Войти в почту

«Мы встряли в ситуацию, где за каждое мошенничество доплачивают»

Что не нравится ученым в новой линейке грантов от РНФ, кому не выгодно качественное рецензирование научных статей в российских журналах, почему плагиат остается безнаказанным и как финанисирование по грантам и госзаданию должны друг другу, читайте в репортаже со собрания Общества научных работников.Проблемы коммуникации: «отсутствие обратной связи в системе управления наукой»Собрание открыл доктор технических Александр Фрадков, рассказав о деятельности организации за прошедший год. По его словам, в ОНР входит 330 человек, и 150 из них — доктора наук. За прошлый год участники обсудили 37 тем (для сравнения, в 2019 году — 57 тем), выпустили 12 заявлений, высказывались в том числе о расчете качественных показателей госзадания и о реорганизации РНФ и РФФИ. «Главная проблема организации российской науки — непонимание между теми, кто управляет, и теми, кем управляют, из-за отсутствия обратной связи в системе управления наукой. Пример взаимодействия с РНФ показывает, что это возможно, хотя и трудно», — обобщил Фрадков впечатление об этих итогах. На ту же тему позже высказался и доктор биологических наук Михаил Гельфанд, который пожаловался, что ученым приходится самим искать юристов и «переводить» свое недовольство на язык госорганов, чтобы быть услышанными, хотя налаживание обратной связи должны быть задачей власти.Общество научных работников и само оказалось не свободно от проблем с коммуникацией: на форумах сайта идет много дискуссий, но далеко не все предложения потом идут в решения и заявления Совета. Кроме того, как стало понятно из выступления Оксаны Герцен, онлайн-форумы потихоньку изживают себя, и гораздо больше охвата получают посты в соцсетях. Но разные поколения ученых рассредоточены по разным платформам, а модераторов в сразу несколько групп в организации без штатных сотрудников тяжело найти. Чтобы изменить ситуацию хотя бы внутри сообщества, собравшиеся пригласили критиков работать вместе.Вице-президент РАН Алексей Хохлов рассказал немного об экспертной работе Академии, о поиске новых экспертов (в том числе в МГУ, ВШЭ, РАНХиГС и других вузах и неакадемических институтах). По его словам, все эксперты проходят по наукометрическим показателям. Кстати, в области наукометрии в начале 2020 года ввели для гуманитарных и общественных наук отдельную шкалу публикаций, где дается другое количество очков и учитываются монографии. Правда, Хохлов добавил, что пока Минобрнауки даже не может выгрузить эти монографии, хотя они должны быть доступны всем, если относятся к госзаданию. Также он предупредил, что в оценке результативности институтов в этом году возьмут паузу — нужно пересмотреть некоторые моменты в нормативной базе.Кроме того, Хохлов сообщил, что в сентябре будет запущен новый сайт РАН, где «будет вестись более полноценная работа с научным сообществом, многие инструменты будут интегрированы — в том числе, подача статей в журналы, где РАН выступает издателем». По поводу журналов вице-президент РАН напомнил, что Академия, Clarivate Analytics, E-Library ведут проект Russian Science Citation Index и опубликовали рейтинг всех журналов, входящих в RSCI, чтобы поддерживать среди журналов здоровую конкуренцию и постепенно отсеивать самые слабые. «Идут постоянные переговоры с правительством, чтобы поддерживали издание российских журналов (имеется ввиду 200 журналов-лидеров рейтинга)», — поделился он.С 1 сентября также будет принят новый закон об аспирантуре, за который ратовала РАН: согласно ему, обучение будет вестись не по привычным направлениям подготовки, а по ВАКовским специальностям, а для завершения аспиранты должны не просто написать диплом, а обязательно представить кандидатскую диссертацию. «Новая номенклатура ВАК была сделана при участии РАН, поэтому если будете ее ругать, то ругайте и РАН», — отметил Хохлов, пообещав при необходимости систему модернизировать. Вместо ФГОСов для аспирантов вводятся федеральные государственные требования, которые, как обещает РАН, будут гораздо менее формальны. Правда, Минобрнауки и тут отстает — до начала лета работа над приказом так и не началась, а ведь для утверждения нужно еще и постановление Правительства. «Мы сейчас всячески понукаем министерство, чтобы оно сформировало концепцию подзаконных актов», — прокомментировал Хохлов.Новые конкурсы РНФ: «многие сильные группы соглашаются на синицу в руках»Генеральный директор Российского научного фонда Александр Хлунов напомнил, что РНФ в этом году дополнительно к заранее запланированным деньгам получит 1,3 млрд рублей на новые конкурсы (подробнее о них уже говорилось в интервью Indicator.Ru). Научный совет фонда принял решение поддерживать проекты с началом и концом, а не долгий научный процесс, а обязательства перед фондом несет научный руководитель. Хотя считалось, что конкурсы малых и отдельных научных групп будут очень востребованными, за почти полтора месяца с их старта в фонд поступило только 130 заявок. «Миф о том, что нас завалят заявками, сразу провалился. Скорее всего, будем действовать как всегда: в последнюю ночь придет несколько тысяч заявок», — прокомментировал Хлунов. Также он рассказал, что РНФ уже подписывает соглашения о софинансировании с субъектами РФ по третьему, региональному, конкурсу, хотя это довольно сложная схема (как, впрочем, и везде, где смешиваются два источника подотчетных денег).Зашла речь и об ограничениях, с которыми, как оказалось, согласны не все ученые. Сейчас эксперты, оценивающие заявки, не могут претендовать на гранты РНФ, чтобы не возникало конфликта интересов. Но у этого правила есть обратная сторона: ведущие ученые остаются в стороне и не получают финансирования. Нельзя также выдать два гранта одной научной группе. «Мы поддерживаем более 5000 грантов. При устранении принципа "один грант в одни руки" массовость пострадает. По крайней мере, в ближайший год он сохранится, хотя правило участия сохранится за всеми», — считает Хлунов. Требование «один грант в одни руки» бьет по большим группам, где одновременно ведутся несколько проектов, которые могут относиться к разным областям. По мнению доктора биологических наук Михаила Гельфанда, руководителя подобной научной группы, объединить изучение геномов прокариот и эукариот в его работе было бы тематически неправильно. Поскольку быть руководителем двух проектов нельзя, остается отказываться от финансирования одного из направлений или искать подставное лицо, что тоже, мягко говоря, сомнительно с этической точки зрения. Еще одной проблемой, по мнению ученого, стал порядок объявления конкурсов. Если вначале фонд сообщил о маленьких грантах, то «очень многие сильные группы соглашаются на синицу в руках и не берут журавля», забирая почти гарантированные, но небольшие деньги. В итоге крупные исследования остаются недофинансированными, а маленькие проекты страдают от дополнительной конкуренции.Ученые также указали на то, что раньше по конкурсу «а» от РФФИ можно было получить грант на 3 года, при этом, если ежегодный отчет не устраивал фонд, поддержку могли прекратить. По мнению Михаила Гельфанда, такая схема была бы удобнее для конкурса малых научных групп. Кроме того, при небольшом выборе конкурсов проигравшая в научная группа остается без финансирования на год. Улучшить ситуацию могло бы расширение линейки грантов. Другое решение — конкурсы раз в полгода, а не раз в год.Журналы и рецензенты: «происходит консервация неуспеха»Но мало получить грант и сделать научную работу — нужно еще и отчитаться за нее. И здесь хороши далеко не все средства: многие российские научные журналы ругают за низкий импакт-фактор, плагиат и отсутствие рецензирования. Анна Кулешова, председатель совета по этике научных публикаций Ассоциации научных редакторов и издателей, рассказала, что за пять лет ее работы были отозваны 6 000 текстов с фальсификациями и плагиатом. А из двух миллионов статей в РИНЦ 60 тысяч оказались воспроизведениями одних и тех же текстов, каждый из которых выдается за десять, двадцать или больше.В чем же причина такого низкого качества публикаций? Во многом — в требовании от грантополучателей большого количества статей. «Научные фонды рассчитывают, что проверка на плагиат проводится научными журналами, но те существуют в ситуации недофинансирования, многие не могут себе позволить даже купить систему антиплагиата. В большинстве случаев журналы существуют при институтах, а рецензирование — допнагрузка для преподавателей. Финансирование от учредителей получает меньшинство, у остальных происходит консервация неуспеха. Мы машем флагами, призываем становится лучше, выходить на международную арену — но в такой обстановке лучше они станут после дождичка в четверг», — считает Кулешова. В итоге плагиатор получит больше денег от грантодателя, университет отчитается перед Минобрнауки, сотрудник удостоится наград (как, например, сотрудник РГСУ Илья Медведев).Беда в том, что юридически многие подобные махинации не запрещены. «Мы встряли в ситуацию, где за каждое мошенничество доплачивают», — сетует она. Выпустить позапрошлогоднюю книгу задним числом и присвоить себе первенство в открытии сейчас тоже законодательно не возбраняется. В случаях, когда Министерству указывали на эту проблему, выяснилось, что «нет требований, связанных с наличием или отсутствием плагиата в диссертациях ректоров». Реакция властей на конкретные нарушения, как правила, медленная и выжидательная: Кулешова даже вспомнила, что к ней обратились за примерами для написания книги о плагиате, она не смогла подобрать примеров, когда нарушители были наказаны. Большинство из них продолжают работать там же, перевелись на аналогичную позицию или даже поднялись по служебной лестнице.Тем временем часть университетов устанавливают списки, где можно и нельзя публиковаться: в «белые списки» попадают, например, журналы, входящие в «Scopus». Но как они туда попадут, если качественные работы не публикуются там, а ресурсов на привлечение хороших рецензентов не хватает? Где же взять деньги для оплаты работы рецензентов и повышения качества журналов? Если использовать для этого финансирование по грантам, такой подход поощряет плодить приписное авторство и массовые закупки статей. К тому же, среди российских научных журналов за деньги тексты публикуют в основном «хищники», которые принимают на свои страницы любой низкосортный материал. Если резко ужесточить требования к журналам и провести масштабную чистку (некоторых журналов РАН это тоже касается), они «начнут либо просто закрываться, либо деградировать и пробивать десятое дно», уверена Кулешова.В такой парадигме качественное рецензирование не выгодно никому. Однако, если сделать труд рецензентов оплачиваемым, они тоже станут гнаться за количеством работы, оставляя после каждой проверки скупые «отписки» в две-три фразы. «Но если учитывать экспертизу журнальных статей в CV, как это делается в некоторых странах, то это будет вопросом репутации, так в будущем оно будет монетизироваться. <…> Долг чести каждого ученого — рецензирование. Если он отказывается, пусть и другие отказывается рецензировать его статьи», — предложил Александр Фрадков. После бурных обсуждений АНРИ и ОНР согласились сотрудничать, чтобы вместе от имени АНРИ писать в высшие инстанции.Госзадание и капитал: «мы не хотим вводить конкурсность в рамках госзадания»Игорь Фуртат рассказал о том, как капитализировать научные исследования. Его работа о принципах финансирования и экспертизы научных работ по госзаданию была выполнена в Московской школе управления Сколково по заказу Минобрнауки. За конечный продукт были приняты научные публикации (хотя авторы и оговорились, что новые знания могут конвертироваться и в НИОКР, и в учебники). Сейчас финансирование по госзаданию устроено так: «сверху» выделяется сумма, которая попадает в организацию, где директор произвольно выделяет процент на сервисы, инфраструктуры и научные группы. При этом слабые научные группы могут не выполнять показатели, получать меньше и скатываться все ниже. В итоге университеты и научные институты сталкиваются с проблемами неэффективности организации, вынуждены бороться с исследователями, которые только имитируют бурную деятельность, и наоборот, удерживать успешных сотрудников, которые из-за лучшей оплаты труда могут стремиться в другие страны, институты или разделы экономики.Илья ФуртатДля повышения капитализации нужно учитывать три вида конкуренции: между сильными сотрудниками внутри организации и между организациями с сильными научными группами, между группами за «сильное» место в организации. Научному учреждению выгодно притягивать и удерживать сильные научные группы, но для этого нужна инфраструктура и сервисы, требующие вложений. Проанализировав ситуацию, ученые предложили новую модель, в которой отдельные научные группы «видимы» для Минобрнауки. Пройдя некую «предквалификацию» (например, набрав нужное количество публикаций в Q1, достигнув нужного процентиля и так далее), группа получали бы часть финансирования напрямую. Другая часть денег шла бы в организации для поддержания сервиса и инфраструктуры. Эту схему можно было бы оформить как трехсторонние соглашения, где юридическим лицом были бы только организации.«Мы не хотим вводить конкурсность в рамках госзадания, как это сделано с грантами, потому что это в том числе вредит и сильным группам, которые целый год могут остаться без денег, — комментирует Фуртат. — В госзадании должна применяться экспертиза, оценивание без формальных обязательств, в отличие от грантов».То, что проблем в организации науки немало, ни для кого не новость. Прислушаются ли власти к новым предложениям, если главная беда — это коммуникация? Пожалуй, шансов было бы больше, если бы научное сообщество освоило язык бюрократии: пусть это и не обязанность исследователей, но быть услышанными — это их потребность.

«Мы встряли в ситуацию, где за каждое мошенничество доплачивают»
© InScience