Экс-вице-президент Всемирного банка: убеждение — сильнейшее оружие

Доктор философии, египетский учёный и политик Исмаил Сарагельдин, занимавший пост вице-президента Всемирного банка в 1992–2000 годах, выступил на VIII Глобальном Бакинском форуме. В интервью NEWS.ru он объяснил, что такие мероприятия важны для коммуникации между странами и формирования общественного мнения, чтобы глобальные цели, которые очевидны всем, достигались быстрее. История показывает, что даже после катастрофических событий всемирного масштаба глобальные договорённости возможны.

— Г-н Сарагельдин, слушая выступления на VIII Бакинском всемирном форуме, я ловлю себя на мысли, что выступающие говорят совершенно правильные слова о необходимости и срочности борьбы с пандемией, с изменениями климата, социальным неравенством. Однако смущает, что говорят их люди в статусе «экс» — бывшие президенты, премьеры, политики и т. д. В то время как действующие главы государств, в эти же самые дни собравшиеся на форум СОР26 в Глазго, стараются, чтобы реальные шаги предпринимали другие страны. Так можно ли достичь каких-то целей, если политики начинают призывать к решительным мерам, только когда они уходят из реальной власти?

— Мы живём в мире, который построен на национальных суверенитетах. И все международные соглашения подразумевают, что отдельные нации приходят к согласию по тем или иным вопросам. ООН и прочие международные организации предоставляют платформы, где эти страны могут встречаться и желательно приходить к соглашениям. Но в конце концов единственное, что имеет значение, — это способность убеждать друг друга, убеждать население в необходимости тех или иных действий.

— Вам не кажется, что никого не нужно сегодня убеждать в катастрофических последствиях уничтожения экологии, бездействия в отношении к пандемии, неравенству стран?

— Вы как представитель СМИ играете большую роль в том, чтобы общественность понимала важность обсуждаемых решений, в том числе на этом форуме. Пресса должна предоставлять общественности достоверную информацию, знания, а не теории заговора и прочую чепуху, которую распространяют о вакцинации. Из-за такой непроверенной информации складывается парадоксальная ситуация, когда люди, имеющие возможность вакцинироваться, не хотят это делать. Или некоторые люди на весьма высоком уровне утверждают, что климатические изменения — это выдумки. Вот поэтому нам приходится убеждать людей.

Убеждение — это сильнейшее оружие, оно принуждает политиков, правительства и всех, кто принимает решения, изменять свои позиции и двигаться вперёд. Мы в прошлом веке видели, да и сейчас видим, как происходили массовые перемены в сознании политиков. Например, создание ООН на руинах, ещё дымившихся после Второй мировой войны. Но что важно: ООН была создана группой идеалистов, которые тем не менее смогли изменить реальный мир. Например, стараниями Элеоноры Рузвельт принять универсальную декларацию прав человека. В тот момент эту Декларацию воспринимали со скептицизмом, а сегодня нет в мире практически ни одного уголка, где бы этот документ бы не уважали и не признавали.

— Вчера бывшая президент Хорватии говорила на этом форуме, что капитализм в его нынешней форме изжил себя и на смену должен прийти строй, где во главу угла будет положено не извлечение прибыли, а создание общественного блага. Вы не считаете, что это тоже идеализм в чистом виде?

— Ни в коем случае.

— Иными словами, вы уверены, что можно «убедить» богатых добровольно отказаться от своих богатств и убедить их делиться с нуждающимися, будь то вакцина от коронавируса, углеродные баллы, зелёные технологии и так далее?

— Убеждён в этом. Это и раньше случалось, почему это не может произойти снова? Вспомните, в начале XX века господа Рокфеллер, Форд, Морган купались в золоте в то самое время, когда люди вокруг умирали от голода. В США процветал расизм, иммигранты бедствовали, и на официальном политическом уровне ничего не делалось для решения этих проблем. Но нарастало давление снизу, отвергавшее такую форму капитализма, и когда наступила Великая депрессия, президент Франклин Рузвельт выступил с идеей нового курса. Эту идею партнёрства государства и бизнеса ради блага всего общества полностью отвергали до него. А затем концепция государства всеобщего благосостояния стала общепризнанной на Западе. То есть всегда есть идеи, которые на каком-то этапе отвергаются, а затем становятся общепризнанными.

— Вообще-то, это звучит пугающе. С ваших слов получается, что для того, чтобы идеи необходимости мер по предотвращению глобального потепления, всеобщей вакцинации и прочие стали общепризнанными, потребуются какие-то великие потрясения вроде Великом депрессии или мировой войны...

— Ну нет же, мы с вами должны изменить общественное мнение, и у нас с вами для этого есть гораздо больше технических возможностей, чем было у Франклина Рузвельта, который общался с народом во время своих знаменитых «бесед у камина» по радио. А до него вообще единственным медиа были газеты. И больше, чем у Джона Кеннеди, который для этого использовал телевидение. Мы сейчас живём в эпоху цифровизации всей жизни, в том числе средств массовой информации. Онлайн-СМИ, социальные сети дают такие возможности для убеждения населения, каким Рузвельт и Кеннеди могли только позавидовать. Зачем же ждать какого-то ужасного кризиса, какой-то полной катастрофы, если у нас есть инструменты, чтобы достичь поставленных задач путём убеждения? А вот те, кто не захочет прислушаться к нам, тем в самом деле придётся столкнуться с такими кризисами и катастрофами.

— Это просто какая-то социальная дарвинистика, закон естественного отбора...

— Я бы так не говорил. Те, кто в состоянии приспособиться к изменениям, те выживут. Но о чём бы ни зашла речь, всегда есть какие-то ведущие страны или ведущие сектора экономики, которые раньше всех улавливают и принимают новые подходы. И с течением времени эти новые подходы, новые технологии распространяются на остальной мир...

— А у нас, я имею в виду человечество в целом, в данном случае есть время, чтобы ждать, пока новые подходы будут восприняты не только лидирующими странами, а всем миром?

— Для того, чтобы не терять время, мы здесь и собрались.