"Дерусь упрямо целую Зяма": На войне Зиновий Гердт едва не умер от голода и боли

Народный артист СССР Зиновий Гердт воевал на фронте чуть больше года. Но и этого хватило, чтобы посмотреть смерти в глаза и получить ранение, в результате которого он на всю жизнь остался хромым. «В атаке лучше не кричи "За Сталина!"» Давно известна эпиграмма Валентина Гафта про Зиновия Ефимовича: О, необыкновенный Гердт, Он сохранил с поры военной Одну из самых лучших черт – Колено он непреклоненный. Валентин Иосифович намекал не только на инвалидность друга, но и на то, что по характеру Гердт всю жизнь был принципиальным и непреклонным. – Он же мог не идти добровольцем на фронт, поскольку, как актер театральной «Арбузовской студии», был от службы освобожден. Из них хотели сделать фронтовой театр, чтобы обслуживали войска и госпитали, – рассказывает «Собеседнику» вдова актера Татьяна Правдина. – Но Зяма в 1941 году все равно явился в райком комсомола и попросился воевать. Определили в саперы, поскольку у него было техническое образование, он же окончил фабрично-заводское училище. Сначала его направили в Болшево, в военно-инженерное училище. Через несколько месяцев учебы он получил звание младшего лейтенанта и оказался под Воронежем. «Я приехал и увидел первых убитых. Это было так страшно! – вспоминал Зиновий Гердт. – Лежит мальчик, у него черное лицо, и по этому лицу ползут мухи, и ему это не доставляет никакого неудобства. Вы представляете себе?! Человеческое тело разложилось, нестерпимо отвратительно пахнет! Я очень перепугался!» "Я имею право на личное счастье!" Вспоминая Евгения Евстигнеева Сначала его полк официально назывался 81-й стрелковый 25-й гвардейской стрелковой дивизии. Позже они стали саперной частью. В первые дни войны актер подружился с парторгом полка Иваном Агарковым, который, как вспоминал Гердт, «открыл ему глаза на Сталина». – Этот человек однажды сказал Зяме: «Когда ты в атаке, не кричать нельзя. Потому что слишком страшно. Надо орать. Но только не "За Сталина!" Лучше: "Ура!" или "За Родину!" Мы воюем за освобождение нашей Родины от немецких фашистов, а не за Сталина», – делится с нами Татьяна Правдина. Фото военных лет «Саданул на меня ворог... снарядом» Однажды с фронта Гердт прислал родным телеграмму: «Здоров как бык войне привык Дерусь упрямо целую Зяма». Те, кто печатал телеграмму, сделали ошибку: вместо «как бык» написали «как быть», что сильно взволновало маму артиста. Племянник Гердта Владимир Скворцов писал: «Во второй половине 1942 года, уже на фронте, Зяма обезвреживал мину, и она не взорвалась в его руках только потому, что он отращивал пижонские артистические ногти. Ими-то он и отвинтил в мине нужные винтики. Но вскоре другим снарядом его сильно контузило. Моя бабушка, Зямина мама, всех кругом расспрашивала, что такое контузия, какие бывают последствия…» Но тогда вроде обошлось. А вот в третий раз, в начале 1943 года, Гердту не повезло. «13 февраля – ясный, потрясающий день. Снег искрит, и стоит такая будочка железнодорожная между Белгородом и Харьковом. И со мной рядом стоит комиссар полка, Николай Ефимович. Вдруг мы видим танк, и вспышку, и как мы оба падаем. Он ранен в глаз, а я в ногу», – вспоминал актер. В письме родным он тогда написал: «Саданул на меня ворог из танка снарядом. Осколок врезался в кость левее бедра, повыше колена. И натворил там скверных дел». «При таком ранении очень интересное ощущение, как будто оглоблей ударили по ноге, – рассказывал Гердт. – Не больно, а как бы чем-то круглым, деревянным. Я упал. И вижу, как моя левая нога сама собой ходит, как хвост дракона какого-то. И тут я понял, что ее у меня нету». В этот момент Зиновия Ефимовича увидела 19-летняя медсестра Вера Веденина. Она выскочила из леса, кое-как переложила раненого на плащ-палатку и на плечах тащила на себе метров четыреста. В это время вокруг взрывались снаряды, била пулеметная очередь противника. Но дотащила в укрытие. Однако в госпиталь Гердт попал далеко не сразу. Целый месяц восемь женщин несли Гердта на носилках до деревни на станции Ржаво. Отлежался там, и только после этого, когда наши войска освободили дорогу в Белгород, он оказался в госпитале. «Была крошечная комнатка, метра два с половиной, где помещались только моя кровать и табуретка, – вспоминал Зиновий Ефимович. – Я должен был бы лежать в гипсе, но в Белгороде не было гипса. Никаких лекарств, кроме красного стрептоцида. И никаких перевязочных средств. Была металлическая, проволочная шина, и она выгибалась по форме сломанной ноги. А там выбито восемь сантиметров живой кости, над коленом. Вздохнуть или там чихнуть – не дай бог, я терял сознание от боли. Я не спал, потому что знал, что умру, если усну. Днем иногда засыпал. Затем меня перевезли в Курск, там сделали первую операцию. И я был счастлив: ничего не болит, лежу весь в гипсе почти до шеи, кроме пальцев левой ноги. И жуткий голод. Меняю сахар на хлеб, чтобы как-то насытиться. Потом меня привезли в Новосибирск. Там я перенес три операции. В Новосибирске был такой жестокий военный хирург, который говорил, что чем больше раненый кричит на столе, тем меньше он страдает в койке. Мне без наркоза, под местной анестезией он долбил эту кость. Три раза! Негодяй, жуткий негодяй! Я боялся этого! Боль жуткая. Но, действительно, через час уже не так больно, чем после наркоза». Михаил Козаков: старый солдат, знавший слова любви В госпиталь Новосибирска часто приезжали фронтовые театры. И однажды приехали артисты кукольного театра. И вот тогда Гердт подумал, что из-за хромоты на драматической сцене он вряд ли сможет играть. А вот за ширмой… Позже он будет работать в московском Театре кукол Сергея Образцова. Но перед этим ему в Москве будет сделано еще несколько операций. В результате одна нога Гердта стала короче другой на восемь сантиметров. – В общей сложности Зяма пролежал в госпиталях четыре года, – говорит Татьяна Правдина. – Выпускали несколько раз, на костылях, а потом он возвращался, потому что только-только начинающее срастаться опять обламывалось. Окончательно вышел в 47-м году. «Бить фашистов – это не такая веселая работа» Как-то с фронта Гердт написал своей супруге: «Бить фашистов – это уже не такая веселая работа, и остроумия набраться в ней сложно. Я говорил, что, может быть, это очень хорошо, что ты не представляешь мои дни и ночи. Тебе их сейчас не надо знать. Потом, когда все это кончится, если я увижу это "кончится", тогда я тебе расскажу всю свою войну. День за днем. И тогда это будут увлекательные рассказы из прожитого». – Особенно он не любил вспоминать войну, да и награды не носил. Редко, если только планочки от медалей и орденов наденет, – рассказывает вдова артиста. До конца своей жизни Зиновий Гердт дружил с той медсестрой, которая спасла его – Верой Павловной Ведениной. В свое время помог получить ей квартиру. На 80-летие артиста, когда он уже сильно болел, но все-таки пришел на свой юбилейный вечер, Веденина неожиданно появилась на сцене. Зал аплодировал стоя, зрители плакали, наблюдая, как они обнялись. Сам артист не обижался, когда подшучивали над его хромотой. Например, хохотал, когда однажды его друзья, режиссеры Эльдар Рязанов и Петр Тодоровский спели ему: Войну на себя он работать заставил, Как пользу извлек он хитро: Нарочно он ногу под пулю подставил, Чтоб ездить бесплатно в метро. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №50-2020 под заголовком «Сапер Зиновий Гердт терял сознание от боли».