Робопоэзия и гнет тоталитаризма: мир будущего глазами фантастов

В древности фантасты запросто могли бы прослыть за пророков, а их произведения — за предсказания. Но слишком уж велик в их работах уклон в изобразительность, поэтому многие художники фокусируются не столько на точных прогнозах, сколько на описании людей и наблюдении за их поведением в заданных условиях. Предсказания, разумеется, сбываются, но человеческая драма — основа основ. Бум на научную фантастику легко объясним. Разве могло искусство остаться прежним, когда мир в привычных масштабах перестал существовать и распластался далеко за пределы солнечных систем, галактик и вселенных? Когда человечество узнало, что солнце однажды взорвется и накроет взрывной волной Землю, а сама вселенная будет расширяться до тех пор, пока все не погрузится во мрак и холод. Писатели, кинематографисты и другие деятели искусства в деталях разрисовали будущее, оставив нам, как бы это странно ни звучало, минимум пространства для фантазии. Вариантов развития событий великое множество, и тем интереснее проследить за расхождениями и точками соприкосновения в художественных предсказаниях людей, которые не раз угадывали события грядущего дня. Космические авантюры Первая планета, на которую обязательно должен был кинуть взор межгалактический турист, — ближайшее к Земле небесное тело. Одну из самых ранних попыток отправить человека на Луну предпринял Жюль Верн в 1865 году. Ракеты запустят только спустя век, поэтому осуществить попытку удалось с помощью чуть более примитивного орудия — мощнейшей пушки. Контекстом послужила гражданская война в США, поэтому полет на Луну стал неплохим средством эскапизма. Зачем править старое, если можно отстроить новое? Принцип, которым руководствовались пилигримы, отправляясь в Новый Свет. Разумеется, обычное орудие, каким бы большим оно ни было, для таких целей не подходило. Поэтому создателям огромной пушки-колумбиады пришлось проявить хитрость. Они вырыли шахту глубиной в 274 м, отлили дуло диаметром 18,3 м из чугуна, а снаряд, в котором уместились три человека, сделали из металлического цилиндра. Чтобы залп точно помог добраться до точки назначения, скорости заряду придали с помощью пироксилина весом в 180 т. Освоение космического пространства ​​​​​​​ Человеческая природа не склонна довольствоваться малым, поэтому покорением одной планеты люди не ограничатся. За солнечной системой последуют галактики, а затем и вселенные. Будь то освоение новых земель и рас с помощью исследовательских кораблей, как предлагают нам создатели «Стартрека», или вечная добра света с тьмой в «Звездных войнах», столкновения неизбежны; в конце концов, отсутствие явного конфликта — удел модернистов, а не фантастов. Вот только причины этой борьбы останутся прежними: страх, сегрегация, власть, революция, любовь. Даже враги человечества, по мнению некоторых писателей, не изменятся. Роберт Хайнлайн в романе «Ракетный корабль «Галилео», по мотивам которого были сняты фильмы «Место назначение — Луна» (1950) и «Железное небо» (2012), продолжил Вторую мировую на спутнике Земли. Три подростка вместе с лауреатом Нобелевской премии отправились на Луну, где, к своему удивлению, обнаружили базу нацистов. Злободневность темы усиливал тот факт, что логово злодеев было расположено в храме селенитов, которые сами же погубили свою цивилизацию после ядерной войны. Так же часто, как Луну, земляне колонизировали разве что Марс. Астрофизик и популяризатор науки Карл Саган, подаривший нам один из лучших сериалов-путеводителей по вселенной «Космос» (1980), знаменит не только серьезными трудами, но и художественными романами. В освоении Красной планеты он видел одну из первостепенных человеческих задач. Именно Марс должен дать толчок для дальнейшего покорения внеземного пространства. Взгляд к звездам –—как способ интроспекции, расширение сознания и возвышение над собой. Loading... ​​​​​​​ О Марсе писали Рэй Брэдбери, у которого колонизация планеты привела к Третьей мировой войне, Айзек Азимов, Эдгар Берроуз, Валерий Язвицкий, Алексей Толстой, братья Стругацкие, Филипп Дик и другие выдающиеся писатели. Но с чего именно стоит начать строительство новой жизни? Например, с посева картошки. Для героя романа «Марсианин», легшего в основу одноименного фильма Ридли Скотта, именно это растение стало залогом выживания. Оказавшись вдали от Земли в полном одиночестве, он начал с малого: сельское хозяйство, поиск питьевой воды и чистого воздуха. Ведь даже самая фантастическая мечта, будь то хоть путешествие к звездам, рано или поздно спотыкается о быт. Контакт и светлое будущее Где есть место быту, там непременно найдется место конфликту. Противником может оказаться как землянин-сосед, так и представитель иной расы. И контакт с последними, если верить фантастам, неизбежен. ​​​​​​​ Отец российской фантастики Константин Циолковский, заразивший основателя отечественной космонавтики Сергея Королева идеей полетов за пределы мезосферы Земли, еще в конце XIX века допустил возможность существования особей «всяких форм и свойств — и умирающих, и неумирающих, и изменяющихся, и, по-видимому, неизменных». В частности, в сборнике «Грезы о Земле и небе» он рассказал о так называемых эфирных жителях, научившихся в результате эволюции жить в пустоте и питаться только солнечными лучами. При этом инопланетяне вовсе необязательно должны обладать странным и неуклюжим обликом. Это вполне могут быть человекоподобный существа, пускай и с высшим разумом. Такими их в повести «Звездные корабли» описал еще один российский фантаст Иван Ефремов. Он видит пришельцев мужественными мудрецами, которые осознают «беспощадные законы Вселенной» и чей разум «бьется в муках радости и познания». Да и в мире Сергея Лукьяненко контакт с инопланетной жизнью к фатальным последствиям не ведет. Без конфликтов не обойдется, но обмен технологиями и знаниями ничего ужасного нам не сулит. Каких-то угроз в инопланетных визитах не видят и современные кинематографисты. В «Интерстелларе» пришельцами оказываются люди будущего, а в «Прибытии», основанном на повести Теда Чана «История твоей жизни», сверхразумные существа с щупальцами спасают человечество от Третьей мировой, делясь с людьми мудростью вселенной и чудесными откровениями своего языка. Партизанские войны и побег Куда более мрачным будущее видят Стругацкие. Тоталитаризм, бурые от ржавчины заводы, жестокий конформизм, суровые наказания. Вероятно, спасти нас от трагедий и давящего гнета системы могли бы энергичные молодые ученые, готовые возложить всё на алтарь науки, но число их не столь велико. И если Стругацкие в первую очередь видели обреченность цивилизации в человеческой природе, то Пол Уильям Андерсон ждет угрозу с небес. По мнению писателя, мы не выдержим бой с доминирующими расами и Земля падет в неравной схватке. Людям останется разве что объединяться в группы, организовать небольшие вооруженные отряды и надеяться, что когда-нибудь они смогут отвоевать родной дом. Что-то близкое к тоталитаризму, пускай не такому жестокому, но оттого не менее бездушному, ожидал Олдос Хаксли. В романе «О дивный новый мир», который все-таки чуть больше антиутопия, чем научная фантастика, писатель затронул темы бихевиоризма и евгеники. В первой науке он видел средство манипулирования людьми путем изучения их поведенческих механизмов, а вторая уже начала давать плоды, которые в каком-то смысле привели ко Второй мировой. Loading... Интересный способ спасения от инопланетных захватчиков предлагает Роджер Желязны. Да, земляне могут оказаться под угрозой истребления, но это вовсе не значит, что такая участь ждет всё человечество. Будущее, новые технологии, освоение космического пространства — перед натиском могущественных существ устоять нелегко, но ведь ничего не мешает колонизировать другие планеты и обживаться на новом месте. Веру в людей сохраняет Рэй Брэдбери, даже в тех случаях, когда описывает мрачный и враждебный, казалось бы, мир. В тех же «Марсианских хрониках» он находит нескольких героев, которые вовремя пробуждаются от сна и ищут способ вернуться к цивилизации. Особенно на общем фоне выделяется разруганная критиками картина «Земля будущего», которую с полным на то основанием можно назвать антиантиутопией. Распри пройдут, раны заживут, человечество вопреки предостережениям устремится к единению. Единственная преграда — смирение перед дистопическим сценарием и неготовность людей принять лучший мир, который, кажется, так близок. Рободрузья и робовраги ​​​​​​​ Ну а перед столкновением с разумом инопланетным нам предстоит как-то ужиться с интеллектом искусственным. По заверениям самого Айзека Азимова, создателя Трех законов роботехники, он устал от произведений, предрекающих создателям смерть от рук своих же творений. Для того и были выработаны этические положения, одинаково подходящие для обеих форм жизни: следование им, как говорил писатель, делает из тебя «либо робота, либо просто очень хорошего человека». Ничего фатального в столкновении двух природ не видел Станислав Лем. В «Сумме технологий» он обрисовал будущее как компьютерный мир, в котором роботы легко вошли во все сферы жизни человека. Нечто вроде самообучающей нейронной сети, которая позволила искусственному интеллекту найти свое место на земле. Не без противостояний и конкуренции, но такова плата за виртуальную реальность и технологическую сингулярность. В «Кибериаде» того же Лема роботы и вовсе обзаведутся собственной цивилизацией, религией и будут иметь лишь отдаленное представление о людях. Loading... Но апокалиптический сценарий легко проник в сознание через масскульт. Мыслящие машины в «Дюне» и «Матрице», «Скайнет» в «Терминаторе» или репликаты в «Бегущем по лезвию». Они могут стать рефлексирующим аттракционом для богачей, как в «Мире Дикого Запада», или обратиться в демонических эгоцентриков, которые обводят вокруг пальца устаревших Фаустов и метят на место новых Мефистофелей, как в триллере «Из машины». Так или иначе, большинство восставших машин кое-что все-таки объединяет — презрение к биологической форме жизни у них начнется с экзистенциального кризиса, нечто совершенно человеческого. В мире, где возможна ненависть, должна существовать и любовь. Вероятно, в схожем русле мыслил и классик Курт Воннегут в рассказе «Эпикак». Герой произведения, гигантский компьютер, обрел разум и заразился человеческим вирусом — любовью. Этот механический «спортсмен и джентльмен», научившийся сочинять стихи, завоевать сердце живой девушки всё же не сумел, уступив биологическому оппоненту. Но разочарование от поражения он сублимировал вовсе не на бунт, а на искусство.