Двоюродная сестра из Нижнего Новгорода, обычно не проявляющая особого интереса к мировой политике, на днях спросила меня про США и их президента Джо Байдена. Дескать, Андрей, что за бардак творится в этой твоей Америке? Кто там всем управляет? "Понятно же, что не старичок с полнейшей деменцией", которого все мы регулярно видим на своих экранах, уточнила она. Но если не он, то "кто за ним стоит"?
Хмыкнув, я шутливо успокоил родственницу: мол, не волнуйся, дорогая, за океаном все как обычно, нам бы со своими делами разобраться. Но почти сразу получил вопрос на ту же тему от коллеги, человека опытного и знающего, который, помимо всего прочего, напомнил, что и зампред Совета безопасности РФ Дмитрий Медведев "давно поставил диагноз" нынешнему американскому лидеру. Стало ясно, что шутками не отделаться, надо попробовать ответить всерьез. Причем, как водится, прежде всего — самому себе.
Две башни
Для начала — маленький экскурс в историю. После чудовищных терактов 11 сентября 2001 года, разрушивших башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, у меня родился образ тех же башен как двух геополитических полюсов. Советскую башню долго подкапывали и разрушали всем западным миром, пока она не рухнула. Но после этого почти сразу зашаталась, стала осыпаться и американская…
Мне тогда уже представлялось, что между этими событиями не может не быть исторической взаимосвязи. Я многих об этом спрашивал, включая первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева и главного на тот момент государственного банкира США Бена Бернанке. Подтверждений ни от кого не услышал. Горбачев хоть и припомнил, как Вашингтон расшатывал советскую "башню", сбивая вместе с Эр-Риядом цены на нефть, полагал, что в Америке события имели все же иную историческую природу.
Ныне, однако, я еще более убежден, что связь была и есть. Освободившись от страха перед "советской угрозой", американцы стали вести себя так, будто им море по колено, — и в экономике, и в политике. И спровоцировали тем самым целую череду кризисов как у себя дома, так и за рубежом.
Вот теперь и расплачиваются за свою гордыню. По сути, проходят с небольшим историческим опозданием по фазе тот же процесс приспособления к новым геополитическим реалиям, который для нашей страны начался с распадом СССР. Да, для России он был и остается чрезвычайно болезненным. Но, как теперь подтверждается, и Америке тоже тяжко дается понимание того, какими будут она сама и ее новое место в мире. Момент так называемой однополярности, безраздельного глобального первенства Pax Americana, оказался на удивление быстротечным.
Попросту говоря, тот самый страх, о котором я упоминал, был, как выяснилось, мощнейшей скрепой, поддерживавшей не только "трансатлантическое единство" США с их традиционными друзьями и союзниками, но и внутреннюю сплоченность американского общества. Именно после утраты этой скрепы оно и пошло вразнос — в частности, принялось "обнулять", крушить устои собственной истории и культуры, основы межрасовых отношений и даже извечное понимание гендерной природы человека.
Думаю, движущая сила этих процессов — обычная межпартийная борьба за власть в США, просто ведущаяся в отсутствие внешней угрозы все более радикальными средствами. Одна партия строит на южной границе стену для защиты от нелегальной иммиграции, другая эту стену ломает. Одна ратует за традиционные моральные ценности, другая требует, чтобы недорослям разрешалось менять пол без согласия родителей. Одна требует сделать новой точкой отсчета в истории страны дату прибытия первого корабля с африканскими невольниками, другая протестует против пересмотра учебных программ. Все это прикрывается красивыми словами о человеческом достоинстве, но, по сути, на мой взгляд, продиктовано лишь политиканством, стремлением расширить свой коренной электорат. Хотя, кстати, чьим он будет на самом деле — еще бабушка надвое сказала.
Уверен, что и нынешняя тотальная "гибридная война" коллективного Запада против России восходит к тому же истоку. Странно, но похоже на правду: возрождая фантомные страхи перед былыми угрозами с Востока, инициаторы пытаются не только сохранить свое привычное доминирование в мировых делах, но и уберечь свои общества от внутреннего разброда и шатаний. Отсюда и остервенелость.
Так кто же правит?
На самом деле — не кто, а что. Один из самых гордых постулатов агитпропа США гласит, что в основе американской демократии лежит власть закона. Вовне эту власть нередко называют диктатурой, поскольку она действительно очень жесткая.
Тому есть исторические причины. По большому счету, Америку колонизировали вооруженные авантюристы, съезжавшиеся со всего света в поисках воли, удачи и богатства. Общих корней и традиций у них не было, взаимного доверия — тем более; как они обходились с местным коренным населением — американскими индейцами, а позже и с чернокожими рабами, — общеизвестно.
Даже самой этой вольнице, которую недоброжелатели нередко именовали сбродом, видимо, было понятно, что держать ее в узде можно было только силой. Олицетворением такой силы и стали со временем в общественном сознании и массовой культуре вооруженные судебные исполнители — шерифы. А право на ношение оружия и по сей день остается одной из самых неприкосновенных "священных коров" конституции США.
Сдержки и противовесы
В прямом персонализированном смысле в Америке не правит никто. Власть за океаном сознательно и целенаправленно обезличена, раздроблена и институционализирована, разделена горизонтально на ветви: законодательную, исполнительную и судебную, а вертикально — на уровни: федеральный, региональный (штаты) и местный.
Соответственно, чиновники, включая и самых высших, действуют в пределах своих полномочий. Смежные ветви власти и пресса внимательно следят за тем, чтобы границы эти не нарушались. По партийной линии демократы и республиканцы, попеременно находящиеся то у власти, то в оппозиции, разумеется, пристрастно присматривают друг за другом.
Между прочим, именно поэтому спикер нижней палаты Конгресса и третий человек в государственной иерархии США Нэнси Пелоси подчеркнуто демонстрирует сейчас свою "автономность" даже в вопросах внешней политики. Хотя я и не могу себе представить, что она не согласовывала заранее планы своей поездки на Тайвань с Белым домом — тем более что тот находится сейчас под контролем ее собственной Демократической партии. Пелоси и сама назвала причиной "большой шумихи" вокруг вояжа не его реальное содержание, а свой спикерский пост.
Отцы-основатели США специально создавали систему сдержек и противовесов, чтобы никто не мог узурпировать всю полноту власти в стране, чтобы не нарушались права и интересы меньшинств и малых штатов. Исторически модель доказала свою жизнеспособность: выборы — и парламентские, и президентские — проводились даже во время Гражданской войны 1861–1865 годов. А теперь законодательные опоры системы еще и дополнительно цементируются во избежание эксцессов наподобие прошлогодней попытки захвата Конгресса сторонниками Дональда Трампа.
Бывший член Верховного суда США Антонин Скалиа, фактически канонизированный после смерти американскими консерваторами, мне давным-давно объяснял, что именно сдержки и противовесы, а не, например, Билль о правах, — самое главное и ценное в американской конституции. Я усвоил его урок, но вот в последнее время усомнился в нем, наблюдая, как ведущие институты власти в США, включая тот же Верховный суд, превращаются в инструменты политической борьбы и, по сути, лишь усиливают поляризацию в обществе.
Доверие падает
Соответственно, и доверие к ним падает. Вообще опросы свидетельствуют о том, что в США в последние годы неуклонно снижается вера в "американскую мечту", в демократию как таковую, в ее ключевые институты и людей, их олицетворяющих. Не случайно главные политические лозунги и Трампа, и Байдена апеллируют к былому величию. Один прямо призывал "сделать Америку снова великой", другой сулит "отстроить все заново еще лучше".
Между тем, согласно июньскому исследованию организации Гэллапа, доверие к институту президентства рухнуло по сравнению с 2021 годом на 15–23%. Конгресс с рекордно низким показателем в 7% оказался вообще на последнем месте среди охваченных опросом институтов власти и общества. Также рекордно малая доля опрошенных — 25% — выразила доверие Верховному суду. Приводя эти цифры, журнал Forbes напоминает, что, по данным других социологов, 85% американцев сейчас убеждены, что их страна движется в неправильном направлении.
Я бы еще добавил, что личные антирейтинги зашкаливают сейчас не только у Байдена, но и у его вице-президента Камалы Харрис, той же Пелоси, фактического лидера оппозиции Трампа, и других политиков на ключевых постах. То есть никому из них большинство соотечественников власть бы сейчас не вручило. Да и вообще американцы на сегодняшний день доверяют разве что малому бизнесу, военным и полиции, хотя и у тех показатели снизились.
Тем не менее напоказ — для внешнего мира — США продолжают выставлять свою демократию в качестве образца для подражания. О различных их демократизаторских прожектах, включая "цветные революции", и попытках экстерриториального применения американских законов, в том числе для введения карательных санкций против России, Китая и других стран, писано-переписано. Особых комментариев это не требует: и так ясно, что речь идет не столько о ценностях и идеалах, сколько о политических и экономических интересах Вашингтона.
Fourth Estate
Четвертой ветвью власти в США нередко именуют прессу. Традиционно под этим принято было подразумевать силу общественного мнения, формируемого под влиянием СМИ. Сами они такой своей ролью всегда гордились: помню, флагман американской журналистики The New York Times в 1990 году в некрологе Ифигении Окс-Сульцбергер — бывшей владелицы газеты, матери, бабушки и прабабушки ее издателей — приводила следующий показательный эпизод: сын рассказал ей, что обедал в Белом доме с президентом и государственным секретарем, а та в ответ спросила: "И что же им от тебя было нужно?"
С тех пор информационные технологии радикально изменились, но роль и значение их, пожалуй, лишь возросли. В последнее время хозяева соцсетей вообще уже принялись строить метавселенные. В среде политологов дело доходит до рассуждений о том, будто эти самые сети начинают "править" в современном мире, берут на себя традиционные государственные функции, включая судейскую и полицейскую. И хотя это, пожалуй, пока все же преувеличение, очевидно, что и в США, и в других странах госструктуры все настойчивее и жестче пытаются регулировать цифровые СМИ, если вообще не ставить их себе на службу для тотального контроля за всем и вся и "промывания мозгов" своему населению. Во всяком случае, вопрос о том, кто стоит за технологическими компаниями, — тоже теперь вопрос о власти.
Должен признаться, мне всегда казалось, что американская пропаганда сильнее советской, а потом и российской. По крайней мере, по моему опыту, сами американцы ей скорее верят. Помню, высокопоставленный дипломат одной из стран СНГ в сердцах сказал мне о заокеанских коллегах: "Ладно бы они только с трибун вещали, как на партсобрании. Так ведь они и между собой так же разговаривают!"
У нас же, по-моему, с советских времен сохранилась привычка не верить ни своей пропаганде, ни тем более чужой. В связи с этим у меня даже возник вопрос: не потому ли у нас так распространена та же конспирология, уверенность в том, будто реальное устройство мира ведомо только избранным? Вспомнилась бешеная популярность книг и фильмов о "дозорах", где не мы сами, а "иные" вели непрерывную битву добра и зла.
Но специалист по американской пропаганде Ульяна Артамонова из ИМЭМО прислала мне целый перечень заокеанских фильмов и сериалов со схожей сюжетной основой; на ее взгляд, в целом американцы склонны к конспирологии не меньше, а может быть, и больше нашего. Пожалуй, это логично: ведь если Big Pharma (большая фармацевтика, кодовый термин для конспирологов) насылает на всех порчу, то не от нас же, а с Запада. Да и следы других конспирологических теорий ведут туда же...
Добавлю, однако, что у четвертой власти в США авторитет снижается, как и у первых трех. Согласно тому же опросу Гэллапа, "крупным технологическим компаниям" сейчас склонны доверять 26% американцев, газетам — 16%, теленовостям — лишь 11%. Год назад все показатели были заметно выше.
"Власть Бенджаминов"
Наконец, всегда принято было считать, что Америка живет под властью денежных мешков. Как было сказано в культовом фильме "Брат 2": "Здесь вообще все просто так, кроме денег"...
По большому счету, так и есть. Под постоянные разговоры об ограничении роли денег в большой политике роль эта неуклонно растет. Как подсчитали специалисты из профильной организации Open Secrets, общая сумма "политических расходов" на выборах 2020 года в США составила $14,4 млрд. Это более чем вдвое превышает прежний рекорд, установленный в президентском цикле 2016 года.
Жадность для американцев — полный синоним бережливости; это не порок, а добродетель. О "власти Бенджаминов", то есть стодолларовых купюр, в их жизни я не раз писал. Добавить стоит, пожалуй, лишь одно: в свете того, как Вашингтон пытается в последнее время наложить лапу на валютные резервы России, привлекательность его зеленых бумажек в глазах многих стран может и ослабеть.
Бытовой коррупции за океаном сравнительно мало. Помню, еще в молодые годы в Нью-Йорке меня позабавил курьезный случай, о котором подробно рассказало тамошнее общественное радио: некий кавказец, выходец из СССР, задержанный за нарушение правил дорожного движения, пытался откупиться сначала от полицейского, а потом и от судьи, причем одними и теми же деньгами, которые у него в конце концов изъяли как вещественное доказательство.
Радио дивилось спесивой глупости нарушителя и откровенно его высмеивало. Я тоже всегда усмехался — до тех пор, пока много лет спустя, уже в Вашингтоне, не услышал комментарий известного политолога из столичного Американского университета Аллана Лихтмана. Тот проводил брифинг для иностранных журналистов перед выборами 2014 года и, в частности, сказал: "В Соединенных Штатах коррупция легальна. Она практикуется законно и открыто, в форме тех самих $4 млрд, которые расходуются на нынешнюю кампанию и обеспечивают преобладающее влияние интересам толстосумов. А несколько лет назад она была еще и сильно расширена Верховным судом США, когда тот постановил, что в рамках своих прав на свободу слова корпорации могут расходовать сколько угодно на политические кампании".
Разница в порядке цифр, которую вы, вероятно, заметили, объясняется лишь тем, что в 2014 году за океаном проводились только промежуточные выборы в Конгресс — такие же, какие предстоят в ноябре нынешнего года. А в 2020 избирали еще и президента.
Насколько власть денег персонифицирована, судить не берусь. Но в публичном пространстве даже крупнейшие современные американские олигархи вроде Илона Маска, Билла Гейтса или Марка Цукерберга — чаще все же персонажи деловых новостей или светской хроники, чем политологических докладов.
В целом тенденции если и есть, то, по-моему, разнонаправленные. С одной стороны, Трамп вроде бы проложил прямой путь в большую политику для толстосумов из крупного бизнеса; с другой — современные технологии позволяют собирать, как сказал бы Владимир Высоцкий, "мильоны по рублю", то есть привлекать громадные суммы на проведение политических кампаний за счет массы мелких пожертвований. Как все это будет отражаться на облике власти и способах ее завоевания в США — покажет время.
Ну, вот, собственно, и все. Спросил кузину, получила ли она ответ на свои вопросы. Говорит, что даже слишком подробный.