На смену газовым камерам пришли газовые капсулы

Созданная при помощи 3D-принтера капсула Sarco для легальной эвтаназии получила разрешение на использование в Швейцарии.

Целый ряд изданий в русском интернете поспешили растиражировать эту новость и фотографию – футуристического вида устройство, напоминающее криокамеру, в которой персонажи фантастических фильмов пережидают долгие космические перелеты. Но, технически говоря, это газовая камера – человек запирается в ней и удушается: внутреннее пространство капсулы заполняется азотом, а уровень кислорода снижается с 21% до 1% примерно за 30 секунд, и в камере оказывается остывающий труп.

Реклама уверяет, что это не просто безболезненно, но и приятно – перед смертью человек испытывает эйфорию. По крайней мере, должен – по понятным причинам, вернуться и рассказать о своих ощущениях пользователь не может. Устройство создал горячий энтузиаст эвтаназии Филипп Ничке, который известен, в частности, как автор и распространитель подробных инструкций, как именно безболезненно и надежно покончить с собой. Его деятельность по поощрению самоубийств обеспечила ему звание «Гуманиста года» за 1998 год.

Швейцарское законодательство формально запрещает умерщвление больного, но не препятствует предоставлению так называемой помощи в самоубийстве, когда человек получает препараты и инструкции как ими воспользоваться. Это вызывает так называемый самоубийственный туризм – люди из других стран едут в Швейцарию, чтобы воспользоваться услугами знаменитой на весь мир «клиники Дигнитас». Причем нередко это вовсе не раковые больные в последней стадии – а просто люди, утратившие по тем или иным причинам желание жить.

Первоначально эвтаназия продвигалась как средство избавления от невыносимых страданий – но это давно уже не так. В наши дни эвтаназируют и людей, которые никаких физических страданий не испытывают – иногда даже довольно молодых, просто впавших в депрессию. Упор делается на «свободный выбор» – человек имеет право сам выбрать, когда и как ему умереть. Личная автономия – одна из фундаментальных ценностей западного мира, и никто не может решать за самого человека, как ему распоряжаться своей жизнью. Эта же риторика продвигается и в русскоязычное пространство – и судя по комментариям, с некоторым успехом.

Что же, позвольте заметить, что вся риторика про «личную автономию» – как и «смерть с достоинством» – на самом деле про нечто другое, простое и грубое. Население развитых стран (включая Россию) быстро стареет – соотношение числа стариков, нуждающихся в пенсиях и уходе, и молодых, которые могут содержать их из своих налогов, оказывается все более неблагоприятным. Повышение пенсионного возраста в России, вызвавшее понятное огорчение и протесты, было неизбежным по демографическим причинам.

Дети, абортированные 25-30 лет назад, не стали работниками и налогоплательщиками – и содержать растущее число пенсионеров некому. В западных странах все громче предлагают простой способ разгрузить экономику – побуждать стариков пораньше уходить из жизни. Добровольная смерть рекламируется как что-то хорошее, правильное и достойное: что человек призван совершить, а окружающие – ему помочь.

Впрочем, добровольность тут может оказываться под некоторым вопросом. Уже довольно давно выдвигается тезис, что, например, люди, страдающие деменцией, «обязаны умереть», потому что, по словам британского специалиста по этике баронессы Уорнок, «впустую истощают ресурсы своих семей и системы здравоохранения». «Этическое руководство», давно уже предлагаемое на сайте ВВС, говорит о том, что больные или пожилые люди «обязаны умереть», если на них расходуется слишком много материальных или эмоциональных ресурсов.

Грань между «предоставить возможность для самоубийства», «склонить к самоубийству» и «убить» неизбежно оказывается размытой. Человека можно убить, просто дав ему понять, что он тут больше никому не нужен, ему пора освобождать жилплощадь. И вообще, меньше народа – больше кислорода. А если этот человек действительно болен и нуждается в уходе, можно мягко объяснить, что страховка не покрывает обезболивания, но покрывает эвтаназию. И вообще истощать ресурсы общества – нехорошо.

При всей личной автономии, мы не можем уйти от того факта, что человек зависит – физически и психологически – от своих ближних. Большинство из нас переживут тяжелейший слом, если важные для нас люди – близкие и друзья – дадут понять, что им было бы лучше, если бы мы, наконец, умерли. А человека и без того унылого спихнуть в пропасть и вовсе нетрудно – особенно, когда добрый доктор Филипп Ничке предлагает ему такой красивый лифт на тот свет со всеми удобствами.

Конечно, простой принцип «падающего – толкни», выдвинутый Фридрихом Ницше в качестве провокации и дразнилки, но теперь усвоенный как правило жизни, упаковывается в эвфемизмы про «личный выбор» и «смерть с достоинством». Тут трудно не вспомнить другие газовые камеры – которые тоже использовались для разгрузки экономики от нежелательных элементов населения. Как на это обращает внимание Ханна Арендт в своей книге «Эйхман в Иерусалиме», один из самых жутких массовых убийц в истории – Адольф Эйхман – видел себя гуманным и сострадательным человеком.

Евреи под властью национал-социалистов, согнанные в гетто, не могли обеспечить себя, участвуя в экономической жизни, а кормить их за счет Рейха было невозможно – так что им предстояла мучительная смерть от голода. Адольф Эйхман (как он это видел) пришел им на помощь, наладив процесс так, чтобы люди страдали как можно меньше – их до самого последнего момента держали в неведении, а когда вместо воды в «душевые» поступал ядовитый газ, они (в идеале) не успевали даже понять, что происходит. Конечно, бывали проколы – из-за личного садизма или недобросовестности рядовых исполнителей. Но Эйхман очень старался, чтобы жертвы не мучились. В его глазах, как пишет Арендт, «грехом было не убийство как таковое, а ненужное причинение страданий»

Суд, впрочем, не оценил гуманности Эйхмана – как и нам его логика кажется чудовищно извращенной. Но извращенной является и логика сторонников эвтаназии – в том, чтобы выталкивать наиболее уязвимых членов общества из жизни и приговаривать при этом об их «свободном выборе», милосердия примерно столько же, сколько в газовой камере. Впрочем, агрегат Ничке и есть газовая камера. Адольф Эйхман был, по любым человеческим меркам, безумен – но в его безумии была определенная логика. Есть определенная логика и за Филиппом Ничке.

Он исходит из представления о реальности, в котором мироздание вообще – и каждая отдельная человеческая жизнь – лишены смысла. Как говорит знаменитый атеистический автор Ричард Докинз, «во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия». Жизнь старика в такой картине мира бессмысленна – как, впрочем, и жизнь юноши. Но жизнь старика еще и дискомфортна – для него самого и для окружающих. И тут гуманный и сострадательный доктор Ничке приходит на помощь. Его даже трудно упрекнуть в нелогичности.

Можно только заметить, что его картина мира является ложной – во вселенной есть великий и таинственный замысел, и жизнь каждого из нас стоит того, чтобы быть прожитой от зачатия и до таинственного перехода в вечность, а вытаскивая самоубийц из петли и заботясь о стариках, мы делаем что-то достойное и праведное, должное и спасительное.

Иногда, чтобы укрепится в этой вере, достаточно посмотреть на альтернативу – газовую капсулу, которую предлагает всем уставшим от жизни Филипп Ничке.