Новая идеология России. Что делать и какой она должна быть?

Одним из важнейших компонентов холодной войны, которую проиграл СССР, было то, что можно назвать словами «политический дизайн». Борьба в сфере политического дизайна была проиграна, прежде всего, в умах советских граждан, и вне понимания этой проблемы критику СССР и современной России рассматривать нельзя. Но что это такое и как это работает?

Возьмем, к примеру, общую проблему для СССР и западных стран — автоматизация производства и порожденная ей проблема «лишних» людей. В позднем СССР начала нарастать скрытая безработица. Советская система решала эту проблему тем способом, который высмеивал Эльдар Рязанов в своем фильме «Старики-разбойники», в котором было показано, что если инкассаторы не сдавали зачет по стрельбе, то их все равно оставляли на работе. «Лишних» людей советская система не выбрасывала на улицу, а трудоустраивала. Различные же «умники» типа Рязанова, ведущие изнутри системы информационную войну против нее, на этом основании доказывали, что система плохая и глупая. Посмотрите, сколько людей получает зарплату ни за что! Зато в капиталистических странах такой глупости нет, потому они и процветают…

Капиталистические же страны делали ровно то же самое, но гораздо более хитрым, а главное, органичным для капитализма способом. Если СССР был, прежде всего, индустриальным государством, экономика которого была направлена, прежде всего, на решение конкретных грубых вопросов (накормить, одеть, обеспечить жильем и так далее), то капитализм откровенно занялся взращиванием общества потребления и начал безмерно раздувать сферу услуг. СССР не мог себе этого позволить в силу хотя бы минимальной верности марксисткой идеологии, от которой совсем отказаться не мог. Да, Хрущев провозгласил, что мы должны «перегнать Америку по мясу и молоку», но откровенно восхвалить человека чрева не мог даже он. Кроме того, общество потребления — это не там, где много кушают и, собственно, потребляют, а там, где поклоняются определенным символам-брендам, а потребление носит, прежде всего, не грубый, а изощренный характер. В обществе потребления не едят и не одеваются, в нем приобщаются к символам. Подобную систему может обеспечивать только капитализм. Советская же система, изначально построенная на других принципах и решавшая совсем иные задачи, конкуренцию за человека-потребителя априори выиграть не могла, как не могла она направить значительные массы населения на изготовление «рюшечек» и в сферу услуг. Соревноваться по мясу и молоку СССР мог, а направить большое количество рабочих рук на удовлетворение тех потребностей, которые справедливо признавались «буржуазными» — нет.

Но самое главное заключалось в том, что западный «социализм» был построен благодаря существованию СССР. Только существование альтернативной системы заставляло капиталистов хорошо платить своим работникам. Но когда СССР не стало, капитализм стал показывать зубы и населению своих стран. Такова логика процесса, но весь вопрос заключается в том, как этот процесс оформлялся капитализмом, и какой у этого оформления был дизайн.

Разумеется, капитализм скрывал и скрывает суть идущих процессов. Он не говорил, что он платит своему населению потому, что боится своего геополитического конкурента, а говорил, что он это делает, во-первых, потому что его население, в отличие от советского, действительно зарабатывает, а во-вторых, потому, что он добр и любит свои народы из чистого патриотизма. Это советская пропаганда кричит, что капитализм — это крокодил. Это никчемная советская система удерживает никому не нужные рабочие места. А на самом-то деле при капитализме люди при деле, а уж о сервисе и рюшечках и говорить не приходится!

Но когда СССР не стало, перед капитализмом ребром встал вопрос — зачем платить своему изнеженному населению по несколько тысяч долларов или евро, если можно заплатить нескольким сотням китайцам или индийцам? Но ведь капитализм добр и не является крокодилом, что бы ни утверждали эти странные русские и Карл Маркс, и потому он пустил в ход «тяжелую работу сил демократии» как в Ираке и Ливии, так и у себя. Суть этой «работы» состоит в демонтаже классических буржуазных институтов. В странах Ближнего Востока «демократия» смела модернистские буржуазные режимы Каддафи, Хусейна и Мубарака, заменив их на власть исламистских групп, а внутри самих стран Запада стала сметать буржуазную семью, половую принадлежность, христианство и многое другое — это единый процесс. И все это «демократия» и «свободный выбор» народов и общественных групп. Слив ненужного населения осуществляется под лозунгами «прав человека» и «мультикультурализма», как результат свободного волеизъявления народов, которому «добрый» капитализм не смеет сопротивляться. Вот что такое политический дизайн.

А так как (наравне с обществом потребления, сферой услуг и производством рюшечек) политический дизайн глубоко укоренен в самом существе капитализма, в его органике, и в еще большей степени свойственен как неотъемлемая часть посткапитализму, то бороться с ним можно только при наличии мощной идеологической альтернативной системы, которая позволит выйти за рамки его воздействия. Потребителю бессмысленно доказывать, что его дурят. Он все равно будет тянутся к «Мекке» потребительских антисмыслов. Когда Фурсенко говорил, что нам надо воспитывать «квалифицированного потребителя, а не человека-творца», он вольно или невольно работал на оккупацию и проигрыш России, так как по многим причинам перенести потребительскую «Мекку» в Россию не удастся, да этого никто и не хочет. Стало быть, выращенный потребитель всегда будет ориентироваться на Запад, политически в том числе.

Но эта же проблема дизайна касается не только относительно грубой сферы экономики и потребления, но и тонкой сферы культуры. Львиная доля популярности в СССР фильмов Тарковского и книг Булгакова была связана с тем, что они были «несоветские», то есть были связаны с потребительской «Меккой». Тарковский — безусловный гений кино, а Булгаков — очень неплохой писатель, хотя и не гений. Но на поверку оказалось, что содержание их творчества само по себе волновало очень не многих. Через приобщение к ним и творчеству ряда других «несоветских» деятелей культуры, советский интеллигент-потребитель хотел приобщиться не столько к подлинно антисоветскому содержанию (а Тарковский и Булгаков к нему вполне приобщали), сколько к потребительской «Мекке», к потребительским ценностям, к которым сам Андрей Арсеньевич и Михаил Афанасьевич относились с громадным презрением.

Конечно, были, скажем, Алексей Федорович Лосев и Сергей Сергеевич Аверинцев, которые, относясь к коммунизму, мягко говоря, скептично, ни в коей мере потребителями не являлись. Но кем был тот интеллигентский табун, который жаждал чтения книг из спецхрана и понимающе подмигивал своим любителям Тарковского и книг тех же Аверинцева и Лосева? Ему было мало той литературы и тех фильмов, которые поставила на полки и показывала в кинотеатрах советская власть? Ему было мало Шекспира, Гете, Данте, Канта, Гегеля и творчества других, не запрещенных советской цензурой, гениев? Жизнь была катастрофически неполна без чтения Фрейда или Ницше, а также «Доктора Живаго»?

Если этот табун так алкал полноты смысла, то, во-первых, почему непременно это должен был быть антисоветский смысл? Во-вторых, если нужен был другой смысл, то почему ни в перестройку, ни после нее он до сих пор никак себя не проявил? Из той мировой литературы, которая была в общем доступе, можно было выудить и соткать любую, вполне серьезную антисоветчину. Но где эта антисоветчина? Где общий уровень? Почему я должен тысячный раз читать и слушать про 60 миллионов убитых большевиками и «опломбированный вагон»? Это что? Единственное, на что хватило антисоветского ума и духа?

Недавно в своем интервью от 18 февраля 2021 года композитор Эдуард Артемьев — автор музыки к фильмам Кончаловского, Михалкова и Тарковского рассказал, как для написания музыки к фильму «Сталкер» Тарковский заставил его прочесть книгу Григория Померанца «Основы Дзен-Буддизма». Артемьев настолько был впечатлен содержанием данного самиздата, что в три дня вместе с женой вручную переписал всю книгу! Диссидентская интеллигенция любит рассказывать множество подобных историй о своей неукротимой тяге к знанию и смыслу. А я спрашиваю ее: «Где эта тяга сейчас? И что это была за тяга, коли она исчезает после того, как «падает железный занавес»? Смысл и знание больше оказываются ненужными? А коли это так, то не говорит ли это о том, что подмигивание антисоветской дисседы было подмигиванием не о смысле, хоть бы и антисоветском, а о потребительской «Мекке»?

Сегодня, если я начну спрашивать о том, где русский Киплинг, русский буржуазный роман и буржуазная философия, ради возможности которых якобы разрушали СССР, то мне укажут на дизайн. Вот, мол, зайдите в книжный магазин, в кинотеатр и убедитесь, что там лежат плоды творчества отечественной интеллигенции. Да что там говорить! Достаточно нажатия одной клавиши, чтобы вкусить всех даров мировой культуры, не то, что в «совке»! А в качестве содержательной части, за рамками дизайна что?

Я хочу содержательной, историософской, концептуальной и политической дискуссии хоть о Марксе и СССР, хоть о Путине, а в качестве содержания мне предлагают обсудить «опломбированный вагон», коррупцию и «дворец»! Вот тебе и Тарковский, вот тебе и дзен-буддизм!

Диссидентская интеллигенция, после того как она сильно помогла обрушить советские смыслы, не только не предъявила новых, но даже никак не сформулировала смысловой запрос к новой власти, в чем была ее прямая обязанность. Оказавшись в царстве смыслового вакуума, который она сама же и устроила, и в котором, по идее, ей вообще нет никакого места, она продолжила диссидентствовать как ни в чем ни бывало. Одно дело — бороться с советской идеологией, которая хоть и была выхолощена донельзя, все же представляла собой довольно непростой интеллектуальный объект и в качестве такового могла быть атакована с позиции иного смысла. А другое дело — бороться с коррупцией и таким фундаментальным, корневым смыслом, как Победа в Великой Отечественной войне. Для того, чтобы продолжить диссидентскую игру в постсоветских условиях, интеллигенция вынуждена была заголиться окончательно.

Она стала проклинать то, что проклинать невозможно — Победу над фашизмом, так как она, видите ли, «опора путинского режима». А также заговорила совсем на чуждом для себя языке о коррупции, то есть, попросту говоря, о «бабках». Без наличия альтернативного смысла системе, стоящей на «нефтяной трубе» и уцелевших фундаментальных смыслах, можно противопоставить только хулу на смысл как таковой и желание приобщится к кормушке западной или местной. Теоретически интеллигенция, оставаясь таковой, это делать не может, но наша может все… Диссиденты деградировали вместе с системой, ибо какая система, такие и диссиденты. СССР атаковали при помощи Пастернака, Сахарова и Солженицына, а современную Россию атакуют при помощи «Пусси-Райт» и Навального. Что называется — почувствуйте разницу!

Та же часть интеллигенции, которая пошла в услужение новой власти, не побрезговала взять «совковый», «нафталиновый» дизайн из предыдущей эпохи имени Михаила Андреевича Суслова. Антисоветская пропаганда от привластной интеллигенции стала ровно такой же, как у ЦК КППС периода застоя. Поменялись только знаки — советизм поменялся на антисоветизм, но дизайн остался тот же. А так как мы знаем, что дизайн Суслова проиграл, то понятно, кто выиграет и в этот раз, если ничего не изменится.

Вопрос же о том, что надо было делать в плане идеологии и свободы слова в СССР и сегодня — это почти один и тот же вопрос. Надо ли закрывать «Эхо Москвы» и другие оппозиционные СМИ, и надо ли было допускать свободу слова в СССР и предоставлять доступ к запрещенной литературе — это один и тот же вопрос. Тогда свободу слова серьезно ограничивали, а теперь она без берегов — но результат будет один, ибо не в запрещенной литературе дело. Подконтрольные Александру Николаевичу Яковлеву СМИ изливали на общество в перестройку не Ницше и Фрейда, не буржуазные идеалы и не находившееся под спудом православие, а специально созданный и подготовленный диссидентский яд. Целью было сведение общества с ума и погружение в бессмыслие, а не пропаганда антисоветских смыслов и идеалов. На общество в перестройку излили совсем не «слово», то есть логос и альтернативный смысл, а нечто, ни к какому смыслу не относящееся. Это был «опломбированный вагон», то есть все тот же «дворец».

Противостоять дизайну противника, да к тому же, если дизайн является органической частью его плоти и крови, можно только с опорой на накаленный смысл, подлинность и правду. Нет всего этого, нет подлинно национальной интеллигенции, которая готова все это нести в массы, одновременно разоблачая смысл того, что делает противник, — нет и возможности победить. Сражаться с противником по его правилам и на его поле политического дизайна — это заведомый проигрыш. Это понимал и великий Шекспир, который противопоставил игру Гамлета игре Клавдия. Гамлет играл в свою игру и по своим правилам и поэтому смог починить время и вернуть датскому народу его историю и судьбу. И в этом смысле что СССР, что современная Россия — рецепт один. С той только разницей, что сегодня придется пробиваться к подлинным глубинам марксизма и его обновлению не на прямую через Ленина, как это можно было сделать в СССР, а через почти единственную подлинную объединяющую всех ценность — Великую Победу. А для этого необходимо снять антисоветский консенсус постсоветской политической элиты, включая одну из таких его основополагающих бредней, как войну народа вопреки советской системе.

При наличии идеологического ядра и обновления советской идеологии, можно открывать все спецхраны на свете и начинать спокойную и открытую дискуссию с кем угодно и о чем угодно при полной свободе слова. В позднем СССР этого идеологического ядра, занятого идеологией всерьез, не оказалось. Поэтому он и проиграл. Если этого не будет сегодня, то тогда проиграет и Россия.