25 лет Олимпиаде в Барселоне. Теннисистка Наташа Зверева – о прошлой жизни
В конце 1980-х – начале 1990-х Наташа Зверева была главной теннисной звездой СССР, потом СНГ. Она выиграла два десятка турниров «Большого шлема» в парном разряде, играла в одиночном финале «Ролан Гаррос» и завоевала бронзу на Олимпиаде-1992 в Барселоне, но после завершения карьеры ушла из публичного пространства. Она не даёт интервью и не рассказывает о своей жизни, но для проекта «Братство конца» сделала исключение. «Морозова сказала: «Играешь с Месхи». Надо так надо» — Когда вы узнали о том, что в Барселоне в парном разряде будете играть не с Ларисой Савченко-Нейланд, а с Лейлой Месхи? — Незадолго до отъезда непосредственно на Олимпиаду. У нас даже не было времени сыграть хотя бы пару турниров, чтобы почувствовать стиль друг друга. — Не удивились этому? — Да не было времени удивляться. Ольга Васильевна Морозова просто поставила перед фактом, что на Олимпиаде выступает пара Зверева/Месхи. Выбирать не приходилось, всё произошло очень быстро, пришлось с листа играть. Надо так надо. Лариса предпочла выступить за получившую независимость Латвию. — Специально к Барселоне никак не готовились? — Нет, не было такой возможности из-за графика. Конечно, было бы оптимально подойти к Барселоне свежей и отдохнувшей. — С какими мыслями ехали на Олимпиаду? О медалях не думали? — Я человек, который живёт только сегодняшним днём, поэтому никаких планов не строила. Я предпочитаю не мечтать, а сейчас получать от жизни то, что она даёт. Так было с детских времён и ничего не изменилось. — Но вы очень даже неплохо сыграли. — Раз завоевали бронзу, можно так говорить. Ведь это единственная моя олимпийская награда, хотя я играла на четырёх Олимпиадах. — И какая больше всего запомнилась? — Конечно, первая – в Сеуле. Это было очень ярко и здорово. Для меня тогда всё было новое, я тогда испытывала очень сильные эмоции. В 17 лет я попала в совершенно новую для себя страну, где всё было красиво и необычно. От олимпийской деревни остались незабываемые впечатления. — В Барселоне было хуже? — Намного! Не так комфортабельно, не так уютно, не так вкусно. А ещё в Барселоне, если я ничего не путаю, был «Макдоналдс» – меня от этого всю жизнь коробило, но тогда в особенности. Создавалось ощущение, что это не старая добрая Олимпиада, а что-то другое. Вообще в Сеуле всё было компактнее. — Что чувствовали, когда награду получали? — Очень сильно переживала, что наша команда выступала последний раз. Я не про теннис, а вообще. Было очень горько в тот момент и до сих пор горько. Вроде ты стоишь на пьедестале не одна, с партнёршей, а впечатление было, как будто мы каждая сама по себе. Нас там ещё объявляли спортсменами какой-то непонятной искусственно созданной страны. «Развал страны я переживала очень тяжело. До сих пор всё внутри сжимается» — После завершения Олимпиады в Барселоне не было желания вновь встать в пару с Савченко-Нейланд? — Нет. Как-то сразу отрезало и всё. Думаю, и она чувствовала то же самое. Но к развалу страны это отношения не имеет, здесь стечение обстоятельств и какое-то настроение, на котором мы расстались. После этого мы с Ларисой не общались. — А с Лейлой после завершения карьеры? — Пересекались пару раз. Она с большим энтузиазмом вспоминала Игры-1992. — Вы стали одной из первых в советском спорте, кто выразил несогласие с тем, что Госкомспорт СССР забирает почти все заработанные спортсменами призовые. В вас всегда сидел такой бунтарский дух? — Наверное, в то время я имела право так говорить. Но сейчас критиковать советскую систему не буду. Просто потому, что до сих пор часть моей души живёт в СССР. Я очень страдала и тяжело переносила развал страны, не говоря уж о советском спорте. Ностальгия очень сильная. Порой вспоминаю то время, и сжимается всё внутри. — Вы как-то сказали, что Олимпиада значит для вас намного больше, чем любой из турниров «Большого шлема». До сих пор придерживаетесь такого мнения? — Безусловно. Понимаете, я была человеком советского спорта, и когда попадала на Олимпиады, играла за свою страну. Это совершенно иные ощущения, чем в других турнирах, где ты играешь за себя. С точки зрения ответственности, с точки зрения эмоционального уровня с Олимпийскими играми ничто не сравнится. — Когда СССР окончательно распался, у вас был выбор, за какую страну играть? — В Россию меня не приглашали. Но тогда в России и без меня был очень высокий уровень тенниса и достаточно много сильных игроков. Вспоминается пара моментов, когда меня приглашали жить, как модно говорить, в дальнее зарубежье. Но я бы никуда не поехала, так как СССР и Беларусь, как бывшая часть великой страны – это моё, моя душа. «Никогда не пыталась показать другую себя. Только ту, которая есть на самом деле» — С определённого этапа своей карьеры вы стали играть без тренера. А как воспринимали тренерские указания в сборной? — Да, в национальной команде тренеры были рядом. Но у меня в голове всегда был фильтр. Неважно, каким авторитетом обладает человек, важно, насколько правильные вещи он говорит. Так вот, если такие вещи от тренеров шли, я всегда прислушивалась, а если нет, я такую информацию просто пропускала мимо ушей. — Какая из всех побед в карьере запомнилась больше всего? — На этот вопрос я не смогу ответить, даже если очень сильно попытаюсь. Это было как будто в прошлой жизни, которая меня не касалась. Всё слилось в какой-то один поток. И не потому, что их было много, а потому, что это от меня очень далеко и сейчас неважно. — Вы были лучшей парной теннисисткой поколения. Можно сказать, что вы своих партнёрш тянули к победам? — Возможно, в большинстве случаев так и было, и я становилась «музой» в команде. Но если брать пару Зверева/Джиджи Фернандес, которая выиграла очень много турниров, то здесь именно она была лидером. По темпераменту и характеру мне её было никак не переплюнуть. А уж как мы сочетались с точки зрения стиля и тактики на корте, то тут был сложный микст. Всё зависело от человека, с которым я играла. — В какой-то период карьеры вы словно забросили одиночку и сосредоточились на паре. Это действительно так? — Нет, такого не было и быть не могло. Без ложной скромности, у меня был природный талант к теннису. Когда распался СССР с его обязательными спортивными сборами, наводившими ужасную скуку, я стала принадлежать самой себе и полностью раскрепостилась. Я могла не тренироваться, когда не хотела, могла не бежать какой-то кросс, например, и так сильно никогда больше не напрягалась, как во времена СССР. Рутина меня, творческого человека, очень сильно напрягала. А потом я расправила крылья и парила. Но я никогда и ничего не забрасывала. Просто в паре получалось лучше, вот и казалось многим, что я к одиночным матчам отношусь с прохладцей. Но это было не так. «Я играла, но как будто умерла. А потом реинкарнировались» — Ваш характер в спорте и жизни одинаков? — Да, я никогда не пыталась показать какую-то другую себя. Только ту, какая есть на самом деле. Я слишком специфический человек. Теннис и вообще спорт для меня остались в прошлом. Я лишь с парой человек контактирую раз в три года или даже реже. Вот мне говорят: «Ты же когда-то играла в теннис на высочайшем уровне». Да, действительно играла. Но я как будто умерла после завершения спортивной карьеры и реинкарнировалась в совершенно другого человека. — Вы боялись завершать карьеру? Многие спортсмены стараются её продлевать, страшась жизни вне спорта. — Каждый человек вправе делать, что хочет. Хочет поиграть ещё пяток годков, почему бы и нет? Спорт – такая субстанция, которую сложно заменить чем-то другим. Что ещё может быть таким же полным впечатлений и эмоций, как большой спорт? У меня много знакомых, которые были в полной растерянности, заканчивая активную карьеру. Куда идти, чем заниматься? Некоторые, кому повезёт, становятся тренерами и остаются в спорте. Это всё, что мы знаем и умеем. Вообще, я прекрасно понимаю тех, кто старается удержаться в спорте как можно дольше. Мне такого делать не пришлось, слава богу. Но это очень трудно, на самом деле. — Почему вы не даёте интервью? — Во-первых, это неинтересно мне. Во-вторых, большинство обо мне уже и не помнит. В-третьих, я замкнутый человек, и даже во времена активной карьеры давала интервью крайне редко и выборочно. И то если хорошо знала журналиста. Я никогда не была медийной персоной. — Но сейчас же мы общаемся? — Это исключение. Раз в 25 лет. «Про беременность Серены мне рассказала мама» — О современном теннисе что-то знаете? — Специально я ничего не узнаю. Но у меня есть верёвочка, которая до сих пор связывает меня с теннисом. Это моя мама. Она рассказывает мне абсолютно все новости, все результаты, достойные внимания. Если она мне позвонит и скажет, что нужно включить телевизор и посмотреть матч, я после некоторых уточнений и колебаний могу это сделать. — Про беременность Серены Уильямс и недавнюю дисквалификацию Марии Шараповой знаете? — Про Серену мне сказала мама – она очень уважает эту спортсменку, её стиль игры, а потом я заинтересовалась и подробности нашли в интернете. А про Шарапову из каждого утюга новости были, мимо меня они никак пройти не могли. — Вас не пытались вернуть в теннис на административную или тренерскую работу? — Было несколько попыток, но потом от меня отстали. Я не представляю себя в роли чиновника – это меня просто убьёт. Я ранимый человек, чистый человек, творческий человек. Вот тренером, если так сложатся обстоятельства, я могу быть. Но работать готова только с детьми. «Рада, что дочери не нравится спорт» — Могли бы тренировать собственную дочь? — Нет. Мия ещё более творческая, чем я. Мне не хочется забирать у неё детство и губить её, как личность. Спорт ведь не творчество, особенно в начале карьеры. Это страшная и тяжёлая рутина. Да она уже и сама сказала, что в теннис играть не хочет, а спорт ей вообще не нравится. Для общего развития я могу научить её держать ракетку в руках, но не более. — Вы рады, что она не пойдёт по вашим стопам? — Очень! Я даю ей почти полную свободу, на 95 процентов – она самостоятельный человек. Перешла во второй класс в обычной школе, посещает кружки. Делает то, что ей нравится. — Какое-то время ходили слухи, что вы переехали жить в Германию. — Это было очень давно и в другой жизни. Я живу в Минске полноценной жизнью и наслаждаюсь этим. Кайф продолжается.
