Войти в почту

Андрей Бабицкий: Бархатная деприватизация – тест на осуществимость

Я понимаю, что мое предположение многим покажется слишком смелым, однако донбасская «национализация» может быть экспериментом, попыткой обкатать в условиях одного отдельно взятого региона вариант частичной деприватизации. Мы, естественно, можем лишь гадать, есть ли в решении о переводе промышленных предприятий ЛДНР во внешнее управление политический контекст, но предположить наличие такого контекста нам никто запретить не может. Русская весна Донбасса явилась своего рода тестом того ментального, психологического и духовного состояния в котором оказались русские люди через 20 с лишним лет после развала СССР. Если убрать в сторону неактуальный для России, хотя и основной мотив, вынудивший людей выходить на площади и улицы донбасских городов – протест против нацизма и госпереворота в Киеве – то мотив сопутствующий, воодушевлявший десятки, а то и сотни тысяч людей российским гражданам понятен и близок до боли. Протестное движение с самого начала имело ярко выраженную антиолигархическую направленность. Социальный заказ на демонтаж состояний, нажитых неправедным путем, был сформулирован участниками различных митингов и демонстраций настолько внятно, что люди, возглавившие процесс обретения Донбассом независимости, открыто заговорили о необходимости национализации. Более того, в 2014 году первые лица народных республик обещали решить этот вопрос в понятные и представимые сроки. Потом стало очевидно, что разрубить узел единым махом не получится, поскольку в этом случае весь гигантский комплекс промышленных предприятий станет, оставив без работы и средств к существованию десятки тысяч людей. Антиолигархический общественный настрой не исчез (Фото: Игорь Маслов/РИА Новости) Тем не менее, антиолигархический общественный настрой не исчез, а, напротив, окреп благодаря тому, что украинские владельцы активов Донбасса фактически стали инвесторами людоедской политики Киева, вкладывавшими в форме налогов средства в продолжение войны, в убийство жителей края, разрушение его населенных пунктов и инфраструктуры. Наглядный пример того, как равнодушен большой бизнес к бедам обычного человека, насколько в своей погоне за прибылью он готов презреть все нормы человеческой морали, надо полагать, успел вдохновить не только граждан мятежных республик, но и их соседей по ту сторону российской границы. Впрочем, у россиян никакой особой нужды в дополнительных доказательствах того, что капитал как существовал в разряженной атмосфере нравственного вакуума, так и продолжает проживать по месту старой прописки, не было. Вся страна прекрасно помнит чудовищные 90-е прошлого века, когда проверку на умение выживать в условиях нищеты и повального бандитизма прошли далеко не все. И в этом смысле Россия и Донбасс абсолютно едины в отрицании основ сложившегося общественного и государственного порядка. Антиолигархическая тема никуда не уходила из повестки дня, никогда не теряла своей жгучей и болезненной актуальности, а по мере того, как решались проблемы, связанные с бытовой неустроенностью, разгулом криминала, безработицей она уверенно прокладывала себе путь на самый верх, перескакивая на все более высокие позиции того списка вопросов, которые современный русский считает для себя жизненно важными. И то, что протест против нацистского шабаша на киевском Майдане имел такой мощный антиолигархический фон продемонстрировало в очередной раз, что родовая травма не поддается лечению. Несправедливость, заложенная в основание того устройства жизни, которое сформировалось на постсоветском пространстве, переживается сегодня с ничуть не меньше, а в случае Донбасса, даже и с большей силой. Я думаю, что картина происходящего на Юго-востоке Украины должна была впечатлить людей из далекой Москвы, которые отслеживают тенденции социального развития России и думают о том, как предотвратить наиболее нежелательные варианты хода событий. Русская весна одного из самых индустриально «нагруженных» регионов бывшего СССР со всей очевидностью продемонстрировала, что любое, неважно чем вызванное, потрясение основ в самой России будет сопровождаться антиолигархической программой, придавая процессам устрашающую динамику и силу. И избежать этого нельзя, пока жива в людях память о том, что фундаментом их государственной системы является циничный и беззастенчивый грабеж активов огромной страны, активов, создававшихся трудами миллионов людей и разворованных в одночасье узким кругом мошенников, получивших за счет близости к власти доступ к богатствам, принадлежащим всему народу. Поиск возможности избавиться от лиходейского первородства, круто замешанного на лжи и разбое – это и есть сегодняшняя и завтрашняя политическая повестка России, как бы лица официальные не пытались «навевать золотой сон», стараясь ввести общественное сознание в состояние блаженного анабиоза. Речь не идет о восстановлении социальной справедливости по коммунистическим рецептам – вероятность социалистического ренессанса едва ли допускают те, кто прожил четверть века в условиях хищной системы вещей капитализма. Речь идет о прерывании цепи наследования, передачи от поколения к поколению веры в то, что мир не может быть устроен иначе, что в его основе лежит преступная воля тех, кто, открестившись об Божеских и человеческих законов, имеет смелость ограбить других, отнять у них собственность, государство, закон. Я понимаю, что мое предположение многим покажется слишком смелым, однако, мне кажется, что есть основания считать донбасскую «национализацию», которая, строго говоря, национализацией не является, экспериментом, попыткой Москвы обкатать в условиях одного отдельно взятого региона, который благодаря своей изолированности, может служить своего рода лабораторией, вариант частичной деприватизации, чтобы потом внедрить элементы полученного опыта у себя. Именно этим я объясняю ту мягкость, с которой проводится масштабное мероприятие перевода промышленности под контроль государства. Все, я думаю, обратили внимание на то, что самые разные чиновники ЛДНР не устают делать акцент на том, что речь не идет об экспроприации, предприятия не становятся собственностью государства, у их владельцев лишь отнимают право управлять собственными активами. Поэтому, кстати, все разговоры о том, что их намерены захватить олигархи уже российского разлива я считаю пустыми. Преступление не может быть обнулено аналогичным действием, оно лишь умножит череду грехов, сделав ситуацию еще менее терпимой как с точки зрения морали, так и закона. Поэтому о грабеже грабителей речи не идет, деприватизация – это многоуровневый процесс, предполагающий филигранное лавирование исключительно в зоне права. Создать новое общественное устройство, заложив в его скелет все те же проблемы, связанные с тотальной дискриминацией пусть и недобросовестного, но все же собственника, значит сформировать столь же неустойчивую конструкцию, какой является любая постсоветская государственная система. Понимаю, что мои предположения многим покажутся чушью и бредом, мне они и самому таковыми кажутся, но мечтать человека не может отучить никто. Так что давайте хотя бы помечтаем! Андрей Бабицкий