Опрос о графомании. Часть 2. "Иногда графоманскими, некачественными могут казаться новаторские и в чем-то необычные произведения"

Напомним базовые вопросы для раскрытия темы . 1. Что такое графомания в вашем понимании? Как ее можно определить? 2. Может ли графоман осознавать, что он именно графоман, или нет? Почему это происходит, на ваш взгляд? 3. Какую роль в развитии графомании играет окружение графомана? Насколько престижным может быть статус поэта или писателя для его ближайшей аудитории? 4. Можно ли поделить ли графоманию как явление на "поэтическое" и "прозаическое" направления? 5. Видите ли вы в графомании какое-то положительные значения для современной литературной ситуации? Анна Голубкова – поэт, прозаик, критик, сотрудница Российской государственной детской библиотеки и соредактор и координатор проекта сетевого литературно-художественного альманаха "Артикуляция". Анна Голубкова. Фото из личного архива. 1. Мы все пользуемся словом "графомания" в обыденной жизни, но в более или менее официальном разговоре всегда делаем поправку, что можно быть графоманом в хорошем смысле этого слова — то есть любви к письму вообще. Но любовь к письму вообще и стремление передать на бумаге или экране компьютера свои ощущения и впечатления — это одно. А оценка получившегося результата со своей читательской точки зрения — совершенно другое. И есть ведь еще позиция литературоведа-исследователя, который может найти интересное буквально в любом произведении, сколь плохим или сырым оно бы ни было. Более того, иногда графоманскими, некачественными могут казаться новаторские и в чем-то необычные произведения. Поэтому я пользуюсь термином "графомания" исключительно в позиции читателя, чтобы отобрать интересные для меня тексты и таким образом хоть как-то структурировать свою читательскую стратегию. И тут еще важен временной фактор — чем меньше у меня времени на чтение, тем строже мои критерии отбора, и наоборот. А вот, скажем, моя позиция редактора прозаического раздела интернет-альманаха "Артикуляция", как бы странно это ни звучало, на самом деле гораздо мягче и либеральнее моей читательской позиции. Как редактор я стараюсь учитывать ограниченность собственного восприятия и давать шанс текстам, которые, быть может, не стала бы читать в часы досуга. 2. Графомания, на мой взгляд, это свидетельство в первую очередь грубости восприятия, неспособности различать оттенки слов и значений. Именно отсюда происходит неумение выстроить фразу, создать объемный полноценный образ, прописать от начала и до конца событийный или эмоциональный сюжет. Залог литературного успеха — это вера в себя и одновременная способность критически отнестись к тому, что ты делаешь. А это требует развитого эстетического и логического аппарата, это требует большого труда — как в начале, так и на всем протяжении творческого пути. Поэтому графоман, на мой взгляд, это в первую очередь человек, который ленится работать по-настоящему, экономит силы и время и старается как бы постоянно "схалтурить". 3. Главную роль, как мне кажется, тут играет высокий статус литературы на всем постсоветском пространстве. Несмотря на постоянные жалобы, что люди в России почти перестали читать, статус писателя и поэта по-прежнему остается достаточно значимым. Вероятно, именно это и играет дополнительную мотивирующую роль в деятельности графомана. Кроме того, принадлежность к великой русской литературе может еще выступать в качестве некой психологической компенсации. И тут, наверное, нельзя будет сказать ничего утешительного — чем хуже у нас работают социальные лифты, тем больше будет появляться таких "самодеятельных" поэтов и прозаиков. 4. Стихи, скажем прямо, писать проще, особенно недостаточно качественные. Они не требуют много времени, в отличие от прозы, особенно ее крупных жанровых форм. Поэтому самодеятельных стихотворцев значительно больше, чем прозаиков. Какие-то другие градации, кроме количественной, вводить тут, на мой взгляд, смысла не имеет. 5. Нет, не вижу. Было бы гораздо лучше, если бы люди могли выразить себя на других общественных поприщах — в политике, общественной деятельности, острых дискуссиях, акционизме, перформансах, если бы они могли развиваться и продвигаться по социальной лестнице, а не замещать все это псевдолитературной деятельностью. Каждый должен заниматься своим делом с полной самоотдачей, а не делать безуспешные попытки замещения одного другим. Да и уникальная роль литературы в российской общественной жизни также не кажется мне положительной. Разумеется, эта ситуация рано или поздно изменится. Но, как сказал классик, жить в эту пору прекрасную… Мария Черняк. Доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. Мария Черняк. Фото из личного архива. 1. Сразу должна сказать, что тема нашего разговора очень актуальна. И вопрос о том, что такое графомания и как ее определить возникает очень часто. Казалось бы чего проще: графомания – от латинского слова grapho – "пишу" и mania – "страсть, безумие", т.е. это болезненная страсть к сочинительству, не подкрепленная природным дарованием. Но когда пытаешься осмыслить этот феномен, то оказывается все значительно сложнее. Мне кажется, что Светлана Бойм в своей книге "Общие места. Мифология повседневной жизни" точно описала психологический аспект этого явления: "Графоман угрожает престижу высокой литературы, нарушая не только эстетические нормы, существующие в данном обществе, но и этикет поведения. В России графомания, писательское недержание – это массовое осложнение от высокой болезни литературы. Выражается она не просто в желании писать, но и в желании быть литератором. Героическое жизнетворчество писателя, соперника вождей, вдохновляет графомана не меньше, чем сам акт письма. Графомания – это одновременно мания писания и мания величия". Часто слово графоман воспринимается как синоним бездарности, причем бездарности амбициозной, воинствующей, а графоманские тексты рассматриваются как плохая, низкокачественная литература, лишь имитирующая внешние признаки искусства слова. В графоманских текстах используются штампы, постоянно повторяются одни и те же темы и решаются они примерно одинаковыми средствами, в них преобладает неиндивидуальное, внеличное. К слову, актуальность этого феномена давно признается и в научной среде. Можно вспомнить очень любопытную монографию "Феномен творческой неудачи в литературе" (под редакцией А. В. Подчиненова и Т. А. Снигиревой). 2. Не знаю – нужно спросить у графоманов (смайлик). Хотя, мне кажется, что в глубине души некоторые осознают. Иногда это бывает своеобразным вариантом "кокетства". Так, любопытно в этой связи признание Т. Устиновой в одном из интервью: "Я – законченный графоман. Всегда писала, все подряд. У меня две ярко выраженные степени идиотизма: первая – боязнь высоты, а вторая – я все время должна что-то писать" (интервью "В моих романах нет гурманов" на ресурсе www.komok.ru ). Или можно посмотреть "Учебник по графомании" журналиста Алексея Виноградова, который, по его же словам "на три года отправил самого себя на сайт "Проза.ру", а потом еще больше года пробыл на "Самиздате" библиотеки Мошкова" для того, чтобы изнутри понять природу этого явления. Правда, для этого пришлось, как признается Виноградов, самому "стать графоманом и даже по целому году держать на обоих этих сайтах первое место в рейтинге по читаемости". Отличие плохого писателя от хорошего, по словам Б. М. Эйхенбаума, часто связано с нарушением границ личного и общественного пространства, с излишним одомашниванием или, наоборот, чрезмерной театрализацией литературного поведения. Феномен графомании в определенной степени размывает границы между литературой и повседневностью. 3. На самом деле, мне кажется, что окружение очень важно. Когда, например, на условных графоманских сайтах в комментариях к тексту можно увидеть восторженные отзывы "наивных" читателей, когда текст еще и неплохо монетизируется, то самоощущение графомана растет как на дрожжах. И потом любую профессиональную критику он уже воспринимает в штыки. Здесь уместно вспомнить, что Ю. Щербинина связывает феномен графомании с особенностями коммуникативного поведения современного человека, который "приговорен к говорению". "Ему необходим постоянный эффект присутствия в коммуникации. Остановка или отсутствие речи тождественны исчезновению. И прав лишь говорящий, а молчащий априори не прав. В этом смысле графомания – письменный аналог логореи, ставшей негласным способом выживания в нынешней речевой действительности". Стремительное развитие интернет-технологий, появление разных платформ (Литрес.Самиздат, Читром, Литнет и др.) позволили графоманам обходиться без издательств и редакторов и выйти к читателям напрямую. Как говорят специалисты, настоящим магическим словом, превратившим тыкву в карету, а графомана в профессионального писателя, стало слово "прода", т.е. монетизация продолжения полюбившихся историй. Мне было очень интересно познакомиться с работой Анны Мурашовой "Портал litnet.com: литературная конвенция и авторские репутации литературы". Вот это как раз про значение окружения. Очевидно, что Литнет – это сообщество, устроенное по определенным законам: поглавная публикация, возможность через комментарии влиять на текст и сама возможность комментариев – основные отличительные механизмы сообщества, появившиеся благодаря изменению технологического процесса. Именно окружение, новые стратегии создания текстов и широкие возможности их размещения - замечательная питательная среда для графомании. Престиж? Мне кажется, что это и есть вопрос об окружении, о котором я говорила выше. Повторюсь: короля делает свита, а графомана – наивный, малообразованный читатель с отсутствием литературного вкуса (и нередко с глубинными психологическими проблемами). 4. Не очень поняла вопрос. Есть графоманы поэты, есть – прозаики. 5. Пожалуй, только одно: феномен графомании стал интересовать самих писателей и стал темой современной прозы, ее сюжетостроительным материалом. Так, например, вспоминается роман Вс. Бенигсена "ВИТЧ". Автор придумывает аббревиатуру: ВИТЧ – Вирус Иммунодефицита Талантливого (или Творческого) Человека, проявляющийся в одержимости творчеством у посредственностей и дилетантов. Графомания есть одно из типичнейших проявлений ВИТЧ. Самая большая беда, по Бенигсену, заключается в том, что люди, снедаемые творческой серостью изнутри, "в свою очередь пожирают нас и нашу культуру", самим своим существованием дискредитируют и обесценивают подлинно значимые достижения в области искусства. В романе формулируется несколько базовых критериев выявления опасного вируса. Во-первых, стереотипность и штампованность, "освобождающие читателя-зрителя от мыслительного процесса", во-вторых, навязывание этих стереотипов как анонимно установленной нормы, тотальной усредненности, в-третьих, отсутствие саморефлексии. Или еще: имитация графомании как стилистический прием используется, например, в творчестве Е. Гришковца. Его стилистическое косноязычие, приборматывание, паузы, постоянные повторения, блуждание по кругу во многом отражает речевое поведение читателя XXI века. В романе "Асфальт" героем становится бизнесмен средней руки, безликий человек. Этот "стертый" персонаж начинает писать "историю человека, который ждет и хочет любви".Тема графомании как явления современной культуры отражается и в заголовках произведений современной беллетристики: Ю. Кувалдин "Графоман", Г. Щекина "Графоманка", А. Шалин "Графомания", Б. Рублов "Роман с графоманами", М. Ардов "Монография о графомане" и др. А вообще, как всякий паразит, графомания, паразитирующая на письменной культуре, сначала истощает и обессиливает ее, а затем начинает медленно убивать или размывать. В начале нулевых Ольга Славникова заметила, что "скоро литература из занятия профессионального превратится в занятие любительское". Похоже, это случилось. Ольга Балла (Гертман). Журналист, книжный обозреватель, эссеист, литературный критик. Заведующая отделом критики и библиографии журнала "Знамя", заведующая отделом философии и культурологии журнала "Знание – сила". Ольга Балла. Фото из личного архива. 1. По моему разумению – не просто страсть к письму и зависимость от него (эдак сколько больших писателей окажутся у нас в графоманах!), но то же плюс некритичность к собственной текстовой продукции, отсутствие литературного вкуса и – примерно на равных с некритичностью, но вообще-то надо бы на первое место поставить – отсутствие литературного дара, чувства слова. Страшно трудно определить, что такое это последнее; но когда оно есть – обыкновенно чувствуется. 2. Поскольку выше мы включили в рабочее определение графомании отсутствие критичности, то, по идее, не должен. На самом же деле я себе легко представляю и человека, который любит писать, но понимает, что делает это плохо, никогда не сможет делать хорошо, а отказаться от писания тоже не готов – это ему даёт, ну, допустим, интенсивность жизни. (Скажем, литературным вкусом и образованием он обладает, потому что и умён, и образован, и начитан, а талантом нет, потому что, как ни таинственно, талант – это помимо и ума, и образования). Вот он и пишет, но, понимая, что – графоман, – никому не показывает. – В таком случае модифицируем определение: графомания – страсть к письму плюс отсутствие таланта. 3. Так в общем виде и не скажешь, смотря какое окружение, каковы у него ценности. Мне кажутся примерно равновероятными оба варианта: (1) окружение, любя графомана, любит и его писания (особенно если с литературным вкусом и кругозором у окружения не очень хорошо), читает их, цитирует и жаждет им публикации, а автору – славы; (2) графомана, как истинного гения, окружение не понимает, раздражается им и высмеивает его (даже независимо от того, престижен ли в глазах этого окружения статус поэта как таковой: поэт, говорят они графоману, - это Мандельштам, а ты кто такой, ха-ха-ха!), и он продолжает писать своё в романтическом одиночестве с печатью отверженности на челе. 4. Думаю, что нет. Графомания остаётся таковою, какие бы тексты её носитель ни продуцировал, - за что ни возьмётся – всё будет она (а то ведь можно добавить ещё направление эссеистическое, афористическое, а также критические статьи и философские трактаты). 5. Положительные значения графомании? Как ни странно, да. Она расшатывает и проблематизирует границы, о которых следует помнить, что они не абсолютны. Графоман (тот, кого мы таковым считаем) – живое напоминание нам о том, что границы литературы, литературной нормы – это то, чему стоит быть предметом постоянной основательной рефлексии. Литературный дар и чувство слова, упомянутые нами в начале – предметы таинственные, а понимание их, в свою очередь, - довольно жёстко культурно обусловлено. И по сей день есть люди, для которых, например, Хлебников – графоман; а среди его современников, скорее всего, их было гораздо больше, просто с тех пор он врос в культурные границы и они стали, предположительно, шире. Владимир Новиков. Советский и российский филолог, педагог, литературный критик и прозаик, колумнист. Доктор филологических наук (1992), профессор кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ, академик Академии русской современной словесности. Владимир Новиков. Фото: scientificrussia.ru Еще в 1999 году Владимир Иванович Новиков написал и опубликовал в журнале "Знамя" статью "От графомана слышу!". Она вся – развернутое доказательство того, как трудно определить понятие графомании и "персонифицировать" графомана. Владимир Иванович любезно разрешил использовать в опросе цитаты из его статьи, но это настолько плотно спаянный и цельный материал, что мы не будем дробить его на отдельные тезисы, а приведем ссылку на исходный текст. Впрочем, однажды в сетевой полемике под неким "шедевром" Владимир Новиков сказал: "…тут, наверное, уместен и даже необходим диагноз "графомания" (хотя я категорически против слова "графомания" как полемического ярлыка в разговоре о профессионалах…). Графоман (настоящий, клинический) пишет так, как может. Ответственность за него должны нести руководители писательских союзов, принимающие графоманов в свои ряды, те, кто давали графоманам рекомендации и т.д. Надо их публично срамить, называя фамилии, выносить им вотумы недоверия, в общем – презирать". Очень точное замечание, но, боюсь, в ходе этого опроса мы выяснили, что существует сразу несколько литературных институций, которые по тем или иным соображениям не "презирают", а, напротив, "пестуют" графоманов… И региональные писательские союзы среди этих институций, пожалуй, самые, нет, не безобидные, но слабосильные – обладающие узко ограниченной сферой влияния и стремительно теряющие авторитет даже в глазах молодых земляков. Надеемся, наша публикация внесет свою, пусть скромную, лепту в формирование в обществе отношения к графомании как к творчеству непрофессиональных – не наделенных талантом и навыками письма – литературных субъектов.