Сдерживание против устрашения: чем отличаются стратегии Запада и России

Противостояние России и западных стран, обострившееся в последнее десятилетие, имеет в основе не только ряд объективных предпосылок, но и фундаментальную разницу в восприятии действий условного оппонента. Речь идёт, в частности, о принципиальном отличии в понимании термина «сдерживание», употребляемого обеими сторонами и зачастую выступающего в роли триггера для очередного витка эскалации. К этим и некоторым другим выводам пришёл в своём исследовании старший научный сотрудник исследовательской корпорации RAND Сэмюэл Чарап. NEWS.ru ознакомился с работой аналитика, которая вполне может заложить основу для снижения напряжённости. Европейский центр по изучению вопросов безопасности им. Джорджа Маршалла (один из пяти региональных центров Министерства обороны США, расположен в Германии) опубликовал материал, посвящённый российскому понятию sderzhivanie. Автор Сэмюэл Чарап, давно занимающийся изучением постсоветского пространства и проблем безопасности, неспроста транслитерирует, а не переводит это слово. Как сразу же подчёркивает аналитик, в понимании «сдерживания» (по-английски — deterrence) на Западе и в России существует колоссальная разница. В английском языке слово «сдерживание» происходит от того же латинского корня, что и слово «террор» (terrere), означающее «пугать» или «ужасать». Сдерживание в стратегическом контексте, таким образом, это «практика удержания [иностранного государства] от нежелательных действий, таких как вооружённое нападение». При этом основные инструменты для достижения такой цели, по мнению экспертов, это не применение грубой силы, а в первую очередь угроза негативных последствий для оппонента (в случае агрессии) либо же создание для него привлекательных перспектив (при отказе от агрессии). Русское слово «сдерживание», отмечает Чарап, напротив, происходит от корня «держать», и это языковое различие имеет важные последствия для стратегического мышления на Западе и в России. Российская концепция, в частности, не подразумевает исключительного сосредоточения внимания на действиях, предпринятых до начала конфликта и для его предотвращения. Из этого, по мнению эксперта, вытекает и доктрина стратегического сдерживания РФ. Список мер, подразумеваемых ею, охватывает практически всё, что вооружённые силы делают и в мирное, и в военное время (за исключением крупномасштабных наступательных операций), а также дополнительные, политические, дипломатические, правовые, экономические, идеологические, научные-технологические и другие шаги. С точки зрения западной стратегии стратегическое сдерживание представляет собой концептуальный беспорядок, путаную подгонку различных концепций друг под друга. Тем не менее теперь, похоже, это метаидея, лежащая в основе российской стратегии, — пишет Чарап. Подобная ситуация несёт в себе как потенциальные плюсы для мирового порядка, так и серьёзные риски. В числе положительных моментов, считает эксперт, можно отметить в первую очередь тот факт, что российские стратеги, по-видимому, приуменьшили значение ядерного элемента сдерживания, интегрировав его в более широкую стратегическую концепцию: «России не нужно полагаться на свой ядерный арсенал как на единственное средство». Во-вторых, стратегическое сдерживание явно предназначено не для разрушения других обществ и институтов, а лишь для провоцирования удобных РФ изменений в них. Что касается угроз, то, мнению Чарапа, широта охвата российской концепции стирает границу между мирным и военным временем и ведёт к тому, что страна действует в духе «осаждённой крепости». Это, в свою очередь, чревато тем, что для защиты своих интересов руководящие лица РФ могут использовать непропорциональные средства, поскольку западное «сдерживание» для них — суть та же демонстрация агрессии (из-за разницы в происхождении и толковании слов). Однако такая концепция может привести к очень дестабилизирующему поведению. Наконец, стратегическое сдерживание игнорирует понимание психологии потенциального противника, в отличие от западной концепции, предполагающей именно давление или возможный торг исходя из особенностей оппонента. Это одна из причин, почему Москва многие действия по отношению к себе трактует как агрессивные, даже если в них нет фактора враждебности (достаточно вспомнить процесс расширения НАТО или же учения, проводимые Североатлантическим альянсом). Взгляд на поведение России через призму стратегического сдерживания может помочь западным аналитикам и лицам, принимающим решения, лучше понять намерения Москвы, уверен Чарап. В качестве примера он приводит ситуацию с российским вмешательством (которого, как утверждает руководство РФ, не было) в американские президентские выборы 2016 года. Для России, считающей, что США пытаются подорвать основы её госинститутов, это была попытка дать американцам «попробовать их же лекарство», допускает аналитик, а не разрушить западную демократию. В конечном счёте автор призывает уделить больше внимания пониманию российской концепции стратегического сдерживания и быть избирательными в формулировках. Официальным лицам следует подумать о том, как россияне интерпретируют их публичные заявления: например, если НАТО заявляет, что его передовые силы предназначены не для наступательных операций, а для сдерживания, мало кого в Москве это успокоит, заключает Чарап.