КМУ-2023: « Если у губернатора нет запроса, то никакие деньги и регуляторика — ничто не поможет»
Чему исследователей научили токсичные «красные приливы» 2020 года, как перейти от романтики неизведанного к повышению качества жизни населения, может ли педагогический университет стать научной точкой притяжения Камчатки, читайте в репортаже с дискуссии «От источника катастрофы к источнику знаний: опасные природные явления Камчатки как потенциал для развития науки в регионе», которая сегодня прошла на Конгрессе молодых ученых в Сириусе.
«Первично содержание, а не финансовая ведомость»
Камчатский край — первый регион, где состоялись два мероприятия-спутника Конгресса молодых ученых. После первого из них, прошедшего в 2022 году, началась разработка комплекса мер по исследованию опасных природных явлений, проведению постоянного сейсмического мониторинга и снижению рисков ЧС на Камчатке и Сахалине. Через год в Петропавловске-Камчатском для этого собралось больше 100 ученых. Сейчас по решению Президиума Комиссии по науке при Правительстве РФ более 30 регионов готовят программы по развитию науки на региональном уровне, где на первый план выходит и понятие регионов как квалифицированного заказчика.
О том, что включает в себя этот процесс, рассказал Денис Секиринский, замминистра науки и высшего образования: «Стратегия научно-технологического развития была приравнена к Стратегии национальной безопасности –– сегодня ее называют "библией научного бюрократа". <…> Если в 2014 году санкции не привели к появлению квалифицированного научного заказчика, но после 24 февраля ситуация изменилась. Мероприятия-спутники были попыткой разобраться, может ли регион выступать в роли такого заказчика. Им дали такую возможность, внеся изменения в ФЗ "О науке". <…> Но роль заказчика не в том, что он финансирует исследования и разработки, а в формулировке задач. Это период проектирования занимает очень много времени — на Камчатке и на Ямале потребовалось пять-шесть месяцев, — но он необходим, если мы хотим получить осмысленный и востребованный результат. Само мероприятие-спутник длится три дня, но это пик, кульминация, возможность тестирования натурной гипотезы».
По его словам, такие региональные программы — это инструмент учетной практики, который позволяет запланировать мероприятия и деньги, которые на них потребуются, а также придумать какой-то набор показателей. «То, что должно предшествовать этой программе — проектирование. Это попытка разобраться с тем, что нужно конкретному региону в части научно-технологической повестки. Мы говорим о долгосрочной инвестиции, причем не столько финансовой, сколько содержательной. Если у губернатора нет запроса, то никакие деньги и регуляторика — ничто не поможет. Очень важно, когда мы говорим об НТР, не забывать, что первично. Это содержание, идея и некое направление, а не финансовая ведомость. А ресурсы приложатся позже», — подчеркнул Секиринский.
Бизнес и человеческий капитал
«Когда я прихожу в университет с задачей, меня не спрашивают, какая у меня задача. Меня спрашивают, сколько денег дадут, — отметил модератор дискуссии Александр Фертман, директор департамента по науке и образованию Фонда «Сколково». — Тут отношения должны быть не на уровне “заказчик-подрядчик”, а на уровне партнерства. Сейчас многие компании ходят по университетам, чтобы получить продукт: в этом смысле они квалифицированные заказчики. Но еще рано почивать на лаврах».
Но исследования на Камчатке напрямую связаны с жизнью людей, поэтому их тематика близка и бизнесу, и населению, считает зампред правительства Камчатского края Александра Лебедева. «Мы параллельно работаем над межвузовским кампусом и с коллегами смеемся, что в каждом приличном городе должен быть такой. Так и в каждом регионе нужна программа научных исследователей и сотрудничество с наукой, — начала она. — Даже если говорить о рыбной промышленности, каждый год мы получаем прогноз от ученых. А это 20% ВРП. С одной стороны, это диалог с бизнесом, с другой стороны — это влияние на качество жизни людей в регионе — и тех, кто живет на Камчатке, и тех, кто приезжает как туристы. Каждый раз, когда случается землетрясение, все идут в чат ФИЦ ЕГС РАН, чтобы проверить, что пишут об этом другие, не показалось ли им. Недавно было извержение вулкана, ученые летали проверять таяние ледника, как он влияет на дорогу».
Лебедева рассказала про четыре ключевых блока в программе научных исследований на Камчатке. Первый — вулканология и сейсмология. В регионе 15-20 тысяч регистрируемых землетрясений в год и 30 постоянно активных вулканов — все это не только источник опасности, но и огромное поле для исследований. Второй — экология и биоразнообразие. Яркий пример — изучение «красных приливов», которое вылилось в большую программу, взаимодействие и диалог с учеными (мы уже писали о причинах этого явления, а наш научный редактор побывал на Камчатке и подготовил о нем репортаж). Третий — альтернативная энергетика, максимально перспективная область для вовлечения коммерческих партнеров. Тем более, что в регионе есть удаленные поселки, которые трудно обеспечить электричеством. Четвертый блок касается жизни в экстремальных условиях Севера. Однако он не ограничивается классической социогуманитарной областью — на удивление, он включает и бальнеологию.
Ольга Ребковец, и.о. ректора Камчатского государственного университета имени Витуса Беринга, рассказала о том, как университет вкладывается в развитие региона: «У всех есть общее представление, что мы готовим кадры для образования, про психологов кто-то слышал, но госзадания на науку у нас не было. Но мы вошли в Дальневосточный трек "Приоритетов", который направлен на развитие макрорегиона. Это борьба с оттоком населения — без стоящего университета развитие региона невозможно. Нам хочется быть активными участниками развития региона, заводить научные команды, научные школы».
Поскольку университету не хватает своих компетенций, он делает ставку на сотрудничество с ведущими научными организациями — от конкурса «зеркальных лабораторий» ВШЭ до Единой геохимической службы РАН, с которой они собрали студентов МГУ и с камчатскими вулканологами спроектировали три новых сейсмостанции. В оборудование для них вложился Фонд «Будущее Камчатки».
«Когда не имели инфраструктуры, мы тоже рекламировались как "точка сборки", "точка протока", — пошутил модератор. — Какую ценность вы как университет предлагаете тем, кто приходит в "точку сборки"?»
«Мы взяли на себя роль координатора, амбиции собрать направление энергетики воедино, сформировать научную школу и приземлить на решение региональных задач. У нас, например, уже есть компетенция по оценке антропогенной динамики. Мы можем собрать команду, часть закрыть своими компетенциями и ставить задачи, которые нужно выполнять. Камчатке нужны люди, которые обладают движущей силой и не боятся действовать в условиях неопределенности. Наше ведущее направление — развитие человеческого капитала», — так Ребковец описала вклад КамГУ в совместные исследования.
«С точки зрения практики у нас все хорошо, но не очень»
Кирилла Винникова, директора Института Мирового океана Дальневосточного федерального университета, модератор несколько раз переспрашивал про конкуренцию между учеными ДВФУ, часто приезжающими в регион, и местными исследователями. Но Винников отвечал, что они сотрудничают как партнеры: вместе воспитывают новые кадры региона и обмениваются опытом. Недавно они организовали экспедицию на Камчатку с участием 6 научных институтов.
Также он рассказал об итогах программы «Экологическая безопасность Камчатки: изучение и мониторинг опасных природных явлений и антропогенных воздействий», которая стартовала после ужасающих «красных приливов» 2020 года. Тогда все гадали, что стало их причиной — говорили об утечке ядерного топлива, ядохимикатах, извержении вулканов.
«Тогда команда ДВФУ мобилизовалась за одну ночь — утром уже брали первые пробы, одними из первых стали афишировать научные данные. Мы никоим образом не говорим, что были одни, но вместе образовали сеть взаимодействия. В ходе трехлетней программы мы столкнулись с самыми разными явлениями, увидели массу разных проблем — антропогенные факторы воздействия, влияние на рыболовецкие компании. Так что это не чисто научная тема, она была в том числе и прикладной. Нам стало ясно, что красные приливы постоянно происходят, но не так сильно, как в 2020 году, и не все они приводят к выделению такого количества токсинов», — вспомнил Кирилл Винников.
В том году на Камчатке погибло порядка 100 тысяч особей морских животных, и экосистема восстанавливается до сих пор. По словам Винникова, поразительные масштабы явления ученые оценивали с вертолета. Затем они проверяли, как восстанавливаются экосистемы, и выяснили, какие методы могут помочь наблюдению. Следующим этапом станет создание систем наблюдения (в том числе, со спутников) и анализа, чтобы видеть вспышки цветения в дальнейшем. Все это войдет в комплексную программу развития науки в регионе.
Алексей Озеров, директор Института вулканологии и сейсмологии РАН рассказал, что отечественные вулканологи авторитетны во всем мире: сам он исследовал извержения от Эребуса в Антарктиде до Эйяфьятлайокудля в Исландии. Он добавил, что Россия отвечает за свой воздушный сектор, где летают самолеты, и камчатская группа KVERT отлично справляется со своей работой, даже когда нужно проследить вулканический шлейф протяженностью 2000 км — больше, чем расстояние до Японии.
«С точки зрения практики у нас все хорошо, но не очень, по одной простой причине: жизнь идет, в мир идут новые технологии, и где-то они приходят быстрее — например, в Японии и в США, а где-то нет (и мы знаем, где). Чтобы находиться не просто на нормальном среднем уровне, надо привлекать мозги и заниматься образованием. <…> Кроме того, нужны ресурсы. У нас есть лаборатория моделирования вулканических процессов — в мире таких лабораторий вообще нет. Но финансово лаборатория никак не питается. Мы находим какие-то ресурсы самостоятельно, но этого недостаточно. У нас государство говорит: мы должны быть впереди планеты всей. Тем временем на Курилах вообще нет сейсмических станций и вулканических наблюдений. Там база, которая должна защищать нас от Японии, с "Искандерами" и всем остальным, а там ничего нет. А уровень опасности — 9 баллов».
Другой пример — мощное извержение Ключевского вулкана в этом году. По словам Озерова, на такие события ученым нужно срочно вылетать. «Мы сообщаем, что станция сломалась, река Студеная скоро перемоет дорогу. Откуда вы знаете — спрашивают помощник губернатора и министр МЧС. <…> Мы это обсуждали 1 ноября, а только 16 ноября еле-еле полетели, но для такого высокосейсмичного района это очень долго». Местные власти собираются реконструировать дорогу, но реконструировать там нечего — разрушилась плотина, которая защищает ее. Но проектировать новую нужно с нуля, с учетом особенностей района, и это займет три года. В этом случае и согласие губернатора не помогло — нужно больше инфраструктуры, ресурсов и возможностей.
От романтики к практике и обратно
Директор Камчатского филиала Федерального исследовательского центра «Единая геофизическая служба» РАН Данила рассказал об инфраструктурном ядре и функционировании системы сейсмических наблюдений.
«Вот это сейчас обидно было! — ответил он модератору, отметившему, что его организация почти не занимается научной работой. — Исследовательская деятельность у нас ведется. Да, инженерный состав значительный, но уникальность российской геофизической службы, в отличие от зарубежных друзей, где отданы на откуп, как раз в том, что в ней работают ученые. Это позволило нашей стране использовать читкод и на энтузиазме исследователей очень дешево содержать систему наблюдений. Все такие системы живут только тогда, когда есть хозяин данных-интересант. <…> Наша изюминка в том, что мы держим эти станции полностью автономно в очень сложных условиях — на вулканах на большой высоте. Там мы можем интегрировать разные другие виды наблюдений, еще в конце 90-х мы этим занимались, создавая обсерватории и так далее» — подчеркнул он.
Однако, по его мнению, российская сейсмология из-за недофинансирования и устаревшей и разрушающейся инфраструктуры стремительно теряет мировой вес. В Азербайджане станций на единицу территории в разы больше, чем в России, а от Японии мы отстаем на два порядка — даже если не учитывать только сейсмоактивные регионы.
Но завершить дискуссию решили оптимистично: участники рассказали, что же все-таки привлекает людей на Камчатку. Так, раньше во многом наука занималась созерцанием, описанием, наблюдением, открывала неизведанные территории. Тех, кому нравится такой формат, манит и работа в регионе, где студентам нужно постоянно участвовать в выездных экспедициях.
«Камчатка — это место, куда хочется возвращаться, и в нее влюбляешься навсегда. Я там прожил 10 лет. Желание туда ездить для меня — это желание сохранить эту уникальность, это чувство природы. Как биолог и эколог, я чувствую, что вкладываю свой кирпичик в сохранение этой первозданной красоты», — признался Кирилл Винников.
Но красочнее всех представил полуостров вулканолог Алексей Озеров. «Я приехал на Камчатку, как многие мальчики из больших городов, потому что там магма переливается через край Земли, и мы должны были увидеть, как это происходит. Это вам не в большом городе ехать на работу и в дороге смотреть телевизор — потому что путь на метро или в пробках занимает два часа. Но чтобы это увидеть, мы провели 5-7 лет, носясь по всем вулканам. И когда ты это видишь, происходит первый перескок сознания — уже хочется знать, какие закономерности это определяют. Второй перескок сознания происходит, когда перед тобой сидит генерал и спрашивает: а мне эвакуировать ракетный полигон Кура или оставить — во время извержения, которое выглядит хуже, чем ядерный гриб. И здесь сознание пошло на более сложный уровень: нужно знать механизмы деятельности природных объектов высокой энергии. <…> Здесь мальчики из больших городов реализовали настоящую мужскую потенцию, спустились со всех вулканов Камчатки первыми», — отметил он.
«Они смогли реализовать свои амбиции…», — начал было отвечать Александр Фертман.
«Это не амбиции! Это их так воспитала Родина — по закону нержавеющей стали для нескончаемых атак. Если придет наше время, мы победим! А если наше время не придет, мы не сдадим позиции», — поправил Алексей Озеров, завершая свою речь.