The New York Times (США): почему для Украины ничего не случилось

Встреча лидеров Украины, Франции, Германии и России в Париже на этой неделе, целью которой были поиски способов закончить войну, разрушающую восток Украины, закончилась несколькими многообещающими словами, но на самом деле без всякого прогресса в реальности. Россия, будучи агрессором, продолжает удерживать под контролем украинские территории, захваченные ею в 2014 году, однако новый украинский президент Владимир Зеленский показал, что на него нельзя просто надавить и заставить сдаться. Поэтому длительный мир в Украине не удалось приблизить ни на дюйм. Хоть непреклонность Зеленского стала облегчением для миллионов украинцев, непреклонность Владимира Путина более четко, чем прежде высветила несколько реалий, ни одна из которых не означает ничего хорошего для Запада в долгосрочной перспективе. С 2014 года Украине приходится терпеть оккупацию Луганска и Донецка военизированными бандами, которые Кремль вооружает, снабжает и контролирует. Война унесла жизни более 13 тысяч человек и ранила еще 30 тысяч. 1,5 миллиона местных жителей были вынуждены стать переселенцами. Когда так называемые «мятежники» терпели поражение зимой 2014-2015 годов, Россия отправила войска, танки и ракетные установки, чтобы спасти своих союзников на этой территории. 17 июля 2014 года российская система «Бук» сбила рейс MH17 компании Malaysia Airlines, убив все 298 человек на борту. Выстрел был произведен с оккупированной Россией территории. Со стороны Путина условием для его поездки в Париж было начало переговоров о так называемом «специальном статусе» для подконтрольных Москве украинских территорий после проведения там выборов под наблюдением ОБСЕ. Зеленский же не отступал от своего предвыборного обещания, что никаких выборов не будет, пока Украина не вернет себе контроль над границей с Россией, все иностранные войска не покинут Луганск и Донецк, а вооруженные Москвой боевики не будут разоружены и распущены. Сейчас такая цепь событий кажется не очень вероятной. Перед встречей Путин предостерег, что не будет никаких договоренностей с Украиной без «одобрения» так называемых «народных республик» в Донецке и Луганске. Поэтому в результате после сфабрикованных Россией «выборов» украинский регион площадью более 50 тысяч квадратных километров и многомиллионным населением был бы обречен остаться под контролем головорезов, полностью зависимых от Москвы. А нынешний благотворный разворот Украины к Западу стал бы неполным или был бы полностью заблокирован новыми депутатами Верховной Рады с этих подконтрольных Кремлю регионов. В том же случае, если бы эти депутаты потерпели поражение в парламенте, Украина снова бы задумалась о вступлении в ЕС или НАТО, Москва всегда с легкостью могла бы возобновить войну, называя ее «пророссийским восстанием». Президент Владимир Зеленский сделал «мир» центральным пунктом своей предвыборной кампании, потому что верил в непоколебимую западную поддержку украинского суверенитета. Вероятно, он сильно просчитался. После пяти лет боев, санкций и обструкций со стороны России Запад, кажется, испытал влияние так называемой «украинской усталости». Запад бы хотел, чтобы проблема исчезла, а определенная формула позволила сохранить лицо (президента Дональда Трампа не было на встрече в Париже, но он уже сказал о своем желании увидеть возвращение России в G8 — «большую восьмерку»)«. Германия и Франция, которые взялись за поиски завершения войны в Украине, склоняются к «взаимопониманию» с Москвой. В Германии недавние опросы показали, что 69% немцев хотят «сотрудничества» с Россией, и лишь каждый четвертый немец поддерживает продление санкций, введенных из-за войны в Украине. Немецкий канцлер Ангела Меркель, которая уйдет с должности в 2021 году, очень бы хотела увенчать свое наследие дипломатической победой. Подход французского президента Эммануэля Макрона, который принимал «нормандскую встречу» в Париже, тоже не кажется Украине приемлемым. Он хочет «переосмыслить» европейские «стратегические отношения с Россией». Макрон убежден, что страх Путина перед расширением НАТО и Евросоюза на пространстве бывшего СССР, которое Москва считает своей «зоной безопасности», подтолкнул российского президента к попыткам «остановить это расширение». Ожидания Макрона кажутся очевидными: если на переговорах дать России гарантии, что никакого расширения западного военного влияния на постсоветском пространстве не будет, Россия обязательно станет ответственной и лояльной частью Европы. А устранить Украину как ненужный раздражитель в европейских отношениях будет первым шагом в этом направлении. Но ведь это же евроцентричное высокомерие со стороны Макрона. Оно предполагает, что Путин лишь реагирует на действия Запада, а не преследует собственные цели, сформированные на основе глубоких страхов и ненависти, мечтаний о славе и выполнении политических планов, критически важных для его личного выживания. Безусловно, Путин превратил себя в президента войны. А президенты войны никогда не уходят. Им нужны войны, победы и завоевания, а также население, которым легко манипулировать. Сегодня в России нетрудно увидеть детские коляски в форме танков и четырехлетних детей, которые 9 мая маршируют в форме Красной Армии времен Второй мировой войны. И вы думаете — все это потому, что Путина тревожит НАТО? А плакаты и памятники Сталину перестали быть запретными, потому что Путин переживает о российской «безопасной зоне?» Российская Юнармия вербует детей с восьмилетнего возраста и насчитывает сотни тысяч членов — это все из-за расширения НАТО? В «патриотических парках» по всей России дети могут ездить на симуляторах танков, а молодежь постарше под присмотром взрослых может пострелять из автоматов Калашникова, причем с 18 лет — боевыми патронами. Это что, НАТО и ЕС виноваты в таком насаждаемом государством военном патриотизме? На Западе утверждение о том, что внешняя политика России — это продолжение режима Путина, расценивается как неприятное и надоедливое, а то и вообще как препятствие для гарантированного мира между Россией и Западом. Поэтому встреча на высшем уровне в Париже стала традиционной слабости либеральных буржуазных демократий при их попытках вести дела с тоталитарными и авторитарными лидерами. Западные либеральные буржуазные демократии все хотят мира, а восточным авторитарным лидерам нужна победа. Но, наверное, самое большое препятствие для честного и прочного мира — это то, что Путин просто не может смириться со стабильной, процветающей, демократической и ориентированной на Запад Украиной. Россиянам в соседстве с такой страной уже приходит на ум задать следующий вопрос, и он совершенно естественен: если украинцы (которых россияне считают «братским» или вообще «малым российским» народом) могут уже сейчас хорошо жить в справедливом и по-настоящему европейском государстве под названием Украина, то почему этого не могут делать они, россияне, у себя в России? Режим Путина может не выжить, если миллионы россиян начнут задавать этот вопрос. Поэтому он готов далеко зайти, чтобы при виде Украины такой вопрос и в голову не приходил. Встреча в Париже подтвердила это намерение. Как говорил Уильям Шекспир, лучше «основанный на низости и злобном соглашении мир», чем «решительная и благородная война». Но не стоит себя обманывать. Парижская встреча показала, что именно основанный на собственном унижении мир Украина скорее всего и получит. А исторические прецеденты абсолютно откровенно указывают на долгосрочные последствия: умиротворение агрессоров уступками всегда провоцирует у них еще больший аппетит к агрессии. Леон Арон — директор центра российских исследований в институте American Enterprise. Ланс Коконос — исследователь в области внешней и оборонной политики в этом же институте.

The New York Times (США): почему для Украины ничего не случилось
© ИноСМИ