Почему российским ученым не дают Нобелевскую премию
На нынешней «нобелевской» неделе российских ученых, как и прежде, не оказалось.
Хотя в числе потенциальных кандидатов на присуждение премии по химии назывался выпускник Нижегородского университета, ныне — профессор Университета Южной Калифорнии Валерий Фокин, в итоге миллион долларов получат британец и два американца.
Премию в области медицины получат еще один американец и японец. По физике — американец, француз и канадка (всего лишь третья за 117 лет «нобелевская» женщина).
Премию по литературе в 2018 году комитет решил не присуждать: новых Шолоховых и Бродских в последний год, вероятно, не появилось.
Сегодня станет известен шорт-лист претендентов на получение Премии Мира.
Само вручение премий (кроме премии Мира) состоится в Стокгольме 10 декабря в скучном серо-голубом здании, похожем на заводской дом культуры.
После распада СССР нобелевскими лауреатами стали только четыре ученых, имеющими гражданство России: Жорес Алферов (2000), Алексей Абрикосов и Виталий Гинзбург (2003), а также Константин Новоселов (2010). Все они получили «нобелевку» по физике.
Еще три ученых, родившихся в СССР, получали премию в 2007, 2010 и 2015 годах, но на момент вручения премий они не имели гражданства РФ: это Леонид Гурвич (США, экономика), Андрей Гейм (Нидерланды, физика) и Светлана Алексиевич (Белоруссия, литература).
«Ридус» попытался разобраться, в чем причина отсутствия россиян в нобелевских списках: связано ли это с отставанием России в мировом научном прогрессе, или предвзятом отношении со стороны тех, кто присуждает эту почетную премию.
Живите долго
Чтобы ученый мог пройти до той вершины, какой является Нобелевская премия, должно сойтись воедино огромное число факторов, говорит декан химфака МГУ Валерий Лунин.
Самым важным фактором является продолжительность жизни — например, лауреату этого года по физике амерканцу Артуру Эшкину 96 лет! — полушутя-полусерьезно сказал он «Ридусу».
Американские ученые чаще прочих получают «нобелевки», разумеется, не потому, что они долго живут. Куда более важным фактором является финансирование науки в США, продолжает Лунин.
Что в США лучшие лаборатории, чем в России — это ни для кого не секрет. При этом у нас, конечно, есть тоже прорывные исследования — например, я сам номинировал на премию профессора Дмитриева и академика Оганесяна за синтез пяти сверхтяжелых элементов таблицы Менделеева. Но Нобелевский комитет выбрал других номинантов, — говорит он.
Сегодня это воспринимается как исторический анекдот, но сам Дмитрий Менделеев так никогда и не получил Нобелевскую премию, хотя тоже был номинирован на нее. Величайшему химику в истории не хватило одного голоса в Нобелевском комитете — что, впрочем, нисколько не принизило его значение для мировой науки.
В Нобелевском комитете состоят люди, которые, как все люди, могут иметь субъективный, эмоциональный подход к своим симпатиям и антипатиям. Решения комитета достаточно политизированы, поэтому присуждение премии или отказ в ее присуждении не обязательно четко кореллируется со значимостью того или иного научного открытия, — считает Лунин.
Десять лет спустя
Завлабораторией в Институте биоорганической химии РАН Александр Петренко в течение 15 лет работал в команде немецкого нобелевского лауреата (2012) Томаса Зюдхофа и изнутри наблюдал, как ученый «дорастает» до научного аналога олимпийского золота.
Понять, что человек «идет» на Нобелевку, обычно можно уже лет за десять до того, как его номинируют, а лет за пять уже обычно ученый ходит «под премией», то есть его включают в лонг -лист. То есть уже сегодня можно более-менее точно предсказать, кто получит премию в середине 2020-х годов, — сказал он «Ридусу».
Для того, чтобы претендовать на высшую научную награду, исследователь должен в течение этих примерно десяти лет создать свое «портфолио» в виде статей в научных журналах — причем не во всяких, а таких, которое мировое ученое сообщество признает как показатель качества. И не просто опубликовтаь работу, а чтобы эта работа затем перепечатывалась, цитировалась, чтобы на нее ссылались другие ученые как на авторитетный источник («Как указывает в своих работах г-н XYZ, если фенотип гомозиготен…»).
Это очень похоже на то, как высчитывается индекс цитируемости автора или СМИ в Интернет-сообществе — правда, нобелевскую степень в области блогинга вряд ли когда-либо учредят (Альфред Нобель забыл упомянуть такую номинацию в своем завещании).
Товар лицом
Отсутствие в последние годы нобелевских лауреатов-россиян поэтому говорит о том, что российские ученые за это время либо не создали ничего такого, что заинтересовало бы их коллег за границей, либо «скромничают» и не пытаются продвигать свои открытия на мировую сцену.
Ведь никто в этих научных журналах не упрашивает исследователей прислать им для публикации свои работы. Инициатива всегда должна исходить от самих ученых. Это среда в высшей степени конкурентная, и ученому мало сделать открытие и представить его на суд коллег. Надо еще доказать, что оно вообще заслуживает их внимания, — говорит Петренко.
Для этого, продолжает он, ученый должен не просто сидеть в лаборатории, но и активно «тусоваться» на всевозможных научных конференциях — чтобы его начали «узнавать в лицо». Никто ведь не станет приглашать читать лекции в ведущие университеты малоизвестного ученого.
А «торговать лицом» (простите за столь неподобающее в научном контексте выражение) в свою очередь стоит денег — участие в международных конференциях может быть занятием недешевым, учитывая оплату самой поездки, а часто — регистрационные взносы.
Поэтому нет ничего удивительного, что больше всего Нобелевских лауреатов дает именно страна, которая не скупится на финансирование науки — США. Доморощенное Сколково тягаться с такими монстрами явно не в силах.
Хотя у меня есть предположение, что в следующие пять-десять лет мы увидит на церемонии в Стокгольме пару-тройку российских ученых, — говорит Петренко.
По этическим соображениям он отказался назвать, кто именно из россиян может претендовать на Нобелевскую премию в 2020-х годах.