"Жаржевский — это бренд": Казань простилась с "дедушкой" краеведения

Химик по образованию, он задал эталон работы для историков

Прощание с известным краеведом, публицистом, блогером, экспертом и автором "Реального времени" Львом Жаржевским проходило на Арском кладбище, возле церкви Ярославских Чудотворцев. Проводить его в последний путь пришли не только друзья, коллеги, но и поклонники его творчества. Лев Моисеевич активно общался в соцсетях, переписывался с людьми, живущими в других городах и за границей. Из-за его внезапной смерти от коронавируса не все смогли приехать проститься.

Един во многих лицах

Многие присутствующие признавались, что до сих пор хранят пожелтевшие газетные вырезки с остроумными, ехидными заметками, подписанными многочисленными псевдонимами Льва Жаржевского — Абдулла Араков, Генрих Клепацкий, Ида Шнеерсон, Дикобр Бобровский. В своих едких текстах он проходился по несуразностям политических решений и спорным публичным высказываниям общественных деятелей, благоглупостям властей и отдельных личностей. Доставалось от Льва Моисеевича и журналистам за их ошибки и незнание "матчасти" — попасть в его колонку было равносильно приговору о профнепригодности. Химик по образованию, он был прекрасным стилистом и рассказчиком, обладал обширными знаниями во многих областях, тонко чувствовал слово и обладал незаурядным чувством юмора.

После отпевания пришедшие вспоминали о нем, без микрофона, просто сменяя друг друга. Многие держали в руках его книги. Несмотря на то, что он много писал и отличался недюжинной работоспособностью, в свет вышли всего две — "О казанской старине и не только" и "Романтика старых расписаний". Материалы, собранные им для третьей книги, пропали из-за сбоя компьютера. Замруководителя агентства РТ по печати и массовым коммуникациям "Татмедиа" Эдуард Хайруллин, который был дружен с краеведом и находился рядом с ним в последние дни, рассказал, что в маленькой однокомнатной квартирке Жаржевского остался богатый архив и множество дисков с уже оцифрованными материалами, которые планируется разместить в открытом доступе, чтобы каждый мог их прочитать и использовать в работе. Также будет переиздана его первая книга — о казанской старине, которую уже разобрали читатели. Вероятно, наберется материал и на новую книгу, которую можно будет дополнить воспоминаниями о Жаржевском.

Хайруллин отметил, что 4 октября, когда Льву Моисеевичу стало плохо, он зашел в открытую квартиру, поднял Жаржевского, и первое, что тот попросил сделать, — усадить его у компьютера, потому что он кому-то должен был отправить письмо по электронной почте.

— Для меня было поразительно, насколько человек всегда больше думает о других, чем о себе. Тонкое ощущение жизни, слова, ироничность, знание про то, какая самая лучшая колбаса или чай, как правильно относиться к женщинам и как нужно дружить, — вы все это знаете про Льва Моисеевича, — обратился Хайруллин к собравшимся.

Он знал толк во вкусной еде и любил угощать

Краевед Алексей Клочков вспомнил, что "великолепные публикации" Жаржевского появились в 1980-е годы.

— В те годы это было как глоток свежего воздуха. Это сейчас краеведом легко стать, нажав пару клавиш на компьютере. А тогда надо было перелопатить тонны литературы… Он был ершистый человек, со своими принципами, подчас у нас с ним были и политические разногласия. Но тем не менее он человек цельный, светлый, верный своим идеалам и абсолютно бескорыстный и искренний. Он легко делился материалами, даже разрешая не упоминать его фамилии. Но я, конечно, всегда на него ссылался, — поделился Клочков.

Известный казанский архитектор Сергей Саначин долго подбирал слова. Он признался, что смерть Льва Моисеевича повергла его в состояние "досады, тоски и страха", потому что из плеяды "ищеек местной истории, "прихожан" клуба "Дом архитекторов" середины 80-х годов" остался он один — ушли Алексей Григорьев, Борис Ерунов, Георгий Фролов, Фарида Забирова, а сейчас и Лев Жаржевский. Саначин отметил, что книга "О казанской старине и не только" — это своеобразная биография Льва Моисеевича, в которой отражены все периоды его жизни.

— Он же из Петербурга. И когда он появился в Доме архитекторов, он был такой… снобоватый. Потом это начисто прошло. Человек, столько сделавший, столько всего знавший, многих научивший, сам был очень скромным.

Саначин вспомнил, что "дедушка", как сам себя называл в последние годы Жаржевский, не любил ходить в гости, но очень радушно принимал у себя, в квартире на улице Халева. Так родились "Халевские заметки", которые делал Саначин. Жаржевский был гурманом, любил покупать дорогие деликатесы и угощать ими друзей и знакомых. Об утонченном хлебосольстве Льва Моисеевича вспоминал и его коллега по Институту органической и физической химии Александр Смоленцев. На дни своего рождения Жаржевский приносил редкие продукты, предупреждая, что угостит тем, что "мы никогда не ели". Как он умудрялся находить их на пустых магазинных полках в голодные 90-е — загадка!

— Он вроде был тихим таким. Но ведь он отважный мужик-то. Он был военным химиком, в "Живом журнале" он называл себя РДП-4В. Это ранцевый дегазационный прибор. Он много занимался химзащитой, а потом его заставили заниматься разминированием. Он был мужественный человек, — вспоминал Саначин.

"Казанское краеведение осиротело"

Религиовед, политолог и историк Раис Сулейманов отметил, что он, как и многие, знал Жаржевского задолго до личного знакомства — по его многочисленным публикациям:

— У него было очень важное качество — дотошность. Если нужно было уточнить какой-то малоизвестный факт, можно было обратиться к Льву Моисеевичу, и он абсолютно бескорыстно помогал, рылся в своих бумагах и обязательно что-то находил. Казанское краеведение осиротело сегодня: не будучи историком по образованию, Лев Моисеевич был гораздо более профессиональным, чем многие дипломированные историки. И за это его ценили. Для казанского краеведения он останется примером, как надо работать — точно, докапываясь до сути.

Краевед, экскурсовод, ведущий Айдар Садыков заявил, что Казань потеряла не только знатока истории, но и полиглота, яркую личность, настоящего интеллигента:

— Жаржевский — это глыба, это бренд. Когда мы пишем какую-либо статью, то сто раз все перепроверим, включаем внутреннего цензора, чтобы, не дай Бог, Лев Моисеевич не нашел бы там ошибки и не сыронизировал по этому поводу. Я думаю, что его имя станет таким же нарицательным, как Загоскин, Пинегин, Худяков, Фролов. Мы счастливые люди, потому что мы соприкоснулись с таким человеком. Его любили все. Это был добрый, умный, мудрый человек.

А издатель Михаил Павлов, знакомый с покойным четверть века, добавил такой штрих — Жаржевский очень трепетно относился к животным. Из своей скромной пенсии он ежемесячно отчислял деньги на содержание приюта для бездомных кошек. Дома у него остались два кота.

Провожали Льва Жаржевского, как артиста, аплодисментами. Похоронили его на кладбище в Дербышках. Ему было 76 лет.

МаксовМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим ПлатоновМаксим Платонов