«Перестройка» при Брежневе: как хотели изменить СССР в 1965 году

Попытка экономической реформы была предпринята Косыгиным в 1965-1967 годах, но до сих пор историки, экономисты и политики спорят о её итогах. Одни сокрушаются, что она закончилась ничем. Другие уверены – именно Косыгин стал виновником дальнейшей гибели СССР, подточив нерушимую систему социализма. Как бы то ни было, реформа возникла не на пустом месте и не была прихотью одного из советских вождей. Экономика пробуксовывает В послевоенном СССР к началу шестидесятых годов накопились существенные перекосы, мешающие эффективному функционированию экономики. В стране развернулась дискуссия, в том числе в печати, в 1962-1964 годах. В частности, из-за роста количества предприятий отраслей, к середине 60-х в стране насчитывалось 47 тысяч предприятий и три сотни отраслей, что снижало эффективность директивного планирования. При этом производительность труда была низкой, зря расходовались ценные ресурсы. Хорошо показавшее себя в условиях мобилизационной экономики планирование требовало новых подходов в мирное время, в рутинных процессах. Стартом дискуссии стала статья в «Правде» от 9 сентября 1962 года, за авторством профессора Харьковского университета Евсея Либермана «План, прибыль, премия». Он предлагал, в частности, в качестве оценки деятельности предприятий брать не валовой выпуск, а полученную прибыль, что сбалансировало бы спрос и предложение. Рост производительности труда увязывался с материальными стимулами, а не вымпелами и знамёнами отличившимся, как это было принято. Либерман лишь перепевал идеи польских и венгерских экономистов, высказанные ещё в 1956 году. Но для СССР это были смелые, дерзкие предложения. Изложенные в статье принципы нашли понимание у ряда экономистов, экспертов Госплана, руководителей предприятий. Либерман не ограничился статьёй и послал в ЦК КПСС доклад «О совершенствовании планирования и материального поощрения работы промышленных предприятий». Против выступили «хранители социалистического наследия», узревшие в предложениях зачатки капитализма. Была и альтернативная программа, нашедшая отклик в сердцах технической интеллигенции. Академик Виктор Глушков в том же 1962 году высказал идею комплексной информатизации экономических процессов с применением системы ОГАС, базой для неё должна была стать создающаяся Единая государственная сеть вычислительных центров. В ЦК шла позиционная борьба между сторонниками обеих программ и их противниками. Речь шла не о сохранении чистоты идеалов, а о переделе в союзном масштабе системы взаимодействия партии и промышленности, в пользу усиления позиций последней. Не нравилась партийной номенклатуре и возможность автоматизации процессов управления, что отодвигало её от рычагов влияния. На поле выходит Косыгин Председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин встал на сторону Либермана. Безусловно, он хотел укрепить собственную позицию, благо только-только отправили в отставку Никиту Хрущёва и Первым секретарём ЦК КПСС стал Леонид Брежнев – власть ещё не была жёстко структурирована и детерминирована, можно было потянуть одеяло на себя. Несомненно, что Косыгин при этом сознавал, что советской экономике нужны реформы. Автоматизация – дело тёмное, а Либерман уверял, что проведение в жизнь его программы обойдётся не дороже бумаги, на которых будут напечатаны соответствующие указы, эффект почувствуется буквально через несколько месяцев, а компьютеризация потребовала бы многомиллионных инвестиций, которых и так не хватало для уже действующего народного хозяйства и когда ждать отдачи от них - неизвестгно. Сам Глушков уверял, что нужно не менее четырёх пятилеток, но первые результаты будут видны уже через 5 лет. Ни о какой частной собственности или свободе предпринимательства речь и не шла, необходимо было на ходу подправить начавший барахлить механизм планово – административной системы и идти дальше тем же путём. Либерман из харьковского профессора стал консультантом Алексея Косыгина, вокруг которого сплотились сторонники нововведений. В сентябре 1965 года пленум ЦК КПСС утвердил «новую систему планирования и экономического стимулирования». Под шумок ввели пятидневную рабочую неделю, удлинив на час рабочий день. В течение последующих двух лет вышел ещё ряд постановлений ЦК и Совмина. Впрочем, Косыгин применил и ряд «кибернетических» предложений Глушкова. Всё свелось к внедрению автоматических систем управления производством. Реформы тихо ушли в песок Инициаторы недооценили инерцию системы, а то и прямое противодействие новшествам. Кроме того, Брежнев был недоволен усилением влиятельности Косыгина и исподтишка вставлял ему палки в колёса. На местах партийные чиновники не собирались вмешиваться в борьбу, идущую в высших сферах, и игнорировали реформы, хотя и слали в Москву бодрые реляции. Официально никто не заявлял о прекращении или неудаче реформы, просто стали делать вид, что ничего и не было. Вернулась оценка деятельности по процентам плана, перевыполнение которого поощрялось разного рода символическими наградами: звания передовиков производства, переходящие вымпела и знамёна, дипломы и благодарственные письма. Производительность труда и прибыль в расчёт не принимались. Спрос вообще не фигурировал в качестве фактора – выпускай, сколько тебе сказали и что тебе велели, а потребители перебьются. Когда Михаил Горбачёв начал перестройку, он тоже никак не апеллировал к опыту косыгинских реформ, даже не упоминал о них.