Валерий Легасов: Борьба за «Чернобыльскую правду»

Днем ранее, во вторую годовщину трагедии на Чернобыльской АЭС, на заседании Академии наук СССР он представил план создания совета по борьбе с застоем в советской науке и собственного института ядерной безопасности. Предложение ученого, который провел на атомной станции в общей сложности четыре месяца и получил дозу радиации, в четыре раза превышающую максимально допустимую норму, было отклонено.

Смерть академика на 52-м году жизни официально признана самоубийством, хотя следователя по особо важным делам Генпрокуратуры СССР Бориса Погорелова «поразил узел веревки, на которой повесился ученый». Такой узел мог завязать только опытный альпинист, но Легасов в горы не ходил. В ящике стола лежал наградной пистолет, которым академик почему-то не воспользовался. Вместе с архивными документами Валерия Алексеевича следствие изъяло пять аудиокассет, на которые тот надиктовал свои соображения по поводу чернобыльской аварии, а также хронологию ликвидации ее последствий с ранее неизвестными подробностями.

«СОРОК ПЕРВЫЙ В ХУДШЕМ ВАРИАНТЕ…»

Валерий Легасов не был физиком-ядерщиком и никогда не имел дела с реакторами. Он, по его словам, был «ядерным химиком» - знатоком химических процессов, происходящих в атомных реакторах. Утвердившись в научном сообществе, в 1981-м, в 45 лет, стал действительным членом Академии наук СССР, а спустя два года - заместителем директора Института атомной энергии имени И.В. Курчатова.

- Отец не должен был оказаться в Чернобыле, - говорит дочь академика Инга Легасова. - 26 апреля вместе с академиком Александровым он был на заседании Президиума Академии наук СССР. Анатолию Петровичу позвонили по вертушке. Нужно было кого-то из ученых включить в правительственную комиссию. Все остальные замы Александрова были вне зоны досягаемости. А уже готов был правительственный самолет. Отец отправился во Внуково и спецрейсом улетел в Чернобыль.

Одна из первых магнитофонных записей Валерия Легасова посвящена впечатлениям от пребывания в зоне катастрофы. «Когда подъезжали к Припяти, поразило небо километров за 80 от города. Над станцией стояло малиновое зарево, а ведь из труб атомной станции ничего видимого не вытекает. А тут будто металлургический завод или крупное химическое предприятие. Это тревожило и делало ситуацию необычной».

Следом жесткая оценка увиденного на самой АЭС: «На станции - такая неготовность, такая безалаберность, такой испуг. Как сорок первый год, но в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с той же отчаянностью, с той же неготовностью…»

Отметил, что не было необходимого количества защитных респираторов и индивидуальных дозиметров. Большая часть приборов не была заряжена либо люди не были проинструктированы, как ими пользоваться. Позднее академик признался близким, что на месте катастрофы не оказалось запасов чистой воды, лекарств, резервных продуктов питания, а также препаратов йода для проведения необходимой профилактики.

САРКОФАГ И ДРУГИЕ РЕШЕНИЯ УЧЕНОГО

Академик Легасов, обладая служебной въедливостью и бесстрашием, на армейском вертолете приблизился к взорванному реактору вплотную, чтобы замерить излучение. Выяснил, что радиационный фон составлял 9000 рентген в час. Сразу же пришло осознание того, что нужно немедленно эвакуировать людей из Припяти. Разрешения ждали более полутора суток. Такая медлительность была связана с тем, что руководство АЭС и партийная верхушка страны находились в состоянии иллюзии. Все были уверены, что произошла небольшая авария.

Легасов медлить и юлить не стал. Об этом - один из отрывков аудиозаписи, оставленной ученым: «Я понимал, что город эвакуируется навсегда, но психологически у меня не было сил объявить это населению. Рассуждал так: если сейчас это объявишь, то эвакуация затянется, все будут очень долго собираться. А времени не было. Людям дали понять, что они уезжают лишь на несколько дней, и потому они ехали налегке. Сама эвакуация произошла чрезвычайно организованно: за несколько часов были эвакуированы порядка 45 тысяч жителей из 51 тысячи. Остались лишь те, кто нужен был для сохранения города и обслуживания станции».

А через несколько дней Легасов добился установления радиусной зоны отчуждения. Настаивал, чтобы этот радиус оказался равен хотя бы 100 километрам. В Кремле остановились на цифре 30.

Важнейшая задача, которая встала перед правительственной комиссией, - заглушить взорвавшийся реактор. Такого опыта в мире не существовало, и академик, к сожалению, стал первопроходцем. Предложил забросать зону реактора с вертолетов и подкрепил это необходимыми расчетами. «Пломбируя» реактор, пилоты вертолетов сбросили в него более 5 тысяч тонн всевозможных материалов. Валерий Легасов сам поднимался на вертушке, находясь над развалом по 5-6 раз в день. Бортовой рентгенометр с максимальной шкалой 500 рентген в час зашкаливало, но ученый часто оставлял дозиметр в раздевалке и рентгенами не козырял.

Сбрасывая с вертолетов тысячи тонн спасительной смеси в жерло реактора, распространение аэрозольной газовой радиации по всей стране и Европе удалось предотвратить в короткие сроки.

Когда в Припять прилетели Николай Рыжков и Егор Лигачев, прошло совещание, которое Легасов назвал «существенным»: «Выступать пришлось мне, они поняли обстановку, что это крупномасштабная авария, которая будет иметь долговременные последствия, и что предстоят огромные работы по продолжению локализации разрушенного блока, что необходимо готовиться к крупномасштабным дезактивационным работам, что предстоит спроектировать и построить укрытие для разрушенного 4-го блока…»

Укрытие, о котором шла речь, позднее получило название «саркофаг». Как известно, его проект был оперативно подготовлен, и уже в ноябре 1986-го взорвавшийся реактор был изолирован внутри укрытия.

ПОСЛЕДНЯЯ «АМБРАЗУРА» УЧЕНОГО

Чернобыль изменил многое в характере Легасова и его взглядах не только на атомную энергетику, но и на весь научно-технический прогресс. Работа в Чернобыле, доклад в Вене в августе 1986 года на конференции Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) принесли Валерию Алексеевичу всемирную славу. Страны Европы были намерены потребовать от Советского Союза возмещения ущерба от радио­активного облака, которое после аварии распространилось на значительной части европейской территории. Речь шла о весьма крупных суммах.

Вообще-то на совещании должен был выступать Михаил Горбачев, но в Вену он не поехал. Пятичасовой доклад генсек бы осилил, а вот отвечать два часа на вопросы специалистов - вряд ли. «На амбразуру» кинули Легасова. Став «адвокатом» страны перед судом мирового сообщества, Валерий Алексеевич провел детальный анализ катастрофы. Экспертов порази­ла информированность советского академика, который пробил завесу лжи и умолчания вокруг Чернобыля. Раскрыв подлинный характер катастрофы, он, по сути, спас страну от многомиллионных исков. Когда он закончил выступление, его приветствовали стоя. Легасова в Европе назвали человеком года, он вошел в десятку лучших ученых мира. Это вызвало серьезную ревность у его начальства и коллег, которым правда о Чернобыле с высокой трибуны не понравилась. В итоге за свой доклад он был лишен значимых постов и регалий. Его мнение после окончания чернобыльской эпопеи директивно прекратило учитываться в научных кругах. Он был выброшен на обочину истории и науки.

Денис Карпов

Фото: В. Зуфаров, В. Репик/ТАСС