Войти в почту

Госпожа Пенициллин: как великий советский ученый Зинаида Ермолаева спасла миллионы жизней

80–летие сталинградской битвы — один из главных юбилеев года. Кажется, мы знаем о ней уже все. Но, возможно, одну из страниц ее истории вы могли пропустить. А она — удивительная.

Госпожа Пенициллин: как великий советский ученый Зинаида Ермолаева спасла миллионы жизней
© Вечерняя Москва

Летом 1942 года разведка сообщила: в воинских частях немцев, ведущих наступление на Сталинград, мощная вспышка холеры. Где гарантии, что зараза не перекинется и к нам? На фоне жары пугали известия о вспышке холеры и в Сталинграде. Город мог стать очагом распространения инфекции — через него проходили сотни тысяч военных, там лечились тысячи раненых, из него уходили эшелоны и пароходы. Конечно, в Ставке вспомнили о Зинаиде Ермольевой: она считалась в стране лучшим специалистом по холере. Теперь этой маленькой женщине предстояло ответить на вопрос, что делать. Когда ей позвонили, она не удивилась. И не испугалась. После 1937 года ей нечего было бояться. Вот тогда — да. Тогда арестовали Льва…

Учиться Зинку и ее сестру Лену привела в Новочеркасскую Мариинскую гимназию мама. Дочкам войскового казачьего старшины Виссариона Ермольева понравилось в городе. Да и не было на хуторе Фролов области войска Донского, где они родились, подобающих учебных заведений. И учиться девочкам понравилось. Особенно Зине. Быстрая, резкая в жизни, на уроках она будто цепенела — «внимала», а после еще и не вылезала из библиотеки. Получив золотую медаль, вчерашняя гимназистка Зина решила идти в медицину. Но на медфакультет Донского университета принимали только юношей. Похлопотать о поступлении пришлось изрядно — Зина с мамой писали письма и ректору, и атаману Донского войска. По счастью, в это время в Ростов-на-Дону из Варшавы эвакуировался Женский медицинский институт. Зина поступила, а позже «мужской» и «женский» курсы слили.

Ко второму курсу Зина поняла, что ей хотелось бы заниматься микробиологией: ее завораживал невидимый, но порой агрессивный мир, открывавшийся под микроскопом. А еще...

А еще Зина любила музыку Чайковского. Прочитав однажды, что композитор умер от холеры, она сначала два часа рыдала, а потом дала слово, что придумает способ победить эту страшную болезнь.

Зина Ермольева быстро стала любимицей профессуры. Особенно ее ценил профессор Владимир Барыкин. Он занимался изучением холерных и холероподобных вибрионов, так что у их со студенткой Ермольевой страсти к науке был единый вектор. После окончания университета в 1921 году Зину оставили на кафедре микробиологии ассистентом. Иногда, чтобы больше времени проводить в лаборатории, хрупкая Зиночка влезала в нее через форточку!

Но год спустя Дон охватила эпидемия холеры, и на борьбу с ней были брошены все силы. Ермольева решила разгадать одну из «холерных» загадок, доселе не имевших ответа: способны ли холероподобные вибрионы вызывать холеру? Вопрос был практический: она обнаружила их в водопроводной воде. Иного способа, как проверить все на себе, она не нашла, и выпила раствор с огромным количеством микробов. Через несколько часов стало ясно, что она заболела, а вскоре анализы подтвердили, что в ее организме бушует холерный вибрион.

Выжила Зина с трудом, но чудовищным экспериментом над собой доказала, что некоторые холероподобные вибрионы могут в кишечнике человека превращаться в вибрионы истинные, провоцируя болезнь. Статья об этом научном открытии вышла год спустя. А вскоре Ермольева выделила и изучила вибрион, светившийся в темноте, и спустя годы ему присвоят ее имя. Те, кто читал «Открытую книгу» Вениамина Каверина, наверняка помнят момент, когда героиня обнаруживает, что пробирки в лаборатории сияют голубым сетом в полной темноте. Это не выдумка, так и было! Это увидела Ермольева ночью в лаборатории в Ростове-на-Дону...

Когда профессор Владимир Барыкин был назначен научным руководителем Центрального института эпидемиологии и микробиологии Наркомздрава СССР, он сделал все, чтобы перетащить свою любимую ученицу в Москву. Зина приехала с одним чемоданом: в нем была смена белья и… 500 культур холерных и холероподобных вибрионов. В 1925 году Ермольева возглавила отдел биохимии микробов в Биохимическом институте Наркомздрава РСФСР, который позже вошел в состав Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где она организовала первую в стране лабораторию биохимии микробов.

Ее энергии можно лишь поразиться: она бесконечно писала научные статьи, днями пропадала в лаборатории, а ночами зубрила немецкий и французский: поговаривали, что ее могут отправить в загранкомандировку, во Францию и Германию, обмениваться научным опытом. И это произошло. Из трех любимых учеников Владимира Барыкина — Льва Зильбера, Зины Ермольевой и Алексея Захарова — не смог поехать за границу только последний, кстати, влюбленный в Зину. Поездка оказалась судьбоносной: помимо массы впечатлений, Зина влюбилась в Зильбера. Из поездки они вернулись мужем и женой.

Лев Зильбер объективно был гением. Это доказала вся его дальнейшая жизнь, в которой на фоне чудовищных испытаний было так много научных открытий. Но Зинаида воспринимала его гениальность по-особенному, понимая ее и своим умом ученого, и сердцем любящей женщины. Вениамин Каверин, младший брат Льва Зильбера, драму этой пары видел в том, что «Зинаида полюбила его брата на всю жизнь, а он ее — на пять лет». Вскоре Зильбера направили на работу в Баку, и Ермольева, понимая, что брак трещит по швам, заболела так тяжело, что многие были уверены — не выберется. Встать ее заставила работа.

Еще в 1934-м она выделила лизоцим, который помимо медицины широко использовался, например, по ее предложению, в пищевой промышленности, и даже получила авторское свидетельство за разработку… способа консервирования икры. Вскоре за это ей присудили докторскую степень. А в 1937 году Льва Зильбера арестовали по подозрению в организации бактериологической войны против СССР. Зинаида забыла все обиды. Она бегала по различным инстанциям, доказывая, что Лев ни в чем не виноват, а затем она, Вениамин Каверин и друг семьи Зильберов, писатель Юрий Тынянов, написали письмо в НКВД, в котором не просто ручались за чистоту помыслов ученого Зильбера, а клялись, что в случае доказательства его вины они втроем готовы разделить с ним заключение.

Льва отпустили. Зина была счастлива, не подозревая, что вскоре испытания продолжатся: к этому времени она уже была женой Алексея Захарова, ставшего главным санитарным инспектором СССР и руководителем эпидемиологического отдела Института инфекционных болезней. Его арестовали в феврале 1938-го. Спасти его оказалось невозможным: Алексей был расстрелян 3 октября 1938-го. Два года спустя родным сообщили, что его не стало в тюремном госпитале. Кстати, говорят, сам Сталин спрашивал у уже ставшей известной Ермольевой, кого из мужей она хотела бы видеть на свободе. Она назвала Зильбера, пояснив: «Он нужен науке».

Холера будто преследовала ее, не давая отвлекаться на другие задачи. В 1939-м, когда вспыхнула холера в Афганистане, ученых бросили в Среднюю Азию: нельзя было допустить распространения заразы через границу. Там «русская докторша, Зина-ханум» Ермольева применила на практике созданный ею препарат холерного бактериофага. Работал он стопроцентно. А уже после начала войны, в июле 1941-го, случилась вспышка заболевания в Термезе. Соединив два десятка видов «пожирателей» микробов, Зинаида Виссарионовна создала в Ташкентском институте вакцин и сывороток истинное чудо — препарат, который убивал возбудителей не только холеры, но и дифтерии и брюшного тифа.

И вот — звонок… Полет до Сталинграда она запомнила на всю жизнь: их самолет едва не разбомбили. На месте она быстро разобралась, что делать: надо дать всем бактериофаг. Всем? Да, и без исключения. В город спешно доставили весь холерный бактериофаг, который был в наличии, но он стремительно кончался: в день его получали минимум 50 тысяч человек. На жесткий удар — уничтожение немцами эшелона с дополнительным холерным бактериофагом — Ермольева ответила… созданием лаборатории по его производству в подвале одного из разрушенных домов! Но ситуация была острейшей. Однажды ее спешно пригласили к телефону. Этот голос нельзя было не узнать. «Сэстренка, может быть, нам отложить наступление?» Она ответила коротко: «Товарищ Сталин, мы свое дело выполним до конца». «Сэстренка» — повторила она про себя, улыбаясь, положив трубку. Ну да, по отчеству — сестра! Как ответит «сестра», если «брат» осерчает, она понимала. Но она не боялась его гнева. Боялась, что не всем сможет помочь…

Спать теперь было некогда. Ермольева разработала ускоренный метод диагностики холеры, лаборатории стали работать в десять раз быстрее. Нашим же разведчикам пришлось изрядно изумиться, услышав из уст милой приветливой женщины просьбу обеспечить ее… трупами врагов. На деле все было просто: из тел умерших от холеры немцев, которые выкрадывали наши диверсанты, в лаборатории Ермольевой выделяли холерные вибрионы и изготовляли специфические бактериофаги. Их выдавали тем, кто столкнулся с немецкими военными подразделениями. Так, в совокупности с другими противоэпидемиологическими мерами, в том числе хлорированием колодцев, бактериофаги Ермольевой спасли жизнь десяткам тысяч людей. Получив за это Сталинскую премию, она отдала все деньги на строительство истребителя. Его назвали просто — «Зинаида Ермольева».

А в научной среде все больше говорили о невероятном по силе препарате, который англичане и американцы умудрились получить из плесени. Подробностей узнать не удавалось — пенициллин был военной тайной. Еще в начале войны Ермольева написала англичанам, попросила образец… Дудки! Она поняла, что ответа можно ждать годами, и начала свои поиски.

Но какую иностранцы использовали плесень? Видов ее — море… В бомбоубежище, где они работали теперь, плесени было немало — разной. Теперь тут везде стояли чашки Петри (лабораторные сосуды) с питательной средой, улавливающие из воздуха споры плесени, плесень со стен снималась специальным приспособлением; затем ее «подселяли» на засеянные различными микробами образцы, которые сутки выдерживали в термостате, а затем рассматривали — не случилось ли чудо. Но его не было: микробы не испытывали рядом с плесенью ни малейшего дискомфорта.

92 пробы не принесли удачи. Подступало отчаяние. В качестве 93-го образца была взят плесневый грибок Penicillium krustozum — найденный тут же, в бомбоубежище, и ничем особенно от «собратьев» не отличавшийся. Но эта плесень остановила рост микробов! Эксперимент провели еще раз, и еще… Да, это была победа. Началась работа по выделению и очистке пенициллина, опыты на животных — никто из них, к слову, не погиб. Сухое вещество назвали крустазином. «Рождение» пенициллина было сенсацией и толчком для создания других антибиотиков: стрептомицина, тетрациклина, левомицетина…

В декабре 1944 года Ермольева работала в зоне действий 1-го Прибалтийского фронта, доказав на практике эффективность применения пенициллина в первые часы после ранения. Особой гордостью Зинаиды Виссарионовны был такой факт: она вернула к жизни около тысячи солдат с тяжелейшими ранениями бедра, коленных и тазобедренных суставов. Но если раньше следствием таких ранений была ампутация, тут эта тяжелая участь никого из ее пациентов не коснулась.

Как будет действовать новый закон об онлайн-продаже рецептурных лекарств

А вскоре по настоянию посетившего СССР профессора Флори и его коллег были проведены сравнительные испытания привезенного им штамма пенициллинума и пенициллина советского, «ермольевского». Победил наш — более сильный! Именно профессор Флори начал называть очаровательную советскую коллегу «Госпожой Пенициллин» или «Пенициллинханум» — уж больно ему понравилось уважительное слово, которым Ермольеву называли в Средней Азии. Под именем Госпожи Пенициллин Зинаиду Виссарионовну Ермольеву и знает весь научный мир…

В 1945 году профессора Зинаиду Ермольеву избрали членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР, а через 18 лет — академиком. Ее вспоминают как уникального ученого, и при этом — простую, душевную женщину. Эхо ее работ отзывается и в XXI веке: ведь это она начала исследование антивирусных свойств интерферона.

За свою жизнь Зинаида Ермольева написала более 550 научных работ, 6 монографий, руководила написанием 180 диссертаций, в том числе докторских, и работала до последнего дня своей жизни. 2 декабря 1974 года, проведя научную конференцию, она скончалась.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Андрей Жиляев, президент Академии медико-технических наук (ЕАМЭТ):

— Зинаида Ермольева — выдающийся ученый и экспериментатор. В ней каким-то удивительным образом было выкристаллизовано все то, что так важно для ученого: последовательность, упорство, въедливость, смелость, наблюдательность и высочайший гуманизм — работая сутками, она прекрасно понимала, как важны ее открытия для людей, насколько зависят от них их жизнь и здоровье. Только по итогам работы в Сталинграде во время войны Ермольева спасла жизни огромного количества человек, защищая их от распространявшейся там холеры. Да, она абсолютно уникальный ученый. Но хотелось бы обратить внимание на то, с каким вниманием относилось тогда государство к ученым и их новациям. Вотум доверия, выписанный Ермольевой «сверху», она оправдала полностью. Но это доверие, оказанное ей фактически вслепую, вызывает неменьшее уважение, чем ее подвиг ученого.