Третий человек I-й Конной. Как легендарный красный командир докатился до «патологической жадности»

Когда отец у тебя сильно пьющий чернорабочий, а мать — подёнщица, а живешь ты в обществе, где всё еще существуют сословия, шансов забраться на вершину социальной пирамиды у тебя немного. Если, конечно, в этом обществе чего-то радикально не поменять. С ранних лет Ефим Щаденко начал добывать себе пропитание самостоятельно, в церковно-приходской школе он успел проучиться только два года. Однако даже такое «куцее» образование помогло мальчику — его, как грамотного, взял к себе на работу хозяин портняжной мастерской Шапошников. Для 10-летнего мальчика это была большая удача — наличие рабочей профессии давало шанс «выбиться в люди». Освоив профессию портного, он сменил несколько мастерских, в одной из которых, недовольный условиями труда, он организовал здесь первую в своей жизни забастовку. В результате конфликта с хозяином и поддержавшими его властями, юноше пришлось покинуть родную станицу и спасаться на Кавказе. Следующие несколько лет он жил в Ростове-на-Дону, Пятигорске, Баку. Юного Ефима подхватил вихрь революционной борьбы. В 1904 году он вступил в объединённую социал-демократическую организацию трудящихся Пятигорска. Вскоре в России началась революция. Щаденко в это время работал в Баку в портняжной мастерской Тумаева. Он возглавил борьбу мастеровых за улучшение условий труда. В результате хозяину пришлось удовлетворить их требования о 9-часовом рабочем дне, а Ефиму — вновь менять место жительства. Осенью 1906 года он приехал во Владикавказ, организовывать новые подпольные большевистские ячейки среди местных портных и расквартированных в городе солдат Апшеронского полка. Летом 1907 года Ефим уже в родной станице Каменской. Под его руководством мастеровые сапожных мастерских организовали масштабную забастовку. Однако власти разогнали протестную манифестацию, а её организаторов арестовали. Среди задержанных очутился и Ефим. Его, правда, никто не выдал, и за отсутствием улик полицейские спустя несколько дней отпустили его на свободу. Самым ярким событием, организованным Щаденко в Каменской, тем не менее стали не забастовки и манифестации, а организация работавшего по принципу артели товарищества портных. Мастеровые организовали собственное коллективное предприятие, отказавшись работать на хозяев и тем самым доказав, что они могут обойтись без них. Щаденко попал в поле зрения полиции, и был вынужден бежать на станцию Кавказская. На следующий год по распоряжению окружного атамана генерала Макеева полиция закрыла товарищество портных Каменской. В 1910 году Щаденко женился на своей первой жене Елене Максимовне. В этом же году умерли его родители, и семейная пара взяла на воспитание 12-летнего брата Ефима — Георгия и младшую сестрёнку — Дусю. Однако семейное положение не охладило революционный пыл Щаденко. Он по-прежнему занимался организацией стачек, демонстраций, выпуском листовок. В результате в 1913 году Ефима осудили на два года заключения в крепости. Что стало с его женой — неизвестно. Начало Первой мировой застало Щаденко в Армавире. Здесь произошёл любопытный инцидент. По соседству с тюрьмой был расквартирован драгунский кавалерийский дивизион. По каким-то неизвестным причинам кавалеристы в августе 1914 года разогнали тюремную стражу и выпустили заключённых на свободу. Один из заводил восставших был старший унтер-офицер Семён Михайлович Будённый. Здесь в Армавире они с Щаденко познакомились впервые. Как ни странно, власти с драгунами обошлись довольно мягко — их просто отправили на фронт. Во время событий Февральской революции 1917 года Щаденко оказался в родной станице. Его авторитет позволил ему в августе стать во главе Каменской организации РСДРП(б). Он занимался организацией профсоюзов, артелей среди рабочих и мастеровых и солдатских комитетов в расквартированном в станице 237-м запасном пехотном полку. В дни Октябрьской революции Ефим в качестве делегата II-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов оказался в Петрограде. После возвращения в Каменскую он приступил к созданию из шахтёров, рабочих и ремесленников отрядов Красной Гвардии. В немалой мере его усилиями 10 января 1918 года в станице состоялся съезд представителей казачьих полков. Выбранный на нём казачий Военно-революционный комитет во главе с Ф.Г. Подтёлковым и М.В. Кривошлыковым провозгласил на Дону советскую власть. Однако летом в результате организованного генералом Красновым переворота и наступления немцев красногвардейцам Каменской пришлось отступать на восток, в Царицын. Щаденко остался в Донецком округе. Он спешно организовывал из крестьян партизанские отряды, однако против лучше вооружённых и организованных казаков и белогвардейских подразделений у них не было никаких шансов. В результате, насчитывавший несколько тысяч штыков и сабель отряд Щаденко сначала прорвался к станице Морозовской, а затем ушёл к Царицыну. Здесь отряды Донецкого и Морозовского округов и части 3-й и 5-й Украинских армий объединились в группу Климента Ворошилова. В Царицыне Ефим Афанасьевич вновь встретился со своим старым знакомым Будённым, головокружительная военная карьера которого только начинала свой стремительный бег, и познакомился со Сталиным. События этих месяцев фактически определили всю его последующую жизнь. После успешных Царицынских боёв Щаденко пошёл на повышение, зимой 1919 его назначили членом Реввоенсовета (РВС) Украинского фронта. Немцы уходили с Украины, и вслед за их войсками на запад двинулись советские войска. Ефим Афанасьевич сдружился с командующим 1-й Украинской Советской стрелковой дивизии Николаем Щорсом. Сам Щаденко потом вспоминал: «С Щорсом я был связан особой, исключительной, несмотря на разность положения и возраста, дружбой. Мы как-то быстро перешли с ним на дружеское «ты»… Многие свои радости и горести он нёс ко мне». Однако в августе Щорс погиб, и Щаденко вновь оказался возле Будённого и Ворошилова. Вместе с ними он участвовал в создании легендарной 1-й Конной армии, вместе с ними оказался замешан в неоднозначном деле комкора Думенко. Думенко не любил комиссаров и периодически грозился изгнать из своих частей коммунистов. Вскоре назначенный к нему начальником связи некий Кравцов сообщил, что в среде «думенковцев» появилась тайная организация, члены которой уничтожают в корпусе активных коммунистов, а их трупы топят в проруби. Среди конников ходят упорные слухи, что Думенко собирается увести корпус к белым, и только ждёт подходящего момента. Щаденко и Ворошилов старались навести Будённого на мысль, что действительно похоже на то, что Думенко готовит предательство. В результате весной 1920 года его арестовали, обвинив в подготовке мятежа и убийстве комиссара. Командующий Кавказским фронтом Михаил Тухачевский и член РВС Серго Орджоникидзе просили ревтрибунал воздержаться от сурового приговора, но после показаний Будённого, Ворошилова и Щаденко Думенко всё-таки расстреляли. Не меньшее влияние чем революция и гражданская война на дальнейшую жизнь Думенко оказали романтические чувства. Сильное впечатление на него произвели отношения с женой — пламенной революционеркой Фрумой Ростовой — его погибшего товарища Николая Щорса. Они стали примером для Щаденко. Ему тоже хотелось найти себе разделяющую его веру в победу Мировой революции боевую подругу. Свою любовь Щаденко встретил в 1-й Конной Щаденко — заведующую художественно-агитационным отделом армии Марию Александровну Денисову. Она была разведена, её муж эмигрировал в Англию, от первого брака осталась дочь Алиса. Ефима Афанасьевича это не остановило, он с головой погрузился в любовную страсть. Из военных походов он не забывал отправлять молодой красивой жене страстные письма, писал стихи. Гражданская война закончилась. Щаденко решил продолжать военную карьеру, а Денисова же хотела реализовать себя в искусстве. В 1927 году она завершила обучение в Московских высших государственных художественно-технических мастерских. Супруга Щаденко выбрала для себя профессию скульптора. Однако ваяние — довольно затратный вид искусства. Денисовой постоянно требовались деньги на материалы. И вот тут Щаденко столкнулся с тем, что он не может полностью финансово обеспечить все желания своей амбициозной жены. Эта ситуация привела к серьёзному семейному конфликту. Дело в том, что дальнейшей карьере Ефима Афанасьевича стали мешать болезни и последствия ранений. Он перенёс несколько операций, ему удалили почку. Советское руководство даже пошло на то, чтобы оплатить ему лечение в Германии, но выздоровление шло очень медленно, и в этот период Щаденко получал не полный командирский оклад, а урезанный. Чтобы соответствовать своей жене, которую он очень любил и постоянно ревновал, Ефим Афанасьевич много читал, разбирался в живописи. Он один из первых рассмотрел «певца» Первой Конной художника Митрофана Грекова и всячески его поддерживал и консультировал. Щаденко был сторонником соцреализма и требовал полного следования ему и от жены. И Денисова рисовала портреты легендарного краскома Гражданской войны Оки Городовикова, самого Щаденко, других командиров, но денег на её «хотелки» по-прежнему не хватало. Конфликт достиг апогея в 1928-29 годах. Дело в том, что на Денисову обратил своё внимание Владимир Маяковский. Он сделал её героиней своей поэмы «Облако в штанах». Мария Александровна стала периодически просить у поэта деньги на покупку материалов для своих скульптур. Лилия Брик вспоминала, что: «…Она часто просила у него деньги, как он говорил, с оттенком шантажа». Щаденко категорически возражал против влезания в долги. В какой-то момент Денисова в знак протеста ушла из дома, жила в общежитии для безработных, Ефиму Афанасьевичу стоило больших усилий, уговорить её вернуться обратно. Однако лад в семе восстановился ненадолго — в декабре 1929 Денисова ушла снова. Тогда Щаденко выдвинул ей ультиматум: или они живут в пределах их скромного семейного бюджета, или они разводятся…, и женщина уступила. Вскоре, однако, карьера Щаденко наладилась. Болезни наконец немного отступили от него, и он стал помощником начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе по политчасти. Денежное содержание Ефима Афанасьевича значительно выросло, и Денисова смогла полностью отдаться своей страсти — скульптуре. В 1932 году она закончила скульптурный портрет Сталина. Между тем маховик советской истории неуклонно двигался к роковому 37-му. Начался Большой террор. В этот момент, спустя два десятка лет, судьба вновь привела Щаденко на Украину. После ареста Тухачевского и его сообщников Щаденко в составе группы верных Сталину красных командиров прислали в Киевский особый военный округ. Здесь он занялся чистками командного состава от предателей и «ненадёжного элемента». Сам Щаденко не приговаривал к расстрелам, но его ходатайства по увольнению некоторых командиров из армии стали зачастую причиной их последующих арестов и гибели. Жене в этот период времени он писал из Киева: «…Работы так много, что я раньше 2-х — 3-х часов ночи не выбираюсь из штаба. Вредительская сволочь целыми годами гадила, и нам надо в недели, максимум в месяц — два, не только ликвидировать все последствия вредительства, но и быстро двигаться дальше. Трусливые негодяи, не замеченные в благодушном беспечии пребывавшими «стражами», пробрались на высокие посты, разложили стражу, напоили ядом сомнения казавшихся зоркими часовых и замышляли небывалое злодеяние». Долго, однако, заниматься чистками Щаденко не дали. Уже в ноябре 37-го его назначили заместителем наркома обороны. На этом же посту он встретил и начало Великой Отечественной войны и оставался на нём до окончания мая 1943 года. После этого Ефим Афанасьевич был членом военного совета ряда советских фронтов, но здоровье вновь напомнило ему о себе, и перед самым окончанием войны его освободили от всех постов. Фактически 58-летнего больного генерал-полковника отправили на пенсию. В это время его постигла семейная трагедия — 10 декабря 1944 года в Москве из окна их квартиры выбросилась его жена Мария Александровна. Ещё в дни дружбы с Маяковским она как-то призналась ему в письме: «…Бросить занятия скульптурой, творчество для меня равносильно смерти!» В годы эвакуации в Куйбышеве она чем-то тяжело заболела, какой-то болезнью, которая сделало для неё творчество невозможным. Не выдержав душевных мук, она покончила с собой. Дальнейшая жизнь Щаденко стало пустой и бессмысленной: приёмная дочь Алиса эмигрировала в Англию, куда увезла и внучку; с удочерённой когда-то давно сестрой Дусей и племянником — её сыном — отставной генерал разругался из-за их мещанского отношения к жизни, а также потребительского отношения к нему самому. Он ненамного пережил жену, скончался 6 сентября 1951 года. Перед смертью характер его сильно испортился. Главный военный прокурор Н.П. Афанасьев вспоминал: «К чванству и кичливости прибавилась какая-то патологическая жадность и скопидомство. Проживая на собственной даче под Москвой (Баковка), он, оставшись один (жена умерла, детей не было), торговал овощами и копил деньги. Заболев, он повёз в Кремлёвскую больницу свои подушки, одеяла и матрац. Когда он умер, в матраце оказались деньги — свыше ста шестидесяти тысяч рублей. На них он умер. Знаю это потому, что о происшествии пришлось составлять акт и посылать для этого в больницу военного прокурора». Таковы усмешки истории — пламенного революционера, не жалевшего жизни и свободы ради счастья других людей, быт и жизненные неурядицы сломали, превратив в дряхлого и душой, и телом скопидома. Сталкиваясь с такими историями, поневоле задумываешься, а стоила ли кровавая мясорубка Гражданской войны такого ожесточения, если она в конце концов закончилась вот этим. Вряд ли на этот вопрос есть однозначный ответ.