Средневековый этнос как этносословная, этнополитическая и этноконфессиональная общность

Изучение древней и средневековой истории народов Волго-Уральского региона много лет было одним из приоритетных направлений отечественной науки. Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории им. Марджани Искандер Измайлов выпустил книгу "Средневековые булгары: становление этнополитической общности в VIII — первой трети XIII века", посвященную этногенезу булгар, становлению их как этнополитической общности. В своем труде он выдвигает новую теорию изучения этнополитических и этносоциальных обществ, основанную на комплексном подходе, с применением сложной процедуры синтеза археологических, этнологических и нарративных источников. Ученый попытался охватить целостным взглядом появление, развитие и трансформацию средневекового булгарского этноса.

Средневековый этнос как этносословная, этнополитическая и этноконфессиональная общность
© Реальное время

§3. Средневековый этнос как этносословная, этнополитическая и этноконфессиональная общность

Основой для подобной системной методики является изучение средневековой этнической ситуации, выявление ее особенностей по сравнению с национальным периодом, чтобы наметить пути их сопоставления, выявления качественных элементов преемственности.

Для правильного представления об этнических процессах в период древности и средневековья необходимо кратко описать само это общество. Разумеется, полное и детальное описание средневековых обществ, а также всех его разновидностей сделало бы данную работу чрезвычайно многословной и излишне конкретной. Подобный абрис основных явлений средневекового общества Старого света часто практикуется исследователями в различных целях. В данном случае он необходим в компаративистских исследованиях для выяснения и обоснования тех или иных явлений, известных на материалах Волжской Булгарии и для более адекватного их понимания. В качестве инструмента такого типа познания можно использовать такой механизм, как "универсальная модель", которая "сводится к приблизительной схеме, удобной для предварительного приведения в порядок фактов предстоящего описания или интерпретации". Подобная модель должна очертить круг исторических обществ, внутри которых можно и нужно проводить компаративистские исследования и моделировать государственность и социальную структуру общества.

Подобные описательные общие модели весьма характерны и широко известны, поскольку позволяют дать общую характеристику общества или периода, акцентировав внимание на важных для исследователя деталях.

Прежде всего это касается роли и места различных социальных слоев населения и их влияния на материальную и духовную культуру, в первую очередь военно-служилой элиты, в процессе становления этнополитической общности. Именно на них необходимо сосредоточить внимание для более точного и адекватного направления компаративистских исследований. Все эти древние и средневековые общества имеют сложную внутреннюю структуру и уже давно были предметом типологизации. В отечественной историософии основой для подобного деления стала пресловутая "пятичленная" формационная теория, разработанная И. Сталиным и идеологами сталинизма. Начиная с 60-х гг. XX в. "пятичленка" стала подвергаться все более резкой критике, поскольку углубленные исследования показали несоответствие схем и реальности древних обществ. Хотя схема развития общества, благодаря исключительно партийно-государственному диктату, устояла, но вызвала большую дискуссию по этому вопросу, которая продолжается и после того, как сама эта парадигма рухнула вместе с советским строем.

В результате в настоящее время существует много различных определений средневековых обществ Старого света от признания их по аналогии с рядом стран Западной Европы "феодальными" до теории "большой феодальной формации", "сословно-классового общества" или "раннеклассовой" ("раннефеодальной") или "кабальной" формации

Существуют также новые теории образования классов и государства, основанные на различных западных моделях политической антропологии — различные концепции "стратифицированного общества", а средневекового государства, как "суперсложного вождества". Проблема этой концепции в том, что под "государством" ее авторы понимают только общества с развитой и разветвленной чиновной структурой, начиная с европейских абсолютистских монархий раннего нового времени. Следовательно, определение "суперсложное вождество" его сторонники применяют к подавляющему числу обществ в мировой истории от древности до средневековья, что практически усложняет любые компаративистские наблюдения и требует дополнительных уточнений и систематизации внутри этого множества. Представляется, что это плодит больше вопросов, чем дает ответов, поэтому подобный подход не может быть универсальным. Определенно прав А.А. Горский, когда, определив специфику средневекового государства и общества Руси IX—XIII вв., отметил, что прежде чем отказаться о от термина "феодализм" необходимо предложить ему какую либо альтернативу, желательно не такую неопределенную, как "суперсложное вождество".

Данное общество можно определить, исходя из его места в мировой истории, как располагающееся между древними и полисными обществами, имевшими несомненную специфику, и до промышленной революции в странах Европы. Тогда станет ясна специфика, которая была характерна для обществ Старого света, где господствовало военно-служилое сословие, формировавшее государство и получавшее ренту от своего места в социальной иерархии. Следует отметить две их важнейшие характеристики — они являлись аграрными и сословно-классовыми, что позволяет в самом общем виде называть их аграрно-сословными, хотя оценка их как феодальных (средневековых), несомненно, сохраняется.

Признавая средневековые общества "феодальными" в историко-этнографическом плане их можно вслед за Э. Геллнером определить, как "агро-письменные", отмечая, что они были аграрными и основанными на письменной культуре, т. е. имели развитую и иерархическую социальную структуру общества. Эта характеристика, абстрагируясь от социально-экономических и политических реалий, позволяет указать на некоторые важные элементы этого общества.

Все они имели определенную специфику, которая имела ярко выраженные особенности, которые можно зафиксировать в качестве этнографических деталей, важных для понимания сущности средневековых обществ.

Это были общества, основанные на сельскохозяйственном производстве (земледелии, скотоводстве и сельских промыслах), то есть на производстве, переработке и хранении продуктов питания, а также добыче сырья для дальнейшей переработки. Ремесленное производство было двух типов — сельское, сосредоточенное на переработке продуктов сельского хозяйства, и городское — развитое и специализированное. Скотоводство также играло важную роль в хозяйстве подобных обществ. Оно развивалось, как самим этим обществом, так и в соседних степных общинах, практиковавших специализированное кочевое и полукочевое скотоводство, поставляя на рынки оседло-земледельческих обществ необходимые продукты. В целом для Восточной Европы были характерны отношения взаимного обмена и торговли: кочевые общества получали продукты земледелия и ремесленные товары, взамен поставляли скот и лошадей.

В целом для этих обществ была характерна довольно стабильная технология и соответственно довольно консервативная производственная культура. Природа для данного типа обществ служила главным источником средств к существованию, поэтому человек был довольно сильно включен в природную среду обитания и сильно зависел от нее. Это касалось не только периодических природных катаклизмов, но и зависимости от источников природного сырья и доступа к транспортным артериям, по которым необходимые товары и изделия распространялись по миру.

Наличие стабильной, но консервативной технологии имело множество последствий для средневековых обществ. С одной стороны, при определенных катаклизмах (природных или социально-политических) аграрное хозяйство не всегда успевало приспособиться (известно, что из пяти лет у земледельцев Восточной Европы только три были благоприятными, а кочевые скотоводы периодически теряли скот из-за эпидемий, джута, засух и т. д.). С другой — это требовало кооперации и надобщинных систем перераспределения продуктов, как для взаимной поддержки, так и для защиты от посягательств соседей. Для этого существовали особые государственные, владельческие и общинные хранилища.

Недостаток гибкости производства продуктов питания и сравнительно невысокий потолок его продуктивности приводили к тому, что ценности в таком обществе в основном связаны с местом в социальной иерархии и постоянным принуждением одной части общества (меньшей) другой (большей). Движение значительной части продуктов и престижных изделий идет снизу вверх, а уже оттуда распределяется вниз по всей системе. Для члена этого общества имело значение, прежде всего позиция, которую он занимает в соответствующей сословно-социальной иерархии. Некоторые продукты и престижные или статусные предметы (оружие, детали снаряжения и костюма, украшения и т. д.) члены общества могли приобрести и использовать только в случае наличия определенного статуса. Купить некоторые предметы оружия, предметы воинской и статусной экипировки нельзя было ни за какие деньги, например, для многих регионов Евразии пояс с металлическими накладками создавался для пожалования, а не для торговли. Нарушение могло караться самым жестоким образом, поскольку нарушало общественный порядок и законоустановления. В целом обеспечение продуктами происходило в соответствии со структурой общества, чем выше ранг (или статус), тем выше обеспечение продуктами. Путь повышения продуктивности не лучший способ (или даже вообще не способ) повышения статуса того или иного члена общества. Поэтому в аграрном обществе возникает сложная, но довольно стабильная сословно-статусная организация, поддерживаемая не только мощью государства, но и общественной моралью и общественным договором, определявшим права и обязанности того или иного члена общества.

По словам А.Я. Гуревича, для раннесредневекового общества "общественные связи имеют преимущественно еще природный, органический характер. Эти связи родовые, племенные, семейные, отношения родства и свойства… Индивид, как правило, не выбирает людей, с которыми он входит в группу, это его родственники, и даже брачные связи подчиняются определенной схеме и ограничивающим предписаниям. … Принадлежность к социальному разряду или слою … общества определяет поведение индивида. Все стороны его жизни регламентированы, заранее известно, как он должен поступать в той или иной ситуации, — выбора почти не существует. Любой поступок должен соответствовать строгим предписаниям, вытекающим из создания принадлежности к группе, из чувства чести, носившего не столько личный, сколько родовой, семейный характер. Обычаем "запрограммирована" жизнь каждого члена коллектива, обязанного следовать образцам — богам, предкам, старшим".

Это было не "общество индивидов" (как описывал современное буржуазное общество Н. Элиас (2001), а "общество сословных корпораций", имеющих четкую горизонтальную и вертикальную структуру. В нем все индивиды, за исключением изгоев и деклассированных элементов, включены в сословные сообщества, занимающие свои структурные ячейки. Вся жизнь человека определялась его рождением и местом в том или ином сословии. Для большинства людей практически была исключена возможность изменения социального статуса. Самым важным для члена такого общества становится обладание статусом и соответствующими правами, и привилегиями. Человек здесь — это его положение, ранг. Характерной для такого общества ценностью являлась "знатность", соединяющая высокий родовой статус с успехами на военно-служилом поприще. Сословная принадлежность человека определяла не только стиль поведения и жизни, но и жилище, одежду, набор украшений и даже прическу.

По мнению Э. Геллнера: "В обществе данного типа обычно ценится плодовитость, по крайней мере, наличие потомства мужского пола, необходимого для роста трудового и оборонного потенциала. Вместе с тем поощрение плодовитости должно, хотя бы время от времени, доводить население до той критической численности, за которой общество уже не может всех прокормить. Это, в свою очередь, способствует укреплению иерархической, военизированной структуры: когда наступает голод, он не настигает всех в равной степени и одновременно. Люди голодают в соответствии со своим статусом, и стоящие ниже на иерархической лестнице оказываются в худшем положении. Механизмом, который это обеспечивает, служит социальный контроль, ограничивающий доступ к охраняемым запасам продовольствия". Ограниченность ресурсов имеет несколько важных последствий.

Демографический рост населения прямо зависел от способности общества к устойчивому производству и сохранению продуктов питания. Поэтому "точки роста" в обществе располагались в городах или крупных торгово-ремесленных поселениях, не только являвшихся центрами сельской округи, но и местами ярмарок, куда свозились товары и продукты со значительной территории. Увеличение продуктовой стабильности вело к росту населения именно в городах, которые выступали двигателями развития своей округи и всего региона. При этом в Европе велики были различия в демографическом плане в разных регионах, и активно развивались регионы с высокой производительностью сельского хозяйства и развитого ремесла, с доступом к торговым магистралям.

Продолжительность жизни в таком обществе была невелика, поскольку прямо зависела от ее качества. Различия имели также социальный характер и были прямо связаны с местом в сословной иерархии. Элита общества жила в целом гораздо дольше простолюдинов, но численность ее была сравнительно невелика. Сокращению ее численности, кроме обычных для средневековья неблагоприятных условий, способствовали внешние войны и другие вооруженные конфликты. Сословная элита общества практически нигде не превышала 10% населения, а в Европе стабильно составляла 3—5%.

Высшее сословие — аристократия, которая служила своему правителю "пером и мечом" (удивительно, но этот термин практически дословно использовался как в Западной Европе и в мусульманском мире, так и в странах Дальнего Востока) — составляла особую корпорацию. По аналогии с "придворным обществом" его можно назвать "военнослужилым обществом". Оно также было структурировано и положение каждого в иерархии определялось рангом фамилии и официальным титулом. Сословный ранг определялся генеалогией, кровным родством с "сильными мира сего", чаще всего предка — основателя государства. Принято думать, что положение человека в элите было тем выше, чем он был богаче, но в этом обществе существовало обратное соотношение — чем он был более знатен, тем он был и богаче. Ведь богатства в этом обществе распределялись в зависимости от места в иерархии, от ступени в социальной пирамиде. Знать, в свою очередь, была связана особым этосом, целым рядом условностей и церемониалом, а также деталями туалета и снаряжения. При этом, как показывают исследования средневековых обществ, регламентирование жизни, быта и норм поведения, формирование особой моды, форм и методов воспитания во многом носило не только характер социализации молодежи в этой среде, но и формировало особую идентичность, сходную по своим параметрам с тем, что принято считать "этнической культурой".

Дворянство — это, прежде всего, военное сословие. Только эта сословная элита имела монополию на вооружение и занятия военным делом. Как на Востоке (самый яркий пример Япония, где самурай не только имел исключительное право на ношение оружия, но и мог безнаказанно убить любого простолюдина), так и на Западе, где владение оружием было привилегией рыцарского сословия. Широко известны примеры запрета на ношение оружия простолюдинам, владение боевыми конями и т. д., распространенные по всем средневековым странам Евразии. Не удивительно, что быть воином в средние века означало принадлежность к служилому сословию (рыцарство и военные слуги в Западной Европе, дворяне и боевые холопы в Московии, служилые татары в татарских ханствах) и сословной элите.

Нередки, но довольно выразительны примеры, когда соотнесение с военно-служилым сословием являлось одновременно признаком принадлежности к особой "военной касте" — этносоциальной элите общества. Самые характерные примеры раджпуты в Индостане, мамлюки в Египте, монголы в Юаньском Китае, норманны в Англии в период Вильгельма Завоевателя.

В современной этнографии существует много примеров подобной этносоциальной иерархии. Например, у туарегов существовала определенная дифференциация во владении оружием. В предписанных традиционным правом запретах мечом или копьем могла пользоваться лишь высшая социальная прослойка — "аххагары", которые также могли владеть верблюдами, тогда как основное податное население "имгад" не владело оружием и разводило только овец. Точно также в районе африканского Межозерья скотоводы тутси владели не только стадами коров, но и являлись местной знатью, а земледельцы хуту несли всяческие повинности в пользу своих владык мвами — правителей Бурунди и других вождей тутси. Иногда различия между разными слоями общества настолько велики, что социальная дифференциация превращается в осознанную этнокультурную идентичность.

Монополия на обучение, ношение и использование оружия служила гарантией стабильности общества, того, что простолюдины, сколь многочисленны они не были, не могли противостоять рыцарству. Люди всю свою жизнь посвятившие войне и военному делу просто по определению были не просто воинами и даже не офицерами, как в армиях нового времени, а скорее что-то типа бойцов элитных военных подразделений. Сочетание силы, военного опыта и боевой выучки с совершенным защитным доспехом и качественным оружием делало этих воинов практически неуязвимыми, а их нападение сокрушительным. Известны случаи, когда несколько рыцарей с легкостью расправлялись с сотней легковооруженных всадников, а удар нескольких тысяч латных кавалеристов разгонял многотысячные крестьянские отряды.

Несколько искажают общую картину средневековые кочевые общества, где одна из общин зачастую выступала коллективной элитой по отношению к подвластному оседлому населению, хотя это не исключало внутренней иерархии со своей элитой и слугами. Они использовали несколько иную тактику боя, что и приводило их к успехам, потрясавшим весь Старый свет. Но как только они превращались в элиту средневекового государства, их структура начинала соответствовать общим стандартам того времени, а количество вооруженной элиты сокращалось.

Вместе с тем, в средневековом обществе действовал своеобразный закон регулярного перепроизводства военно-служилого сословия. В условиях раздробленности и автономности численность военной аристократии резко возрастала, поскольку небольшим владениям и отдельным общинам необходимо было содержать избыточно большие войска для своей защиты. Объединение всех этих владений и возникновение централизованного государства вело к переизбытку взрывного социального материала, который выплескивался, как правило, на окружающий мир, начиная крупномасштабные завоевания и создавая империи.

Именно эти социальные явления Л.Н. Гумилев принял за воздействие космической энергии и "пассионарные толчки". Примерами подобной социальной активности могут служить государства кочевников — Тюркский каганат, Арабский халифат, империя Чингизидов, Оттоманская империя. Но не только эти военно-политические события. Великие географические открытия и создание Испанской и Португальской империй связано с окончанием Реконкисты и высвобождением огромного количества "благородных донов" — нищих идальго, не умеющих ничего делать, кроме как воевать и слишком знатных, чтобы трудиться. Точно такая же картина наблюдается и в Японии, объединенной усилиями Оды Нобунаги и Тоётоми Хидэёси, когда тысячи самураев, ранее служивших своим даймё (владетелям), оказались деклассированы, и правители Японии вынуждены были сформировать из них войска и развязать кровавые Корейские войны, пока всю страну не затопили локальные войны, подобные той, что была ярко изображена в культовом фильме А. Куросавы "Семь самураев".

Устойчивость всей этой системе придавала не только монополия на ношение оружия и применение военной силы, но и целый ряд механизмов сдерживания и канализации недовольства, придания существующей системе власти легитимности и традиционности. Непрерывность и относительная устойчивость функционирования этих систем, то есть не только мирное коронование очередного монарха, но и поддержание династической монархии, уже в ту пору достигались определенными идеологическими методами. Одним из таких механизмов являлась религия. Характерно, что практически во всех средневековых обществах эту роль выполняли монотеистические религии (христианство, ислам, буддизм). В значительной степени подобная логика объяснялась тем, что религии со строгими ритуалами и кодифицированными нормами права и этики пришли на смену аморфным языческим верованиям, особенными для каждого племени. Централизованные монархии настоятельно требовали единообразия и в сфере духовной. Практически во всех раннесредневековых государствах Евразии происходило то, что Григорий Турский сказал относительно короля франков Хлодвига: "Он поклонялся тому, что ранее сжигал и сжигал то, чему поклонялся до этого".

Продолжение следует...