейчас оно не очень заметно. Лапшина: В Украине трансформация миграционного дискурса и изменение имиджа украинского мигранта очень интересна. В свое время, бывший президент Украины Кучма, назвал украинских женщин, работающих в Италии, «проститутками». Он позволил себе назвать их проститутками в публичном выступлении, и хотя потом официально принес извинения, отпечаток остался. Такой негативный дискурс и негативное восприятие мигрантов было в Украине очень долгое время. Мигрантов воспринимали как предателей, в газетах были статьи о том, что они вставляют нож в экономику Украины, ведь они зарабатывают большие деньги, пересылают на родину, скупают недвижимость и поэтому недвижимость дорожает. В последние годы этот негативный образ стал немного трансформироваться. Украинских мигрантов, выезжающих зарубеж, рассматривают не столь негативно, хотя регулярно поступают предложения обложить налогом их доходы. А ведь трудовые мигранты являются самыми большими инвесторами в экономику Украины (в 2010 году трудовые мигранты перечислили в Украину почти 11 млрд долларов, что в пять раз больше, чем прямые иностранные инвестиции!). Абашин: В последнее время оппозиционные силы в Кыргызстане, Казахстане пытаются сделать миграцию из Китая вопросом политической повестки, которую они предъявляют властям. Я не скажу, что это вопрос номер один в этих странах, однако эти темы становятся важными для казахстанской и кыргызстанской оппозиции. Гулина: Миграция как политическая тема есть на повестке и у действующей власти, и у оппозиционной. Россия и Казахстан — это, в основном, государства, принимающие мигрантов, а вот остальные страны постсоветского пространства, действительно, заинтересованы в поиске других стран для трудоустройства своих граждан. Так, Таджикистан и Узбекистан подписывают договора об организованном трудоустройстве своих граждан с арабскими странами. Есть и другой политический момент. Казахстан, Беларусь и Украина в свое время в одностороннем порядке открыли свои границы для граждан западных стран, продемонстрировав свою открытость и готовность к диалогу. А это тоже часть политической повестки представителей действующей власти этих государств. Нельзя забывать и о гуманитарной миграции в постсоветских странах, особенно тех, на территории которых имели место или продолжаются территориальные конфликты. Российско-украинский конфликт, армяно-азербайджанский, российско-грузинский конфликт — это не просто часть национальной политической повестки этих государств, а темы международной политики. — По поводу обещания выдавать российские паспорта украинским гражданам. Это вообще имеет отношение к миграционной политике — или это лежит в совершенно другой плоскости? Может ли выполнение этого обещания, если это состоится, действительно повлиять на приток украинцев в Россию? Гулина: Это не столько вопрос миграционной повестки, сколько тема политических амбиций. Указ об упрощении получения российского гражданства возник в стратегически важный момент, когда в Украине уходит один президент и приходит другой. Это показывает еще раз, что миграция на постсоветском пространстве становится геополитическим оружием — я пишу об этом в моей книге. Российский указ об упрощенном порядке раздачи российского гражданства жителям восточных областей Украины — это вопрос для вновь избранного президента Украины, насколько для него стратегически важны территории Украины с преимущественным расселением русскоговорящего населения. Абашин: Этот указ явно находится на стыке разных тем, и возник он, видимо, на стыке разных интересов. И геополитических, и безусловно — миграционных. Дело в том, что в тексте последней миграционной концепции России указано, что Россия заинтересована в притоке русскоговорящих иммигрантов. При ее принятии были комментарии, объясняющие смысл этой концепции, в частности, тем, что Россия будет привлекать людей из Украины, в том числе, из восточных регионов, чтобы компенсировать свои демографические трудности. Поэтому, в принципе, это решение о выдаче российского гражданства вполне созвучно контексту решения миграционных проблем в России. Также очевидно, что рассмотрение этого вопроса в контексте миграционной проблематики очень срезонировало с российскими внешнеполитическими соображениями, которые имеют немного другой характер и по-другому выстраиваются. Эта другая логика привела к совмещению интересов в миграционном и геополитическои полях. Для кремлевского руководства оказалось очень выгодно поиграть на разных аспектах этого решения.