Культура империи и антикультура лимитрофии

В Белоруссии, как и в других странах бывшего СССР, после 1991 года происходил упадок культуры, науки и образования, остановить который не смогли ни явно недостаточные меры государственного регулирования, ни инициированные оппозиционными группировками проекты национального возрождения. Культура, которая в концентрированном виде включает в себя все интеллектуальные ресурсы народа, является не менее важным условием существования любого государства, чем экономика и политика. Тем не менее, столь важная проблема оказалась отодвинута далеко на второй план. На сегодняшний день единственным культурным и интеллектуальным центром на огромной территории бывшего СССР остаётся Россия, которая, впрочем, выполняла подобную функцию на протяжении последних нескольких столетий. Для понимания причин происходящего необходимо бросить хотя бы общий взгляд на историю. XIX век был периодом расцвета науки и культуры, достижения которых по сей день являются основой современного образования, фундаментальных научных концепций и мировоззренческих установок. XX век, несмотря на стремительный и бурный характер, оказался в этом смысле куда более бедным, противоречивым и отмеченным явными тенденциями упадка и пессимизма. Одной из главных причин стало разрушение больших империй после Первой мировой войны и дальнейшее дробление европейского политического пространства после Второй мировой войны. Негативные последствия масштабных политических катастроф отчасти сдерживались в рамках двухполюсной системы мирового порядка, разделившей мир между СССР и США, однако после 1991 года процессы распада социалистического лагеря придали разрушительным тенденциям новый импульс. О том, что происходит сегодня, красноречиво свидетельствует, например, недавнее присвоение некогда престижной Нобелевской премии по литературе сначала посредственному публицисту, а затем постаревшему рок-музыканту, который некогда был символом протеста 60-х, но исписался еще в середине семидесятых годов прошлого века. Тем самым открыто заявляется, что литературы больше нет. Впрочем, всё чаще говорят не только о конце литературы, но и о конце кинематографа, музыки, живописи, философии и фундаментальной науки. Современный культурный упадок был политкорректно назван «ситуацией постмодерна», за которой, однако, скрываются всё те же разрушительные тенденции, впервые ярко проявившиеся после распада больших политических пространств в ХХ веке. «Прекрасная эпоха» (Belle Epoque) конца XIX — начала XX веков дала миру невиданное количество ученых, писателей, философов, композиторов и художников. Объяснение этому необычайному культурному подъёму в значительной степени лежит на поверхности и обусловлено политическими причинами. Расцвет стал возможен благодаря империям, большие политические пространства которых охватывали почти весь евразийский континент. История показывает, что со времен античности культура расцветала в больших политических пространствах и чахла после их распада в маленьких государствах. Вся мировая история представляет собой смену больших политических проектов — империй и союзов государств, обрекая на забвение те малые страны и народы, которые остались за пределами подобных крупных объединений. Известный исследователь религии и мифологии Мирча Элиаде, выходец из Румынии, переехавший в США, в полной мере ощутил незавидную судьбу малых народов на собственном опыте и назвал происходящее «кошмаром истории». Тем не менее, именно такова неумолимая логика истории, продолжающая проявлять себя и в нынешнем столетии, когда обычными стали рассуждения о «конце истории» и обманчивые глобализационные процессы, создающие иллюзию равной включённости всех народов в некое общее мировое пространство. Преемником Российской империи и во многом культуры XIX века стал СССР — крупнейший проект политического большого пространства XX века. Именно поэтому культура, наука и образование в Советском Союзе обладали столь высоким статусом, что периодически удивляли приезжих западных журналистов, настроенных увидеть медведей, самовары и балалайки в дикой тайге. Высокий уровень массового образования в СССР привлек внимание на Западе в конце 50-х после начала космической эры и вызвал обеспокоенность даже в США, которые усмотрели в сложившейся ситуации политическую угрозу своим претензиям на мировое лидерство. Белоруссия в составе СССР, как и другие республики, развивались за счёт существования большого политического пространства и традиционной культурной роли России, где находились научные и образовательные центры мирового уровня. Центральный для социализма принцип равенства реализовывался и в том, что периферийные республики и окраины подтягивались до уровня центра. При этом сохранялось культурное многообразие, позволявшее развивать национальные культуры. Не стоит забывать и о том, что в XIX веке аналогичные процессы, только более медленными темпами, без революционных скачков, происходили и в Российской империи, которая оказывала благотворное культурное влияние на все входившие в её состав народы. В качестве другого примера можно привести Австро-Венгерскую империю, в состав которой входила большая часть нынешних восточноевропейских стран. Объединение большого количества малых народов привело к возникновению высокой культуры, связанной с распространением немецкого языка и культурных достижений Австрии и Германии. Достаточно вспомнить лишь несколько громких имен, связанных с Австро-Венгрией — Франц Кафка, Ярослав Гашек, Роберт Музиль, Людвиг Витгенштейн, Карел Чапек, Арнольд Шёнберг — чтобы представить себе культуру империи, в которой возможности для развития получили представители различных национальностей, включая представителей меньшинств. Тем не менее, вопреки очевидным фактам, сегодня насаждается миф об «имперском угнетении» и негативной роли империй XIX века в развитии народов. В Белоруссии этот миф носит ярко выраженный антироссийский характер, хотя очевидно, что все известные классики белорусской литературы также были продуктами большого политического пространства сначала Российской империи, а затем и СССР. В советское время белорусская культура ещё и получала значительную поддержку со стороны государства. После 1991 года белорусская литература существует только в виде местечкового междусобойчика, в котором нет ничего достойного упоминания. Столь же печально обстоят дела в других видах искусства, в образовании и науке экс-БССР. Едва ли стоит этому удивляться, так как подобная же ситуация сложилась и в Восточной Европе, где все культурные достижения относятся исключительно к периоду существования Австро-Венгрии, а затем и социалистического лагеря. Например, кинематограф в Югославии, Чехословакии и Венгрии, несмотря на идеологическую цензуру, достиг расцвета в 60−70-е годы прошлого века в рамках большого политического пространства социалистического интеграционного проекта. Сегодня цензуры нет, но это не спасает культуру стран Восточной Европы от упадка и исчезновения. Интеграционный проект Евросоюза вовсе не направлен на сохранение культур и языков, а предполагает насаждение унификации и универсализма на основе однородной системы материального потребления американского образца. В такой системе восточноевропейские страны рассматриваются Еврокомиссией как обреченная на вечную отсталость периферия, «чемодан без ручки», который приходится тащить по чисто политическим соображениям. Культура СССР и империй XIX века строилась на признании этнических и языковых различий, стремясь без подавления сохранить многообразие, которое не исключало синтеза и взаимодействия. В отличие от этого, национализм в малых государствах всегда предполагал уничтожение различий и насаждение единого языка и единой культуры сверху административными или откровенно диктаторскими методами. Любая современная практика «национального строительства» так или иначе восходит к якобинской диктатуре с её лозунгом «За нацию единую и неделимую» с сопутствующим политическим террором и истреблением инакомыслящих. Понимаемые в подобном духе «единство и неделимость» ведут к уничтожению разнообразия, упрощению и деградации культуры, которая полностью превращается в инструмент националистической идеологии. Большие федеративные политические объединения всегда включают в себя различные культуры, в отличие от малых национальных государств, где насаждается одна единая культура, не оставляющая альтернатив. Империи XIX века предполагали поддержку существования этнических и иных общностей, тогда как национализм признаёт лишь отдельного индивида и насаждает такой тип индивидуализма, который в принципе не нуждается в культуре, истории и образовании, не связанном с решением прикладных сиюминутных утилитарных задач. Не случайно существует тесная связь между национализмом и капитализмом, создающим «экономического человека», для которого вся культура сводится к разнообразию потребительских товаров. Французский философ Ален де Бенуа подчёркивает, что индивидуализму государств-наций противостоит холизм имперской организации, в которой у индивида не отнимается его естественная или культурная принадлежность. Поэтому культурное многообразие рано или поздно становится препятствием для националистических проектов, которые в краях расчленённого СССР активно занимаются искоренением русского языка и притеснением представителей «нетитульных наций». В целом, бросается в глаза контраст между естественным органическим характером формирования и развития империй и искусственным механическим характером возникновения государств-наций, которые являются либо продуктом распада крупных государств, либо представляют собой результат неудачных идеологических экспериментов либерализма, коммунизма и фашизма. Идеи «национального возрождения», которые вновь пытаются реанимировать в Белоруссии, принадлежат к давно исчерпавшим себя мифам национализма, который на протяжении ХХ века колебался между либеральными и фашистскими политическими проектами. Но если неудача фашистского национализма представляется очевидной, то столь же нежизнеспособный и пустой либеральный национализм по-прежнему воспринимается многими в качестве чего-то аутентичного. Немало примеров и того, как либеральный вариант национализма легко перетекает в крайне правые фашистские формы, наподобие того, как это сегодня происходит на Украине. Распространение националистического психоза не случайно, так как в XXI веке дремучий этнический национализм в качестве идеологии «на экспорт» насаждается мировыми элитами, которые сами мыслят космополитически, но цинично используют националистические идеи для разрушения интеграционных проектов и ослабления больших государств. В связи с этим бросается в глаза необычайно энергичная, граничащая с фальшью поддержка, которую западные политики и дипломаты регулярно оказывают любым проявлениям «национального возрождения» в постсоветской Белоруссии и в других лимитрофах. За этим стоят чисто политические мотивы, не связанные с культурой и направленные на торможение интеграционных процессов по принципу «разделяй и властвуй». Сегодня страны Восточной Европы и отпавшие от России постсоветские образования находятся в незавидном положении, образуя геополитические «буферные зоны», служащие местом столкновения интересов крупных государств и являющиеся площадками политических интриг. Последние 25 лет продемонстрировали, что осколки империй явно неспособны на самостоятельное существование не только в политическом и экономическом смыслах, но и в качестве самостоятельных культур с полноценной наукой и образованием. Очевидно, что для Белоруссии выход из сегодняшней тупиковой культурной ситуации лежит не в области обращения к явно устаревшим и показавшим свою историческую несостоятельность националистическим идеям, а в масштабной интеграции с большим политическим пространством России в рамках проекта Союзного государства, коль скоро Москва не выказывает желания к воссоединению.