«Любить они нас не будут никогда»

В Афганистане Талибан* продолжает захватывать один населённый пункт за другим. На этом фоне Россия усиливает военное присутствие в соседнем Таджикистане и проводит там военные учения. Министр обороны Сергей Шойгу заявил, что Москва и Душанбе готовятся к тому, что талибы могут попытаться начать интервенцию. Поток мигрантов из Средней Азии в Россию и, одновременно с этим, участие граждан этих республик в войне в Афганистане, делает ситуацию ещё опаснее. Поисковик и бывший заместитель председателя Комитета по делам воинов-интернационалистов Александр Лаврентьев много лет занимался поиском и вызволением захваченных талибами россиян, а несколько лет назад сам попал к ним в плен и был освобождён посредством спецоперации. В интервью NEWS.ru он рассказал о том, как была устроена и как теперь изменилась из-за Талибана работа по поиску пропавших советских солдат, как меняется внутренняя обстановка в Афганистане и что это значит для России.

—​ Как давно вы занимаетесь поисками пропавших в Афганистане?

— Я занимался поисками наших пропавших военнослужащих с 2008 года. Сейчас тоже этим занимаюсь по мере сил. Ищу только в Афганистане. Тех, кто пропал в ходе событий 1979-1989 годов.

—​ Сколько примерно осталось там пропавших без вести?

— У нас есть не примерное, а точное представление. Списки выверялись много раз. После того, как много раз находили и живых и останки мёртвых, на сегодняшний день в списке без вести пропавших числятся 263 человека. Первые годы поиск фокусировался на живых, которых в итоге нашли 30 человек, 22 из них вернулось на родину. Для поисков делается база данных генетических материалов, берётся кровь генетических родственников. Все приехавшие устроились, я бывал у кого-то дома, но это уже надломленные люди. Я услышал как-то фразу, которую человек сказал по поводу своего вернувшегося родственника, что «ты оттуда уехал, а сюда-то толком не приехал». Она очень точно описывает ситуацию.

— Как устроена работа по поиску пропавших?

— Когда я только стал этим заниматься, мне тоже было не понятно, как это делается. Системы нет, государство этим не занимается. Единственная организация, которая искала пропавших — это Комитет по делам воинов-интернационалистов, которым руководил Руслан Аушев (ветеран, первый президент Ингушетии — прим.). Он в своё время ездил в Афганистан, разведывал обстановку, искал там помощников. Через какое-то время появилось понимание, как и где работать, механизм стал потихоньку вырабатываться. Это важно, так как помимо этого ничего нет — ни исполнительных документов, ни каких-то иных распоряжений, регламентирующих нашу деятельность.

В Афганистане местные видят возможность заработать, помогая нам. Иногда они обманывают. С другой стороны за годы работы у меня там появились люди, работающие на идейной основе.

— Были попытки создать регламентированные структуры? Может быть с участием правительства Афганистана?

— Раньше такие попытки делались, но всё это было спущено на тормозах и в первую очередь с нашей стороны. Надо учитывать, что существующее ныне государство Исламская Республика Афганистан не является правопреемником того государства Демократической Республики Афганистан. Такими вещами должен заниматься на самом деле, например, МИД, но в итоге всю работу спустили на тормозах с негласным пониманием, что «давайте всё это постепенно забудем». Я пытался писать в различные военные ведомства, атташе афганские, но ничего не вышло из этого. Когда об этой деятельности узнали американцы, они надавили на контрразведку и в итоге афганские военные возражали против любых форм сотрудничества с нами.

— Почему у американцев была такая реакция?

— Ну не любят они нас, что тут говорить. Я пытался с американцами наладить контакт, приложил много усилий, чтобы попасть к ним в штаб там. Меня пригласили в посольство, но там устроили допрос в прямом смысле слова. Три человека стали меня допрашивать, на что я им сказал, что я пришёл сотрудничать и распрощался.

В работе был нюанс — я был заместителем председателя комитета, полное название которого: Комитет по делам воинов-интернационалистов при совете глав правительств государств-участников СНГ. Статус этого комитета никому не понятен и у нас здесь тоже. Даже налоговая не могла понять кто мы такие. Я говорил через консульство с юрисконсультантом Минобороны Афганистана и он мне объяснял, что они должны подписывать документы с равными партнёрами, а что такое комитет мы мол не понимаем. Там много людей, которые к нам хорошо относятся, но, к сожалению, ничего не вышло. Сейчас работа приостановлена. Аушев ушел в 2014 году, я на следующий год. Продолжал туда ездить в качестве члена межведомственной комиссии по делам военнопленных и пропавших без вести. Этот орган пофамильно создаёт президент, но это не юрлицо и бюджета у него нет. Но хотя бы такой статус помогал ходить в кабинеты и писать письма. Денег никто не давал — собирали сами. В этом качестве меня и пленил Талибан.

— Как поменялась ситуация с их постепенным повторным усилением и приходом к власти?

— У них всегда были сильные позиции. Американцы ушли, а никаких ограничителей нет. Афганская армия и силовые структуры не сильно боеспособны. Как были, так и есть. Туда хлынуло всё отребье со всех сторон из Сирии, Пакистана, который всё разжигает. Наши из Чечни, люди из Таджикистана и Узбекистана. Провинция Герат, где я был, там ещё традиционно развита контрабанда и это были люди под знамёнами Талибана. Но в первую очередь они хотели деньги.

При Талибане вести деятельность по поиску без вести пропавших стало сложнее. Не надо обольщаться тем, что сейчас ведутся переговоры, к нам приезжают, говорят, что будут дружить, защищать права женщин. Это всё слова. У них будет жёсткий шариат и будет не весело.

— Чем это обернётся для России?

— Что бы Талибан ни говорил, степень угрозы однозначно усиливается. В рядах талибов, хотя, это некое общее понятие, много выходцев из России. Эти люди поехали туда убивать других людей. Чего же ждать? Даже мои охранники — обычные пастухи, хоть и с автоматами Калашникова — говорили, что «всех неверных надо убивать».

— Мы усиливаем военную группировку в Таджикистане. Может ли дело дойти до войны?

— Может, конечно. Талибы удерживают границу с той стороны и проблем им пересечь её нет никаких. При этом это же не какая-то объединённая армия. Решил лидер отряда набег совершить, он и пойдёт.

— Часто можно услышать, что пусть лучше будут талибы во главе Афганистана, зато стабильно и порядок.

— Да, а ещё говорят, что они против наркотиков. Меня это умиляет. Я видел даже не тропу, а широкий тракт наркоторговли в восточной провинции Бадахшан до Пакистана и далее. Провинция примыкает к Таджикистану. Талибы всё это держат. Там растёт мак и там известная тропа по транспортировке наркотиков. Это не для внутреннего пользования. «Пусть иностранцы себя травят», — как говорят талибы. Любить они нас не будут никогда.

Сейчас никто не ездит туда из-за всей этой ситуации. Я даже не могу передать своему переводчику лекарства. Даже в Кабуле проблемы не только с интернетом, но и с электричеством. Переводчик мой из Джалал-Абада и, насколько я знаю, он туда планировал вернуться, так как ситуация очень плохая.

*Талибан признана в России террористической организацией, её деятельность на территории страны запрещена