Наука в ящике

От редакции: Тим — в рамках программы фестиваля кино о науке и технологиях «360», Тим Бун представит специальную программу «Учёные на экране: первые 40 лет», которая посвящена тому, как менялся образ ученых на экранах кино и телевидения в период с начала 20-х годов ХХ века и до 60-х. Обещаем — будет интересно. Приходите! Зарегистрироваться на показ — История публичной репрезентации науки — что находится в фокусе подобных исследований? И как вы заинтересовались этой темой? — Во-первых, я историк науки. Я получил такое образование. Во-вторых, я всю свою жизнь проработал в лондонском Музее Науки. В-третьих, я всегда любил кино, и когда начал работать в музее, занимался организацией публичных кинопоказов. Мы показывали научное кино. Благодаря этому я, собственно, открыл для себя, что документальных картин о науке и технологиях — огромное число. Поэтому, когда пришло время садиться за докторскую диссертацию, я решил заняться историей научного кино. И начал исследовать этот материал, как историк науки и технологий (здесь имеется в виду STS, сравнительно молодая академическая дисциплина, которая возникла на стыке истории, социологии, культурологии, политологии, антропологии и изучает то, как различные внешние, как-то политические, социальные и прочие факторы влияют на развитие науки и технологий. — прим. «Чердака»). — В STS много чего намешано. Можно рассматривать процесс науки глазами социолога, и доставать таким образом из него какие-то новые вещи. А в вашем случае, с кино? На что это больше похоже, культурологические исследования? Кинокритику? — Это история, историческое исследование. Фильмы, телепрограммы и прочие берутся в качестве источников. Ну, и находятся в основном фокусе самого исследования, конечно. Давайте ради примера возьмём, собственно, ту программу, с которой я приезжаю в Москву — «Учёных на экране: первые 40 лет». Нам с вами может показаться довольно естественным предположение, что учёные хотят «попасть в телевизор». Мы видим учёных на экранах, каких-то слышим на радио, кто-то ещё пишет популярные книги — всё это часть, собственно, того, что значит вообще быть учёным. Быть учёным значит представлять науку. И доносить, объяснять то, почему наука вообще важна. Не могу, конечно, с уверенностью говорить за российских учёных в этом отношении, равно как и за каких-либо ещё — но в Британии это так, и это стало обычным делом, начиная с 80-х годов прошлого века. Появилось ощущение того, что учёным, науке нужна и важна поддержка общества. И что у людей должна быть возможность соприкоснуться с наукой, понять её. И это движение начинается в 50-е годы. А вот до того учёным не очень-то было понятно, зачем им тратить своё время на телевидение, радио, или написание популярных статей для прессы. Тому были свои, весьма сложные причины. Бытовало даже такое мнение, что, мол, учёный вообще рискует своей карьерой, тратя время на публичную деятельность. Кроме того — что я тоже считаю немаловажным — кинематограф, он ведь начинался как вид развлечения «широких народных масс». Да и сейчас он, в общем-то, примерно тем же и остался. И это строго «низкое» искусство, вплоть до послевоенного времени. Люди идут в кинотеатры, чтобы забыть о своих тревогах и развлечься. Так что — ну зачем это было учёным? В послевоенную эпоху ситуация изменилась. В Британии Королевское общество — наивысшая научная инстанция в стране — начинает отправлять целые делегации в BBC и требуют, чтобы телевизионщики звали учёных к себе как можно чаще, чтобы приглашали их на радио, и так далее. — Есть такой расхожий анекдот о том, что когда в США Карл Саган начинал заниматься популяризацией, на него косо смотрели — а потом выяснилось, что благодаря его работе некоторым научным группам намного проще оказывается получить финансирование своих исследований. И что в этом, собственно, основная заслуга Сагана-популяризатора — он показал учёным, как привлекать деньги, занимаясь популяризацией, занимаясь научными коммуникациями. А как это в Британии происходило? Есть ли такая же «саганоподобная» фигура? Отличный вопрос, на который у меня нет точного ответа. Карл Саган и «Космос» — это, пожалуй, действительно первый в истории случай, когда учёный стал по-настоящему звездой, центральной фигурой шоу — но ведь подобные вещи не происходят из ничего. Внимание на фигуре учёного в кадре начинает фокусироваться начиная с 50-х годов. В Британии был Джейкоб Броновски и передача «The Ascent of Man», которая выходила в первой половине 70-х годов. Откуда она взялась? Это была реакция учёного на очень популярную тогда передачу «Цивилизация» Кеннета Кларка. Кларк был историком искусств, и потому его передача была такой, знаете: «Западная цивилизация это живопись, западная цивилизация это скульптура, прочие искусства, всё это развивалось с очень древних времён, этим занимались великие люди…» И это спровоцировало людей, занимающихся естественными науками — они возмутились, для них эта история должна была выглядеть совсем не так: нужно говорить о науке и технологиях, потому как именно они играют центральную роль в истории цивилизации. Так появляется «The Ascent of Man». И эта передача стала очень известна, она очень сильно повлияла на жанр, у неё особое место в его истории. Я буду рассказывать об ещё одной передаче, которая называется «Eye on Research» — это замечательная программа, которая была в эфире с 1957 по 62-й год, всего вышло 45 передач. Что они делали: они брали съёмочное оборудование и вместе с ним отправлялись в лабораторию. Даже в ЦЕРНе однажды были. Они снимали получасовые сюжеты, в которых учёные рассказывали о науке и проводили эксперименты: например в одном из таких сюжетов участвовал Николас Курти, оксфордский профессор, занимавшийся физикой низких температур. И он за эти полчаса в кадре остудил предмет до сверхнизкой температуры, всего на какие-то доли процента выше абсолютного ноля. Это был фантастический, очень смелый телевизионный проект. Вы увидите, каково это — картинка чёрно-белая, но это реальная история, живые полчаса из 60-го года. Курти великолепно работал в кадре. Отсюда берёт своё начало эта фишка научного телевидения. Я имею в виду интерес к фигуре учёного: кто эти люди, какие они? Пусть они сами займутся коммуникацией со зрителем! И дальше это только росло. И вот какое отношение это имеет к вашему изначальному вопросу: британское и американское телевидение связаны. Я точно сейчас не вспомню, кто именно делал «Космос» — но в Британии уже была передача «Горизонт», она запустилась в 1964 году, и продолжает выходить по сей день. И команда продюсеров, запускавшая «Горизонт», помогала запускать в США передачу «Nova», и уже из той передачи потом вышли люди, которые делали «Космос», насколько мне известно. Так что тут есть прямая генеалогическая связь между британскими передачами о науке и тем, что потом стало появляться на американском телевидении. — А, так британцы первые воткнули флаг на этой территории? — Да! (смеётся) — В вашей статье 2014 года вы упоминаете, что если смотреть на то, как развивается формат телесюжетов о науке, то можно заметить, что в какой-то момент фигура учёного, производителя знания, заменяется фигурой оператора — человека, который, собственно, снимает картинку, которую потом предоставляет зрителям. Это очень сильный момент, его можно рассматривать как эдакую «узурпацию» функции учёного. Поэтому, во-первых, поясните, пожалуйста, этот момент, а во-вторых — есть ли ещё какие-то подобные примеры, трансформации образа науки в этой «призме» медиа, которые можно разглядеть, изучая историю научного телевидения, кино, итд? Честно говоря, это не совсем моя идея, она принадлежит моему соавтору — Жан-Батисту Гуйону (Jean-Baptiste Gouyon). Вот что он заметил: есть такой специфический, «натуралистический» телевизионный формат для естествознания, он уже очень развит. И он действительно близок к тому, чтобы быть одним из видов наблюдения в науке. Ведь есть такой способ производства нового знания: заснять нечто новое на камеру. Собственно, если опять вернуться к моей московской программе — я как раз буду начинать с передачи, в которой участвует человек по имени Фрэнк Перси Смит. Он был очень известным натуралистом и создателем научного кино в начале ХХ века. Он снял совершенно революционные вещи для того времени, прямо у себя в саду. И сказал по этому поводу… простите, не могу вспомнить точную цитату, но парафраз примерно такой: «Смотрите, я снял кино при помощи камеры и микроскопа — и в нём можно увидеть то, что не описывают учебники». Об этом и говорит Жан-Батист в нашей статье: что люди с камерами, не будучи учёными, тем не менее в какой-то момент становятся свидетелями тому, что нигде никогда до того не было описано. Тому, чего не знала прежде наука. Что же касается вообще области науки и технологий, то истории известны случаи, когда создатели телевизионного сюжета переходили к научным исследованиям — просто потому, что без этого они не могли закончить нужную им историю. Был случай с сюжетом для «Горизонтов»: это было в 70-е или 80-е, снимался сюжет о двух пропавших ковбоях, и они по ходу съёмок нашли останки одного из них. И конечно же, для развития сюжета, они были просто обязаны провести исследование, чтобы их идентифицировать — что и сделали. Если бы этой передачи не снимали, то ничего этого бы и не случилось, а так они по ходу съёмок добыли новое знание. Полагаю, что такое случалось, хотя вряд ли, конечно, часто. — Ну, хоть статью-то в научный журнал они отправили? — (смеётся) Не думаю. Мы довольно много общались с этими людьми — теми, кто занимался передачами в 60−70-е годы. Они считают себя всё-таки журналистами, а не учёными. В их фокусе история, которую они разрабатывают — и если для этого нужны какие-то научные исследования, то они будут этим заниматься. Но не могу сказать, отправляли ли они потом рукописи в Nature. — Хорошо. В общем, тезис, за который я зацепился в вашей статье, не стоит воспринимать так радикально, как «телевизионщики теснят учёных!»? — Ну, мы на этом не заканчиваем наши исследования, посмотрим что будет дальше. Освещение науки в медиа, и в особенности телевизионное освещение — это не какой-нибудь побочный процесс для науки. В науке давно есть эта медийная составляющая, это её, науки, часть. Научный процесс и наука вообще были бы очень, очень другими, если бы в них не был вшит этот медийный компонент. Любая важная культурная деятельность просто не может не иметь медийной составляющей в своей практике — так просто устроен мир, в котором мы теперь живём, и наука здесь не исключение — Возможно ли, оглянувшись назад, сформулировать, описать то, как трансформировался за век телевидения тот образ науки, с которым мы, как потребители, имеем дело? — Конечно, можно, и это история весьма сильных изменений. И это очень хорошо видно. На 50-летие «Горизонтов» в 2014 году мы вели несколько проектов, приуроченных к этой дате. Жан-Батист сделал серию интервью с людьми, которые делали эту передачу. Можно их посмотреть на специальном сайте ВВС. И там вспоминают фразу Обри Сингера, которую он сказал где-то в 65-м году — что телевизионная съёмка науки это процесс именно телевизионный (‘televising science is a process of television'), и он подчиняется правилам, логике телевизионного повествования. Что он имеет в виду? Он говорит: оставьте это нам, поскольку именно мы эксперты в том, что касается медиа. И эта цитата оказалась пророческой — так всё и вышло. В 90-е годы «Горизонт» перенимает голливудскую манеру повествования, и начинает делать намного более повествовательные сюжеты — с героем, который должен пройти через кризис, который должен одержать победу, и так далее, со всеми этими характерными для голливудского повествования элементами. И так далее — если смотреть на каждую отдельную эру, от декады к декаде, то можно видеть, как меняется стиль научного телевидения, поскольку, всё-таки, это часть истории телевидения вообще. Взгляните на современные передачи — там же полностью доминирует этот стиль, повсюду фокус именно на человеке в кадре, который отправляется в «квест» затем, чтобы что-то выяснить. Таков стиль подавляющего числа современных сюжетов о науке. И он же доминирует во всех остальных областях телевидения. Просто потому, что с наукой «в телевизоре» работают точно так же, как и с музыкой или живописью, или чем-то ещё. Так как это в первую очередь процесс телевидения, а не науки, и не чего-нибудь ещё. Медиум тут диктует условия, в которых репрезентируется наука.