Боязнь радиации тормозит развитие безопасных технологий облучения продуктов

Радиационный метод стерилизации широко используют в мире для обработки продуктов питания, повышения урожайности сельхозкультур, обеззараживания изделий различного назначения от патогенной флоры. Однако в России он оказался не столь востребован. О мерах, которые помогли бы раскрыть его потенциал, рассказывает руководитель регионального центра облучательных технологий Сергей Никитин.

Сергей Олегович, когда появился этот метод и где он используется?

Сергей Никитин: Это история длиной более чем в столетие. Теоретические изыскания и обоснования бактерицидных эффектов ионизирующего излучения пришлись на начало прошлого века, в 1920-х департамент сельского хозяйства США предложил использовать радиацию для борьбы с насекомыми в табаке. После этого были опубликованы материалы о чувствительности паразитов к излучению. Но только в 1940-х технология выходит на промышленный уровень при обработке армейских сухпайков, а дальнейшим стимулом послужило принятое в американской армии в 1953 году решение о замене обычных методов консервирования и замораживания пищи радиационной стерилизацией. Национальная служба морского рыболовства США примерно в то же время разрешила обработку рыбы и морепродуктов.

У нас тоже все начиналось с запросов армии, а ближе к 1960-м годам Минздрав СССР вначале разрешил облучение картофеля и зерна пшеницы, а потом овощей, фруктов, мясных изделий, рыбы, крупы и специй. Радиационные технологии исследовали в Институте микробиологии Академии наук, НИИ консервной и овощесушильной промышленности. В 1970-1980-х к этой работе подключился ВНИИ сельского хозяйства и радиологии.

Насколько сегодня облучательные технологии распространены в мире и в России?

Пищевой рынок холодной стерилизации сегодня оценивается в 2,3 миллиарда долларов, а к 2030 году приблизится к 11 миллиардам

Сергей Никитин: Метод холодной стерилизации, как его еще называют, используют более 60 стран, тон задают США, Великобритания, Франция, Германия и Китай. Всего в мире свыше 500 облучательных центров: в США - 65, а в КНР уже 175. У нас их пока только восемь, почти все находятся в европейской части России. Лишь наш, обладающий, кстати, самой мощной установкой в стране - на 3000 кило-кюри, расположен за Уральским хребтом, в Озерске. Казалось бы, при такой географии он должен быть полностью загружен. Но нет, сейчас центр задействован немногим более чем на треть своих возможностей. При нынешнем спросе этого хватает.

Как выглядит сам процесс облучения?

Сергей Никитин: Рабочая зона установки невелика. Ее образует бассейн со специальной водой, где лежит "основная деталь" - ожерелье изотопов в виде таблеток, распространяющих вокруг себя голубоватое свечение, это так называемый эффект Вавилова-Черенкова: в воздухе гамма-лучей не видно, а в жидкости все визуализировано. Когда над бассейном змейкой начинают передвигаться специальные контейнеры с грузами, которые нужно облучать, гирлянду поднимают, и она начинает свою работу. Гамма - это проникающая радиация: прошла насквозь, разбила молекулы, улетела прочь. Для каких-то видов продукции нужны минуты облучения, для других - часы. После этого цикла отдаем пробы в лабораторию, где их исследуют и выдают заключение: патогенных микроорганизмов не обнаружено, все стерильно. Чаще всего из продуктов к нам поступают специи с Востока, где, как считают наши заказчики, гигиена оставляет желать лучшего. С другими продуктами обращаются нечасто.

В пищевой промышленности есть и альтернативные методики обеззараживания и консервации.

Сергей Никитин: Для достижения продовольственной безопасности наш метод хорош своей универсальностью. Потери зерна ежегодно оцениваются в 25 процентов, корнеплодов - до 40. Сельхозкультуры ведь не только поражаются насекомыми-вредителями, но и прорастают, гибнут из-за бактериальной порчи при хранении. Традиционно при выращивании растения обрабатывают пестицидами, однако этого недостаточно. При использовании химии появляется масса побочных эффектов: токсичные вещества несут риски для здоровья, к тому же препараты сложно хранить, они дороги. Радиация на поверку оказывается безопаснее, если соблюдать все правила, а срок хранения пропущенного через гамма-лучи картофеля, к примеру, вырастает до 18 месяцев. Лучше хранится и наше главное достояние - пшеница.

Урожай зерновых на Южном Урале достигает двух миллионов тонн. Может ваша установка справиться с такими объемами?

Сергей Никитин: Технически можно облучать в год около 50 тысяч тонн пшеницы и ржи, а если выйти на полную мощность - 150. Но здесь нужно смотреть конкретные условия, а не вести речь обо всех складских запасах. Пропускать целые элеваторы через установку вряд ли целесообразно из-за необходимости доставлять урожай на место, перегружать в специальные емкости.

Реально ли фермерам уберечь урожай с помощью этой технологии?

Сергей Никитин: Для них правильнее будет провести обработку семенного материала: после облучения он отличается повышенной всхожестью. Это подтвердил и эксперимент в Татарстане, в котором были задействованы Центр токсикологической и радиационной безопасности животных, Приволжский университет и одно из сельхозпредприятий. Прибавка урожая на опытных делянках составила от 17 до 23 процентов для яровой пшеницы, для ячменя - более 12, кукурузы - от 21 до 27. Международные институты также подтверждают: для картофеля, огурцов, томатов, фасоли, подсолнечника, свеклы, капусты прибавки - от 10 до 40 процентов. В то время, в 2010 году, стоимость услуг по облучению тонны пшеницы была 6000 рублей. С учетом расценок и консервативного прогноза урожайности эффект по стране превысил бы 80 миллиардов рублей, а в нынешних ценах был бы значительно выше.

Обращаются ли к вам за услугами аграрии нашего региона?

Сергей Никитин: Мы помогали ученым Южного Урала, обрабатывали черенки смородины, яблони, сотрудничаем с Уральским государственным экономическим университетом: облучали сорбент для кобыльего молока, ореховую пасту, экспериментировали с натуральной косметикой. Обработкой семян заинтересовались сельхозпроизводители из Казахстана, хотели попробовать, спрашивали, в чем секрет увеличения всхожести. Уральские полеводы оказались пассивнее - никто из них не проявил инициативы.

Я думаю, дело тут не столько в плохой информированности, сколько в радиофобии, которой страдают даже высокообразованные люди. Авария 1957 года на "Маяке" и Чернобыль не прошли для нас бесследно, они сказываются на менталитете. Не так давно я читал лекцию о лучевых технологиях в павильоне "Атом" на ВДНХ, и женщина, как впоследствии оказалось врач, спросила об остаточных явлениях и мутации сельхозкультур, что, по ее мнению, навредит здоровью. Спросил, как она относится к рентгену или ядерной медицине. Это другое дело, возразила она. Да нет, говорю, не другое. В диалог вмешалась еще одна посетительница и очень точно подметила: если не задумываться о сохранении продуктов, голодающих людей в мире только прибавится.

Такие авторитетные организации, как МАГАТЭ и ВОЗ, пришли к выводу: облучение любой пищи в определенных дозах не вызывает токсичного воздействия. На международном уровне разработано более двух десятков кодексов для такого облучения. А комиссия Европейского управления по безопасности продуктов питания подтвердила перспективность ядерной технологии, и она быстро прогрессирует за границей. Пищевой рынок холодной стерилизации уже сегодня оценивается в 2,3 миллиарда долларов, а к 2030 году, как прогнозируется, приблизится к 11 миллиардам.

Кроме радиофобии есть другие причины невысокого спроса?

Сергей Никитин: Не все отработано с организационной точки зрения. Этой весной на форуме АТОМЭКСПО я слушал доклад специалиста из Вьетнама. Он рассказал, что не смог бы отгрузить на экспорт ни один морепродукт, если бы тот не прошел радиационную стерилизацию - на российской, кстати, установке. Потому что все его покупатели требуют соответствующий протокол. Для нас это пока в диковинку. Один из наших предпринимателей мне прямо сказал: зачем вкладываться, если никто этого не требует, а процедура не предусмотрена в документах и контрактах? Получается так: продал свой товар, а дальше у покупателя пусть голова болит, как его сохранять. Я обращался по этому поводу с письмом в Минпромторг РФ, позже мне сообщили, что информацию о возможностях лучевой стерилизации разослали отраслевым союзам и пищевым корпорациям.

Отечественное здравоохранение тоже среди ваших клиентов?

Сергей Никитин: Компании, производящие медицинские халаты, шовный материал, изделия для операционных и реанимационных отделений, действительно прибегают к нашим услугам. Но сами медучреждения для вторичного обеззараживания к нам не обращаются. Когда была возможность, некоторые из них создали запас импортных имплантатов, а сейчас срок стерилизации истекает, и дальше их нужно стерилизовать вновь или утилизировать. Руководство одной известной ортопедической клиники загорелось сотрудничеством с нами, но потом отказалось. Главврачи местных больниц поначалу тоже проявляли энтузиазм, но затем разводили руками.

Сегодня медицина использует для обеззараживания автоклавы, дезинфицирующие растворы, газовый и плазменный методы, расходные материалы для этого недешевы, к тому же отсутствует отечественное оборудование. При газовом воздействии еще требуется длительное, до 12 суток, "проветривание", чтобы с поверхностей успела улетучиться остаточная окись этилена. У нас процесс и дешевле, и проще. Я также уведомлял об этом областной минздрав. Мне ответили в официальном письме: "Стерилизация изделий медицинского назначения радиационным облучением действующими санитарно-эпидемиологическими правилами и нормами не регламентирована". Все. Я, конечно, понимаю медиков: это консервативная отрасль и должна оставаться такой. Но кто-то все-таки должен двинуть историю.

Инструкции отстают от прогресса?

Сергей Никитин: По статистике, 50 процентов радиационных услуг в мире касаются продуктов, 40 - медоборудования, 10 - полимеров. У нас структура совсем иная. Хотя полимерами мы тоже занимаемся: после облучения они приобретают такое свойство, как усадка, способны менять форму и размеры при нагревании, потому востребованы в большой энергетике, электротехнике, других сегментах.

Недавно обсуждали совместную работу с компанией из Москвы. Ребята разрабатывают для новосибирского Академгородка планшеты для оценки разновидностей патогенной флоры. На нее, в частности, должен указать меняющийся цвет ячеек устройства, причем цветовое попадание должно быть абсолютно точным. Мы сейчас экспериментируем, подбирая дозу облучения материалов, чтобы все вышло, как задумано. Получится - будет настоящее замещение импорта, подобного у нас прежде не делали.

Такие примеры вдохновляют. Сегодня мы живем в международной изоляции, и никто не может исключить даже применение бактериологического оружия извне. Конечно, нагнетать страхи не стоит, но быть готовыми к любым неожиданностям нужно. И отношение к прогрессивным технологиям у нас тоже должно быть особым.