Героями рубрики уже становились первопроходцы — ученый Михаил Филиппов, ландшафтный дизайнер Андрей Болотов. Специально к 60-летию первого полета человека в космос мы вспоминаем тех, кто почти десять лет готовил этот запуск.

Космонавты №0
© Вечерняя Москва

Наше знакомство с этими людьми-уникумами началось после их письма в редакцию: поблагодарив за материал о Германе Титове, испытатели рассказали нам о себе.

У истоков советской космонавтики стояли и ученые, и инженеры, и конструкторы, и испытатели. Последние были тем самым «живым материалом», на котором испытывалось все, что было связано с обеспечением жизни будущих покорителей внеземного пространства. Отряд «наземных космонавтов» не блистал на парадах, не давал интервью, а награды получал лишь в исключительных случаях.

В те годы считалось великой честью для испытателя получить грамоту ЦК ВЛКСМ (награждены 44 испытателя) и быть внесенным в Книгу почета ЦК ВЛКСМ. Орденами же за все долгие годы были награждены два испытателя, медалями — 15.

Согласитесь, скромно для тех, кто оставался секретной основой космических (в прямом и переносном смысле слова) успехов страны... Десятки лет уникальная группа военных испытателей не имела никакого статуса. Собственно, нет его и поныне.

В отряд «наземных космонавтов» отбор был суров: из пяти тысяч кандидатов из числа военнослужащих после обследования в испытатели записывали от силы 25 человек. А потом и из них продолжали отсеивать тех, кто не прошел испытания…

Медицинские критерии отбора были жестче тех, что предъявлялись летному составу в истребительной авиации и даже… непосредственным кандидатам в космонавты! Объяснение этому есть: воздействие неизвестных факторов нужно было сначала изучить на тех людях, которые обладали особенно высоким потенциалом жизненных ресурсов. А потом, выявив предел перегрузок, надо было найти способы их уменьшения. Работали испытатели в обстановке полной секретности уже с 1950-х годов.

Именно на них исследовались воздействие состояния невесомости и последствия длительного ограничения подвижности (ипокинезии), так называемая взрывная декомпрессия; они проходили испытания высокими и низкими температурами, тепловой радиацией, разными уровнями вибраций и шумов, их подвергали психологическим исследованиям, включая эксперименты с гипнозом, они первыми надевали космические скафандры… Иными словами, изучалось все — включая реакции на голод и жажду. Имитировались и аварийные ситуации.

— На 2021 год выпадает несколько годовщин, связанных с первыми шагами космонавтики, поэтому мы с группой коллег и предлагали объявить его Годом космоса и восстановления исторической памяти о пройденных вехах, руководителях и исполнителях космических программ, — рассказывает, выражая общее мнение коллег, испытатель Владимир Щербинский, председатель коллектива ветеранов-испытателей.

Первая команда испытателей была заряжена на определенные испытания, а когда круг проблем расширился, к ним примкнули еще и нештатники.

— И это абсолютная загадка — почему еще в то время никто не задумался о статусе членов этой уникальной команды, не назвали испытателей — испытателями, чтобы потом не «маскировать» их под техников или лаборантов, которым не положены никакие льготы? — рассказывает Щербинский. — Конечно, создавалась команда непросто. Мы с коллегами предполагаем, что среди этих трудностей есть и пункт об абсолютной секретности работы, а также подписание нашей страной в 1947 году «Нюрнбергского кодекса», осудившего испытания на людях.

Проясним немного этот момент. Проблема безопасности жизни человека в ходе испытаний впервые была отражена упомянутым кодексом. А последовавшая за ним Хельсинкская декларация 1964 года потребовала регламентировать такие испытания, поставив во главу угла «научную обоснованность»: цель и методы проведения любого эксперимента на человеке надлежало изложить в специальном протоколе, рассмотреть который, дабы одобрить или запретить его, должен был независимый «этический комитет». Таким образом, секретность определялась двойственностью ситуации: наличием этого документа и соперничеством сверхдержав по космосу, в том числе в русле гонки вооружений.

Отсюда и часть проблем...

Как это было? Как передать! …Взлет вверх и резкое падение вниз. На висках вспухли синие жилы. От перепада давления в голове звон. Ты весь — одно большое сердце, и ты стучишь собой в неведомые двери — еще раз. Еще раз. Еще…

…Удар о землю. Тело, кажется, рассыпалось на миллионы микрочастиц, и в каждой твоей клеточке живет маленькая боль. Но через секунду эти боли сольются в единую, тело станет тяжелым и плоским, но ты поймешь — то значит, ты жив!

…Бесконечный раскрут. Тебя с такой силой вжимает в кресло, что ты врастаешь в его спинку, перестав понимать, где земля, а где небо; ты сам — часть Вселенной, тебя размазало по ней и продолжает пережевывать, а позже выплюнет, и ты должен встать, устоять, соображать…

— Первые космонавты, Гагарин, Титов — они все нам не раз говорили спасибо, — вспоминает Щербинский. — Увидев, как наших ребят сбрасывают с креслом-ложементом с высоты, имитируя удар корабля при приземлении, Павел Попович сказал испытателю Славе Перфилкину: «У меня аж спина заныла, когда увидел, как вы падаете вниз».

Принять участие в испытании кресел предложили и тем космонавтам, которые готовились к реальному полету. Борис Волынов сказал фразу, ставшую легендой: «Я не испытатель, чтобы выдерживать такие перегрузки».

— Наши ребята в смысле физических сил и здоровья были, конечно, уникальными людьми, совсем не то, что сейчас, — продолжает Щербинский. — Но вопросами отдаленных последствий для здоровья «космических испытателей» много лет вообще никто не занимался, а уж после увольнения тем более. Так что точной статистики по нашим потерям в смысле здоровья нет. Тут собрали вот данные на 11 испытателей: у семи человек II и III группы инвалидности, двое от II группы отказались, чтобы работать... И здоровье подводит, и несправедливость печалит.

Например, среди испытателей, изучавших воздействие невесомости в самолете-лаборатории ТУ-104А, был кинооператор лейтенант Георгий Анисимов. В перечне летно-испытательного состава Министерства промышленности был специалист «бортовой кино-, фото-, видеооператор», но Анисимов к нему не приравнивался, ибо проходил по другому ведомству.

— Но ведь он «налетал» по невесомости больше всех часов! Вот чем оборачивается отсутствие летно-испытательного статуса. Летчики оказались в ведомстве, которое позаботилось о них. А испытатели… Обидно!

Да, славны мы своим беспамятством! Так, еще на одной из первых конференций в Центре подготовки космонавтов (ЦПК), вспоминает Владимир Щербинский, «забыли» пригласить в президиум первого начальника Центра генерал-майора Евгения Анатольевича Карпова. Хорошо, Герман Титов указал на вопиющую несправедливость. А в феврале этого года исполнилось 100 лет со дня рождения Карпова. Группа ветеранов-испытателей за год до юбилея стучалась в разные двери, чтобы добиться установки памятной доски и изготовления юбилейной медали в его честь, но даже ответа на предложение не последовало. А ведь это человек-легенда!

Все это грустный анекдот, не иначе. На одной из открытых конференций по космической биологии и медицине забыли назвать имя ее отца-основателя, Владимира Яздовского. Он и выкрикнул из зала горькое: «А я ведь первый начинал!»

— Спасибо, кстати, «Вечерке»: она не забыла о его столетии... А вот еще эпизод, — продолжает Щербинский. — Уже в 1973 году была поставлена задача добиться уменьшения сроков ввода в бой дивизии ВДВ с семи суток до нескольких минут. Это был козырь в холодной войне. К экспериментам по десантированию техники с экипажем внутри были привлечены и наши испытатели.

Тогда впервые в мире было проведено показательное десантирование с борта Ан-12 боевой машины десанта БМД-1 с двумя членами экипажа (подполковником Леонидом Зуевым и старшим лейтенантом Александром Маргеловым) внутри. Руководил операцией отец Александра, командующий ВДВ Василий Маргелов. Во время десантирования сына он держал наготове заряженный пистолет, чтобы в случае неудачи застрелиться.

Аналогичное десантирование, также впервые в мире, в 1976 году было произведено внутри БМД-1, но на парашютно-реактивной системе. На борту снова были два члена экипажа — ставший майором Александр Маргелов и подполковник Леонид Щербаков. Риск был огромным: десантирование проходило без индивидуальных средств спасения!

Позже оба военных заслуженно получили за это звание Героев Российской Федерации. Я восхищаюсь их отвагой! Но как горько, что никто не вспомнил наших испытателей, которые перед успешным приземлением офицеров, также не имея никаких индивидуальных средств спасения, неоднократно (!) повторяли этот эксперимент, доказывая, что человек может не только приземляться в военной десантной машине, но и способен после этого вести бой... Говорит об этом Щербинский с болью. И вопрос «как же так» витает в воздухе.

— Знаете, вот сняли отличный многосерийный фильм «Десантный батя» о становлении и развитии ВДВ. А испытателей там нет. И тот эпизод, о котором я вам рассказал, он снят! Но только испытатели в нем не люди, а… собаки. Это они вроде бы отрабатывали приземление в технике… Но ведь это же фальсификация истории, там же люди были!

...И нечего сказать в ответ, да и поздравления с праздником зависают в воздухе. В государственном классификаторе профессий нет такой профессии, как испытатель авиационно-космической техники. А нет профессии — нет и человека… Но 12 апреля бывшие испытатели поднимут бокалы и за Гагарина, и за Титова, и за ушедших товарищей.

И за возвращение памяти...

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Александр Песляк, кандидат философских наук, историк космонавтики:

— Перед Днем космонавтики вновь вспоминаются письма, которые адресовались и в Роскосмос, и в мэрию столицы. В них было предложено установить на Аллее Героев космоса памятник символической тройке первопроходцев: врачу-исследователю, инженеру-конструктору и испытателю. Ведь первыми обкатывали, опробовали на себе все новое к первому полету именно они. Роль испытателей была куда сложнее, существеннее и шире, чем у тех четвероногих подвижников, кому стоят памятники в Москве и других городах. Установив памятник «под ракетой», мы и внукам нашим, и миру покажем величие времени и поступков, совершенных до 12 апреля 1961 года.

Читайте также: Музей современной истории расскажет о «Супергероях советской эпохи»