"Дорогой, но едва ли милый ко мне Лилик!": Десять писем русских классиков к любимым женщинам

В Международный женский день "РГ" предлагает перечитать письма классиков от Грибоедова до Блока к любимым женщинам. Орфография и пунктуация сохранена.

Владимир Маяковский - Лиле Брик (апрель 1918 г. Москва - Петроград)

Дорогой но едва ли милый ко мне Лилик! Отчего ты не пишешь мне ни слова? Я послал тебе три письма и в ответ ни строчки. Неужели шестьсот верст такая сильная штука? Не надо этого детанька. Тебе не к лицу! Напиши пожалуйста, я каждый день встаю с тоской: "Что Лиля?" Не забывай что кроме тебя мне ничего не нужно и не интересно. Люблю тебя. Спасаюсь кинемо. Переусердствовал…

Иван Гончаров - Елизавете Толстой (октябрь 1855 г. Санкт-Петербург)

Не сетуйте, что, несмотря на магнетизм Ваших глаз, на вибрацию Вашего голоса, чем всем Вы так могущественно на меня действуете и чем Вы выразили (невольно) желание, чтоб я почал альбом, я написал такое неловкое приветствие Вашей кузине. Вспомните, что неловкость есть один из признаков большой... дружбы, и снизойдите к моему бессилию. Убедитесь из этого, что у меня не всегда хорош - слог. О причинах не распространяюсь, между прочим, и потому, что спать хочу. Завтра, может быть, буду умнее, в таком только, впрочем, случае, если не увижу Вас, но как от этого мне было бы скучнее, то пусть я буду лучше терпеть горе не от ума, а от глупости, лишь бы увидел Вас в исходе шестого часа.

Александр Блок - Любови Менделеевой (октябрь1902 г. Санкт-Петербург)

Мне было бы страшно остаться с Вами. На всю жизнь тем более. Я и так иногда боюсь и дрожу при Вас, незримый. Могу или лишиться рассудка, или самой жизни. Это бывает больше по вечерам и по ночам. Неужели же Вы каким-нибудь образом не ощущаете этого? Не верю этому, скорее думаю наоборот. Иногда мне чувствуется близость полного и головокружительного полета. Это случается по вечерам и по ночам - на улице. Тогда мое внешнее спокойствие и доблесть не имеют границ, настойчивость и упорство - тоже…

Иван Бунин - Варваре Пащенко (сентябрь 1890 г. Озерки)

На душе у меня все-таки хорошо, мой ангел, моя бесценная Варичка!.. Не забывай меня! Мне, знаешь, все-таки совершенно против воли кажется, что ты меня забудешь, кажется, все это пройдет "светлым сном". Право, я не фразирую, бесценная моя, когда говорю, что много раз, много ошибок пришлось испытать мне... И вот только это невольное сомнение затемняет грустью мое хорошее настроение. Но все-таки я счастлив! Если б ты знала, как бы хотел сейчас целовать твои ручки! Вся красота, вся поэзия жизни охватывает меня в такие минуты... Помнишь, ты (у пианино) сказала: "к чему все это?" Я не понимаю этого. Жизнь есть любовь. Это известно было даже древним. И если ты согласна, что "жизнь для жизни нам дана", то как можешь отрицать, что любовь дана для любви? Это своего рода "искусство для искусства"…

Иван Тургенев - Полине Виардо (ноябрь 1850 г. Санкт-Петербург)

Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, - помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам... Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чувство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, - то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово...

Александр Грибоедов - Нине Чавчавадзе (декабрь 1828 г. Казбин)

Душенька. Завтра мы отправляемся в Тейран, до которого отсюда четыре дни езды. Вчера я к тебе писал с нашим одним подданным, но потом расчел, что он не доедет до тебя прежде двенадцати дней, так же к M-me Macdonald, вы вместе получите мои конверты. Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, Ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться.

Грустно весь твой А. Гр.

Илья Ильф - Марии Тарасенко (февраль 1923 г. Москва)

Милая моя девочка, разве Вы не знаете, что вся огромная Москва и вся ее тысяча площадей и башен - меньше Вас. Все это и все остальное - меньше Вас. Я выражаюсь неверно, по отношению к Вам, как я ни выражаюсь, мне все кажется неверным. Лучшее - это приехать, придти к Вам, ничего не говорить, а долго поцеловать в губы, Ваши милые, прохладные и теплые губы...

Федор Тютчев - Элеоноре Тютчевой (сентябрь1841 г. Веймар)

Милая кисанька, вот я и в Веймаре, куда прибыл сегодня около 3 часов пополудни. А ты, что поделывала ты в этот час? Приехала ли ты в Мюнхен? Я не буду совершенно спокоен, пока не получу ответа на свой вопрос. Кроме землетрясения, нет такого несчастья, которого я бы не вообразил случившимся с тобой… Я видел, как твоя карета перевернулась бессчетное количество раз. Как неблагоразумно разлучаться и как мы бываем наказаны за разлуку тревогой…

Твои словечки: "мой миленький, маленький уродец" и пр. и пр. непрестанно звучат у меня в ушах и призывают к тебе. Ах, Боже мой, как можно быть таким старым, таким уставшим от всего и в то же время чувствовать себя ребенком, отнятым от груди? Мне совершенно необходимо твое присутствие, чтобы я мог переносить самого себя...

Федор Достоевский - Анне Достоевской (май 1867 г. Дрезден)

Прощай, мой ангел, тихий, милый, кроткий мой ангел, люби меня. Если б, мечтаю теперь, хоть на минутку тебя увидеть - сколько б мы с тобой переговорили, сколько впечатлений накопилось. В письме не упишешь; да и я сам тебе прежде говаривал, что я не умею и не способен письма писать, а вот теперь, как напишешь тебе несколько словечек, то как будто и легче. Ради Христа, береги здоровье, постарайся хоть чем-нибудь себя развлекать. Помни просьбы мои: если что с тобой случится, пошли к доктору и тотчас же дай мне знать. Ну прощай, радость моя; цалую тебя тысячу раз...

Владимир Набоков - Вере Набоковой (декабрь 1923 г. Прага)

Любовь моя, какое счастье снова увидеть тебя, услышать пенье твоих гласных, моя любовь. Приди на вокзал - а то вот что случилось (только не сердись), я не могу вспомнить (ради Бога не сердись!), я не могу вспомнить (обещай, что не будешь сердиться?), не могу вспомнить номер твоего телефона!!! Помню, что была в нем семерка - но дальше?.. И поэтому придется, приехав в Берлин, писать тебе - а как я достану марки на письмо? ведь я боюсь почтамта!!!

В Берлине мы будем с тобой страшно веселиться. Я здесь вел очень скромную жизнь. Бывал только у Крамаржей, да и то редко, а сегодня иду проветриться к Марине Цветаевой. Она совершенно прелестная. (Ах… так?).

До скорого, моя любовь, не сердись на меня. Я знаю, что я очень скучный и неприятный человек, утонувший в литературе… Но я люблю тебя. В.