«В России стоит задача сохранить семью всеми способами» — адвокат Мари Давтян о судьбе закона о домашнем насилии
Законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия» вносили на рассмотрение в Госдуму несколько лет подряд, однако в настоящее время в России он все еще не принят. «Вечерняя Москва» поговорила о ситуации в стране и судьбе законопроекта с адвокатом Мари Давтян, которая защищает интересы жертв домашнего насилия, в том числе Маргариты Грачевой и сестер Хачатурян.
— Мари, вы работаете с делами о домашнем насилии более десяти лет. Почему вы решили защищать права женщин и заниматься именно этой темой?
— Я не принимала осознанного решения работать именно с домашнем насилием. Я попала в эту сферу совершенно случайно. Была стажером адвоката, и она попросила помочь «Консорциуму женских неправительственных объединений» разобрать некоторые юридические обращения. В то время практически не было юристов у социальных некоммерческих организаций. Туда шли работать психологи, соцработники, а с юристами было напряженно. Я пошла временно помочь и не знала, с чем они работают. Мне казалось, что это все так далеко от меня, у меня такого не было. А когда я начала разбирать обращения, поняла, что многие были связаны с насилием в семье.
Я была юристом уголовной специализации, и мне казалось это элементарным и простым. Я была уверена, что потерпевшим нужно просто написать заявление в полицию и все решится. Мы написали одно, второе, третье заявление, и ничего не получилось. Хотя мы делали все правильно, и полиция должна была возбуждать уголовное дела. Но ничего не происходило. У меня стало закрадываться подозрение, что что-то здесь не так. Я постепенно начала в этом разбираться, вести от и до дела, чтобы понять, что и на каком этапе не работает. Я провела несколько дел и поняла, что происходит на самом деле.
Я осталась работать с «Консорциумом женских неправительственных объединений». В него входит много организаций, которые занимаются проблемой насилия над женщинами. Я часто встречалась с их представителями. Они пытались мне объяснить, что и как в этой системе работает. Я поняла, что здесь речь идет не только о неэффективности законодательства. Там существует целый пласт больших социальных проблем. И меня это затянуло.
— Вы помните, кто была первая женщина, которой вы помогли?
— Конечно, помню. Мы до сих пор общаемся. Когда она ко мне пришла, то состояла в насильственных отношениях 17 лет. У нее было трое детей. С этим был связан целый комплекс проблем. На удивление, нам хорошо удалось разрешить вопрос ее безопасности и ее детей. Однако уголовное дело мы возбудить так и не смогли. В итоге мы дошли с этой женщиной до Комитета ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Он признал, что в отношении нее были нарушены права.
У нас все это в комплексе заняло 10 лет. Безусловно, в первую очередь мы работали над обеспечением ее безопасности. Кризисный центр уже был в Москве, но женщина жила на другом конце города. У нее было трое детей, из которых один был детсадовцем и двое школьников. Я понимала, что даже если мы сейчас поместим ее в кризисный центр, то у нее не будет возможности возить детей в школу. Нам удалось расторгнуть брак, взыскать алименты и разделить имущество.
Сейчас она живет в безопасности. Женщина в течение года смогла привести свою жизнь в порядок. Это был один из самых приятных моментов, когда ты видишь, как человек изменился в лучшую сторону. Я никогда не забуду нашу первую встречу. Она пришла в сером свитере, который был ей явно не по размеру, с длинными рукавами, напоминающими одежду Арлекина. Как оказалось, сама она не имела права покупать себе вещи — иx выбирал муж. Ее лицо было такого же цвета. Через год это была совершенно другая женщина: свежая, похорошевшая и уверенная в себе.
— Как вы возглавили Центр защиты пострадавших от домашнего насилия? Как он работает сейчас?
— Когда я начала заниматься делами о домашнем насилии, мне пришла в голову идея создать специализированный центр. Я же не могла одна вести все дела. Для этого нужна была организация, которая будет оказывать юридическую помощь по всей стране. Однако возможность создать такую модель у меня появилась только в 2013 году. Мы попробовали скоординировать сотрудничество адвокатов с региональными некоммерческими организациями и оказывать помощь. Этот метод заработал.
Дальше проект стал развиваться. В декабре 2017 года Центр защиты пострадавших от домашнего насилия получил финансирование от Фонда президентских грантов. Мы открыли общероссийскую сеть, чтобы оказывать помощь жертвам домашнего насилия по всей России. Мы разделили страну на четыре части и стали сотрудничать с региональными партнерами. В Санкт-Петербурге это был кризисный центр для женщин «ИНГО». На его основе адвокат консультирует женщин из Северо-Западного административного округа. У нас есть кризисный центр «Екатерина» в Екатеринбурге: на их базе адвокат консультирует жительниц Сибири, Дальнего Востока и Урала. Также кризисный центр в Ростове-на-Дону, где наши адвокаты консультируют женщин Поволжья, Северо-Кавказского и Южного федерального округов. А Москва консультирует Центральный федеральный округ. Мы выбрали такой способ разделения по количеству жителей. Каждый адвокат проводит консультации на своей территории и отбирает дела, которые требуют активного вмешательства и сопровождения — туда мы привлекаем адвокатов на местаx. Мы контролируем и координируем иx дальнейшую работу.
— Вы ведете статистику, сколько женщин обращается в Центр защиты пострадавших от домашнего насилия в течение года?
— Мы проводим более 1200 консультаций в год и более сотни судебныx дел ежегодно уходят в работу.
— Сейчас часто появляются громкие судебные дела, связанные с домашним насилием. Как вы думаете, насколько остро стоит в обществе вопрос о принятии закона?
— Он остро стоит с 90-х годов. Сегодня он также актуален.
— Почему наша правоохранительная система часто оказывается не на стороне жертвы?
— С такой проблемой сталкивалась любая страна мира. Однако 140 стран приняли специальное законодательство в этой области. Россия — одна из последних стран, где нет закона против домашнего насилия.
«Рожать скоро будет некому»: Оксана Пушкина рассказала о судьбе закона о домашнем насилии
Когда мы говорим о том, почему полиция себя так ведет, нужно обсудить два фактора. Один из них — субъективный. Не стоит забывать, что полицейские — продукт общества. Они также страдают от стереотипов, что муж и жена помирятся, женщина сама виновата — она провоцирует. У представителей власти нет надлежащей подготовки в этой области, которая бы эффективно работала с этой проблемой.
Также существует объективный фактор. Сотрудники полиции считают, что они могут, конечно, собрать дело о побояx, но суд все равно выпишет штраф на пять тысяч рублей, а больше они ничего не могут сделать. Полицейский задумывается: зачем ему несколько дней собирать доказательства, опрашивать свидетелей, тратить огромное количество времени, чтобы потом агрессор получил бестолковый и бесполезный штраф? Естественно, что у них нет никакой мотивации заниматься этой темой.
— Что сейчас необходимо сделать, чтобы в России приняли закон о домашнем насилии?
— Очень сложный вопрос. Мы уже сделали все, что могли. Мы донесли до государства всю суть ситуации, ее опасность. Статистика существует. Если государство не доверяет нашей, оно может само посчитать. Общество готово. Последние опросы ВЦИОМ говорят о том, что более 70 процентов россиян считают, что закон о домашнем насилии нужен в нашей стране. Остается только государственная воля.
— А почему, по вашему мнению, государство не хочет принимать закон о домашнем насилии?
— Государству кажется, что этот закон противопоставлен традиционным семейным ценностям. Хотя в действительности насилие никогда к ним не относилось. Ни тысячу лет назад, ни в наши дни. Насилие априори не может быть ценностью. Очень часто я слышу такую иллюзию, что если в России примут закон о домашнем насилии, то люди будут разводиться. А стоит задача сохранить семью всеми способами. Я пытаюсь всегда донести, что люди тогда не будут подавать на развод, а начнут убивать друг друга. Эта попытка внешне казаться государством благополучной семьи — лишь внешний фасад. Это так не работает.
