Верить — это естественно: манифест в защиту религии на фоне западной "культуры отмены"

Ужиная недавно у себя на кухне, я включил телевизор и неожиданно заслушался увлекательным рассказом о... грибах. Ученые-биологи и космонавты (это было вскоре после Дня космонавтики) убедительно доказывали, что колоссальное и древнее грибное царство принадлежит скорее не к растительному, а к животному миру; что его прародители могли попасть на нашу планету из глубин Вселенной, а в будущем оно может быть использовано для дальнейшего освоения космоса; что с рядом практических задач, включая, например, прокладку оптимальных транспортных маршрутов, грибницы справляются не хуже современных нейросетей, а по своей сложности и разветвленности они вообще сравнимы с человеческим мозгом.

"Умных много, добрых мало"

Решив про себя рассказать о передаче любознательной внучке, готовящейся идти в первый класс, я с некоторым сожалением мысленно вернулся к более насущным и привычным политическим темам. Но вскоре не где-нибудь, а на политологическом портале Real Clear Politics (RCP) зацепился глазом за эссе о том, что уж если что и отличает по-настоящему человека от животных, так это религиозная вера. В канун Страстной недели это уже прямо выглядело как то яичко, которое дорого ко Христову дню.

Автор — социальный психолог из Центра изучения культуры и эволюции при университете Брунеля в Лондоне Уилл Джервейс — утверждал, что "атеизм не так редок и не так рационален, как вам представляется". По поводу первого тезиса я хмыкнул: для людей моего поколения, выросших в Советском Союзе, атеизм был нормой, а не исключением. Второй меня заинтриговал: в тех же советских школах и вузах учили, что главное противоядие против "опиума для народа" — как раз рационализм, твердое научное знание.

Правда, на практике сам я давно думаю, говорю и пишу, что человек живет скорее верой, чем знанием, и, как правило, подбирает себе факты по вере, а не наоборот. Что у всех нас, соответственно, своя правда, подкрепляемая неложными фактами. Не раз спорил об этом с американскими пропагандистами, убежденными, будто правда универсальна, причем всегда и везде она только на их стороне.

Более того, в силу определенных жизненных обстоятельств я постепенно пришел к твердому внутреннему убеждению, что и правда, и подаренная человеку Богом свобода — на самом деле не высшие ценности. Что выше их и важнее — любовь, сострадание, доброта. Как обмолвилась однажды в далеком прошлом любимая моя бабушка, "умных много, добрых мало".

А от друзей-американцев в годы долгой журналистской работы за океаном мне не раз доводилось слышать вопрос, считавшийся риторическим: "Что для тебя важнее: быть правым или быть счастливым?" То есть попусту тратить время, силы и нервы, чтобы доказать кому-то свою правоту, само по себе нерационально. Американцы вообще по большей части прагматики, не склонные к пустопорожним спорам на отвлеченные темы.

В чем уникальность?

В общем, думаю, понятно, почему я принялся вчитываться в статью Джервейса. Для начала по профессиональной привычке проверил источники. Напечатан текст был на солидном нью-йоркском научно-популярном портале Big Think при поддержке фонда Джона Темплтона, спонсирующего исследования "на стыке науки и религии". Оттуда его позаимствовали и другие сетевые платформы, включая RCP. Чуть позже знакомый ученый-эволюционист в США подтвердил, что труды британца и его частого соавтора канадца Ары Норензаяна известны и пользуются авторитетом у специалистов. Так что с этим все нормально, можно переходить к сути.

Начинает свои рассуждения автор с вопроса о том, действительно ли уникально положение человека в живой природе. "Мы строим небоскребы? — пишет он. — Подумаешь! Птицы-шалашники сооружают причудливые декоративные гнезда, а мозг у них размером с миндалину. Мы живем огромными общинами? Прекрасно, но то же делают и муравьи, а у них мозги еще меньше. Мы умеем решать математические задачи? Замечательно, но на то же способны и грибы-слизевики, а у них вообще нет мозгов!" Помните, я упоминал, что и в нашем российском фильме рассказывалось об "умных" грибницах, легко находящих оптимальные пути к еде?

"Там, где люди часто кажутся в том или ином отношении уникальными, при более пристальном рассмотрении обычно выясняется, что мы лишь маргиналы (outliers), а не настоящее исключение, — продолжает Джервейс. — А вот с религией, кажется, дело обстоит не так. Большинство когда-либо живших людей верили в того или иного бога; и теперь люди уверены в своих богах так же, как в своем дыхании. Но ни единый организм вне нашей собственной эволюционной линии никогда не допускал существования божества".

На этом месте я споткнулся. Откуда, собственно, это известно? А как же канонический псалом "Всякое дыхание да хвалит Господа"? В нем же речь не только о человеках, но и о всей живой твари. Да и вообще: достаточно взглянуть на домашних собак, чтобы усомниться, кто больше — они или их хозяева — способны к обожествлению.

Но, во-первых, я по определению сужу по-дилетантски — и с научной, и с духовной точки зрения. А во-вторых, автор тут же оговаривается: мол, лишь "насколько нам известно", божеств не знает ни один вид живых существ, кроме рода человеческого (мало ли, кстати, чего еще они не знают; то есть это вообще скорее риторический прием). Так или иначе, на его взгляд, "для ученых, интересующихся эволюцией и природой человека, религия — это загадка, вопиющая о необходимости своего решения".

Две загадки

Более того, как он тут же подчеркивает, на самом деле это даже не одна, а целых две эволюционных загадки. Если у ученых нет полной уверенности в том, как у Homo sapiens — и только у них одних, но зато почти у всех — развились религиозные верования, то непонятно и другое: как в таком случае объяснить широко распространенное в современном мире неверие. "Как может определяющая видовая характеристика (каковой вне всякого сомнения является религия!) не быть определяющей характеристикой всего вида?" — ставит вопрос исследователь.

Собственно, на эти свои сомнения он и пытается затем отвечать. Причем подчеркивает, что загадки надо рассматривать в комплексе, поскольку, по его убеждению, без второй и первая до конца не решается.

Хотя принято думать, что как раз с ней все более-менее понятно. "Обычно предлагаемое решение загадки веры сводится к тому, что религия возникает естественным путем, как своего рода побочный продукт когнитивной деятельности", то есть процесса познания, удобный способ "ответа на регулярно повторяющиеся вызовы", <…> "хорошо соответствующий нашему образу мышления", — пишет Джервейс. И для примера ссылается на вышедшую три года назад книгу оксфордского специалиста Джастина Барретта "Прирожденные верующие. Наука о религиозной вере у детей".

Но вот загадку о неверии, гораздо менее изученную, концепция врожденной предрасположенности к вере только осложняет. Автор приводит мнение еще одного коллеги, американского психолога и антрополога Паскаля Бойера, который по этому поводу писал: "Религиозное мышление в той или иной форме кажется путем наименьшего сопротивления для наших когнитивных систем. По контрасту неверие, как правило, есть результат целенаправленной, требующей усилий работы против наших естественных когнитивных диспозиций — это идеология, которую отнюдь не проще всего внушать".

На лице написано?

Более того, помимо наследственных факторов, есть ведь еще и социокультурные. У людей по всему свету религиозная вера прочно ассоциируется с высокими моральными качествами ее носителей, неприемлемостью для них безнравственных и преступных деяний — например, серийных убийств или издевательств над животными. Джервейс рассказывает об этом, ссылаясь на опыт социологических лабораторных исследований, проводившихся им самим и его коллегами в США и дюжине других стран мира.

В ходе одного из таких экспериментов в Вирджинском университете составлялись обобщенные "фотороботы" верующего и неверующего человека — наподобие тех, которые используются в криминалистике. Даже с виду они оказались совершенно разными: на одном — одухотворенная женщина с легкой улыбкой, на другом — мрачноватый мужчина.

Затем другой группе участников предлагалось по портретам описать качества изображенных людей. Различия были столь же разительны: образ условного "атеиста" внушал "меньше доверия", воспринимался как "более враждебный и неприятный". То есть опрашиваемые не только рассматривали верующего человека как заведомо более порядочного и достойного, но и исходили из того, что это должно быть чуть ли не прямо написано у него на лице.

"Не только для гениев"

Джервейс, между прочим, атеист. "Стигматизация" его единомышленников, которую он, по его словам, наблюдает, не может его не тревожить. Но в то же время она помогает ему искать ответы на научные вопросы, которые его занимают.

В США, по его словам, сейчас открыто признают себя атеистами лишь 2–3% опрашиваемых совершеннолетних граждан. Но на самом деле, как он сам же и выяснил окольными путями в 2018 году, доля неверующих составляет около четверти (26%) взрослого населения страны. По его словам, это вдвое выше оценок, дававшихся тогда же социологическими службами Гэллапа и Пью.

Одну из важных причин расхождения в цифрах исследователь видит в страхе перед той самой стигматизацией. Но его, как мы помним, интересует вопрос о том, откуда вообще во множестве берутся атеисты, если эволюционно неверие — не выигрышная, а скорее проигрышная черта.

Прежде Джервейс считал — и доказывал в своих исследованиях, что виной всему гордыня, стремление относить себя к элите, передовым слоям общества и готовность проделывать ради этого необходимую умственную работу. Теперь же он самокритично признает, что прежние его оценки на этот счет не подтверждаются в ходе проверочных исследований, что они, по всей видимости, были "ложноположительными". В подзаголовок публикации вынесены слова о том, что "многие атеисты считают себя интеллектуально одаренными людьми, направляющими человечество по пути разума", но "научные данные свидетельствуют об ином".

В самом же тексте сказано еще проще: "Атеизм — не только для гениев". По сути, это прямой вызов Ричарду Докинзу — воинствующему атеисту и автору книги "Бог как иллюзия", который "пытается использовать науку как клин, чтобы отлучать людей от веры". Джервейс дважды подчеркивает, что "новые атеисты" изначально приветствовали концепцию врожденной предрасположенности людей к вере, поскольку им нравилась мысль о том, что для освобождения от религиозных оков нужна сила разума. Теперь, по его словам, выясняется, что "нет почти никаких научных оснований" верить в прямую причинно-следственную связь между рационализмом и наукой, с одной стороны, и атеизмом, с другой.

Скрытый манифест

В заключение автор еще раз указывает, что, на его взгляд, "религия — такой же продукт эволюции, как рапторы или рибосомы, заслуживающий не меньшего научного восхищения". "Благодаря процессам генетической эволюции мы наделены разумом, способным воображать божеств, а благодаря процессам культурной эволюции выработали сложные структуры верований и норм, помогающих продвигать наш вид к все большим высотам взаимодействия", — пишет он, добавляя, что именно в сплочении людей может крыться польза и "кажущихся странными религиозных обрядов".

Для Джервейса, по его словам, все это несравненно важнее и интереснее, чем "мелочное огульное отрицание религии воинствующими атеистами". Для всех будет гораздо лучше, подчеркивает он, если в подходе к религии хотя бы не считать априори, будто та "все отравляет".

Как хотите, а, по-моему, это облеченный в наукообразную форму манифест в защиту религии и вообще традиционных ценностей, на которые всегда опиралось в своем развитии, то есть эволюции, человеческое общество. Ведь то быстрое распространение атеистических настроений, на которое указывает автор, происходит на наших глазах в конкретном историческом контексте. То есть в то время, когда на Западе насаждается пресловутая "культура отмены", требующая обнуления всего и вся, включая собственное историческое прошлое и даже традиционные представления о мужчинах и женщинах, отцовстве и материнстве. Когда это становится поводом для идеологической и религиозной "гражданской войны" в США. Когда даже либеральная New York Times еще несколько лет назад признавала, что "голый либерализм" не работает.

На мой взгляд, быстрый рост безверия — одновременно и симптом моральной деградации этого самого "голого либерализма", и выражение массового недовольства тем, что церковь как оплот традиционной морали не очень успешно такой деградации противостоит. Думаю, Джервейс, будучи социологом, знает и понимает все это куда лучше моего. Другое дело, может ли он прямо обсуждать столь скользкие темы в условиях господства либерального фундаментализма, все более жестко подавляющего сейчас на Западе любое инакомыслие. Меня, например, царапнула сделанная им как бы мимоходом в самом конце текста оговорка, что он, дескать, и сам атеист. Помните, булгаковского Воланда заверяли, что в СССР свободно можно было признаваться в том же самом?

Теперь, слава богу, у нас другие времена. Сам я считаю, что человек, не верящий в Бога, не верит в конечном счете и в себя самого. Знаю как факт, что верить не только приятно, но и полезно. Помню, как во время моей работы в Вашингтоне организация Гэллапа устроила там целую научную конференцию по "религии, благосостоянию и здоровью". Обсуждались данные о том, что "глубоко религиозные" люди заметно опережают "нерелигиозных" по уровню общего удовлетворения жизнью, эмоционального здоровья, да и вообще по всем показателям, кроме одного — у них чуть хуже физическое состояние здоровья. Надо полагать, потому, что в среднем они постарше.

Но об этом еще будет время поговорить. А пока — всем светлой и радостной Пасхи!