«Ковчег — один на всех»

В преддверии 175-летнего юбилея Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А. С. Грибоедова мы беседуем с его ведущим актером Валерием Харютченко. Артист — обладатель грузинского ордена Чести и российского ордена Дружбы, он также награжден медалью Пушкина. Валерий, о чем Вы размышляете на пороге юбилея? «Земля — транзит, мгновенье — птица. Под крыльями ее пунктиром дня и ночи жизнь промчится». Сколько же этих мгновений отпущено нам? Никто не знает. Только судьба. Вот мы и молим Господа о лучшей доле для себя и своих близких. У кого-то жизнь сложилась удачно, у кого-то — не совсем. Но все надеются. А сегодня, когда каждый из нас оказался так уязвим перед опасностью пандемии, мы еще острее ощутили быстротечность времени и значение каждого мгновения. Это напоминание. Что мы делали, делаем и что должны еще успеть сделать. Ведь это наша жизнь. Так что же мы оставим после себя? Вот в чем вопрос. Для меня главное — это театр. В нем смысл моей жизни. В театре все обострено. Актер — человек без кожи, он нуждается в особенном отношении. А поскольку, как сказал Шекспир, «весь мир — театр и люди в нем — актеры», то все они ищут понимания, прощения и любви. Ковчег — один на всех, а мы раскачиваем его, как детские качели. Для актера выход один — заботясь о своей душе, пытаться согревать души других. Что Вы и делаете со сцены театра Грибоедова уже много лет. Как и наши далекие предки. Ведь в этом году исполняется 175 лет со дня основания русского театра в Грузии величайшим дипломатом графом Михаилом Воронцовым. Да, этот человек внес неоценимый вклад в историю. А мы, его наследники, продолжаем эту высокую миссию и на грузинской земле несем слово Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Островского, Достоевского, Тургенева, Чехова, Булгакова, Вампилова. Вы прожили в творчестве интересную, насыщенную жизнь. Наверняка было то, что особенно запомнилось, запало в душу. На этот вопрос очень легко, но и очень сложно отвечать. Слишком много было значимых событий, потерь, обретений. Но главное мое обретение — это, конечно, театр. Вот он и запал мне в душу. Думаю, и на небесах не расстанусь с ним. Однажды со мной приключилась почти детективная история, которая вполне могла закончиться летально. В критическую минуту я ощутил пронзительную тоску, и только одна мысль билась в моем мозгу. А была она о театре. О том, что я еще ничего не успел сделать и уже, как видно, не сделаю. Но не тут-то было. Как живительный источник, энергия театра встряхнула меня, и, подавив предательскую дрожь в коленках, я вступил в психологический поединок. И победил… А утром снова была репетиция, а вечером спектакль «Старший сын» в постановке Сандро Товстоногова, в котором я играл Бусыгина. Говорят, любовь — болезнь. Она делает тебя зависимым. Нет, любовь окрыляет, и ты становишься свободным и можешь предложить зрителю полет — катарсис. Настоящая моя творческая жизнь в театре Грибоедова началась с приходом Александра Товстоногова, с появлением в репертуаре «Герострата» и многих других спектаклей, о которых до сих пор помнят и актеры, игравшие в них, и зрители, видевшие эти постановки. Сандро был ненамного старше нас, тогда еще молодых актеров, но для некоторых он стал настоящим «крестным отцом». Это было время возрождения театра. Каждый актер получил реальный шанс проявить себя, получил этот шанс и я. Стал ощущать себя в пространстве сцены, видеть перспективу роли, держать целое, чувствовать свет, звук, понимать миг. Большая радость — участие в спектаклях нынешнего худрука театра Авто Варсимашвили. «Его ждет яркое будущее!» — эти слова прозвучали из уст Сергея Параджанова и были адресованы тогда еще начинающему режиссеру, ученику Роберта Стуруа. И предсказания великого киношамана сбылись. Сегодня Авто Варсимашвили — признанный режиссер не только в Грузии, у него международная известность. «Кому это сейчас нужно? И так всем тяжело, у всех свои проблемы, а вы хотите еще и Достоевским нагрузить». Такого мнения придерживались многие театралы и коллеги, когда Варсимашвили решил ставить «Кроткую» Достоевского. Но режиссер не ошибся в своем намерении. Вот уже пятнадцать лет этот спектакль с успехом идет на сцене Грибоедовского театра. Мы показали его на пяти международных фестивалях. Не было ни одного спектакля, чтобы зрительный зал остался равнодушным. Человеческая исповедь находит отклик у публики и рождает чувство сопричастности и сострадания. А это — очищение, катарсис. Авто Варсимашвили гибко конструирует, чувствует. При всей жесткости его режиссуры, если ты идейно и художественно вписываешься в структуру, у тебя есть шанс испытать радостное чувство союзничества. Я получаю настоящее удовольствие, играя в спектаклях Гоги Маргвелашвили. Он выводит тебя на нужную орбиту. И вот перед тобой панорама земной жизни моего Сарафанова из спектакля «Старший сын». Люблю этого чудака с его драмой нереализованного художника. Чувствую его нежную душу. С первых же репетиций знал, что играть его в обычном понимании нельзя. Им нужно дышать. И Гоги тонко ориентировал, буквально ткал партитуру роли и спектакля. Его профессиональная гибкость и человеческий такт создают особое биополе, на котором прорастают актерские удачи. Все помнят грандиозный успех «Холстомера» на театральном фестивале «Золотой витязь» в Москве, когда спектакль завоевал Гран-при, а Вы — Золотой диплом за лучшую мужскую роль. Как вам вспоминается сегодня тот спектакль 2013 года? И каковы вообще ваши впечатления от гастролей «Холстомера» в разных городах России? Как принимает вас публика? Авто Варсимашвили перед премьерой «Холстомера» напутствовал актеров последними пожеланиями. Мне он сказал: «Валерий, Вы знаете, что делать. Главное — добрее. И еще что-то. Если этого «что-то» не будет, спектакля не будет!». Такой вот был экстремальный посыл, что-то на метафизическом уровне. Как писал Михаил Чехов, на сцене — я, образ и я же в роли цензора самого себя. В общем, един в трех лицах. Бродский сказал еще точнее: «Все творчество — в уши Богу!». Вот так каждый миг своего существования в спектакле «Холстомер» я соотношу с напутствием Авто, Михаила Чехова и Бродского. Где бы мы ни играли этот спектакль — в Армении, Азербайджане, Казахстане, Молдове, Беларуси, Украине и, конечно, в России — везде нас принимают на «ура!». Однажды в Магнитогорске на следующий день после нашего выступления меня нашла молодая женщина, видевшая спектакль, и сказала, что была под таким впечатлением, что ночью вышила на небольшой подушке голову лошади. Она протянула мне свой подарок со словами: «Это ваш портрет!». Теперь он всегда со мной. И когда я смотрю на него, на душе становится тепло. А на фестивале «Золотой витязь» я испытал такую гамму чувств, что мурашки до сих пор бегут по коже. В ту пору у меня были проблемы с сердцем. Должны были установить кардиостимулятор, но из-за поездки в Москву перенесли это до моего возвращения. Перед выступлением у меня случился сердечный приступ, давление было 220 на 40. Но я не хотел пугать коллег и сорвать спектакль. Наглотавшись таблеток и попросив молодого коллегу Диму Спорышева, верующего человека, молиться за меня, я вышел на сцену как в тумане. Мысль о смерти я не допускал до себя. Хотя ощущал ее дыхание в свою лошадиную холку. В этот вечер мой Холстомер был особенно инфернальным. Но с каждым шагом, не теряя надежды на спасение и себя, и спектакля, я молился и набирал силу. Туман рассеялся, и все состоялось. Наш «Холстомер» победил, и все мы были счастливы. Вы видели все — и грандиозный успех, и холод, голод, и гражданскую войну, иной раз — пустые залы. Что помогло и помогает преодолеть трудности? 90-е стали годами тяжелых испытаний, но и периодом накопления опыта. Несмотря ни на что, чувство взаимовыручки и человечности помогло людям выстоять. Помню, как в период гражданской войны звонил маме с Центрального телеграфа. Денег не было, но удивительный человек — сотрудник телеграфа Тариел давал мне возможность почти каждую ночь говорить с мамой. Я старался найти слова, чтобы успокоить ее — ведь мама так волновалась за меня! В сложные времена очень важно сохранять волю, не поддаваться панике. В эти трудные годы не прекращался творческий процесс, выходили спектакли, хотя мы не получали зарплаты, голодали. Как говорится, питались святым духом. И вот в этот непростой период без света, без газа, без тепла и денег, спасая театр, наш директор Николай Свентицкий организовал гастрольные поездки для части труппы с детским спектаклем «Принц-горбун» Ф. Кони в постановке Л. Джаши. Прежде всего, мы объездили многие города и районы Грузии. Потом отправились в Россию и в Украину. Апофеозом нашей триумфальной миссии по поддержанию русского языка явились Питер и Москва. Нам кричали «браво!» дети и их родители во всех центральных театрах столицы: во МХАТе Чехова и Горького, в Моссовете, в театрах Сатиры и Маяковского, на Таганке, в ТЮЗе. Имя Николая Свентицкого вызывает священный трепет у менеджмента на всем постсоветском пространстве, потому что он высокий профессионал своего дела и большой патриот родного театра. Всегда спасало творчество. Сейчас мы с Гоги Маргвелашвили работаем над «Записками сумасшедшего» Гоголя, где я репетирую роль Поприщина. И Николай Васильевич, несомненно, был провидцем. «А вот эти все, чиновные отцы их, вот эти все, что юлят во все стороны и лезут ко двору и говорят, что они патриоты и то и се: аренды, аренды хотят эти патриоты! Мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!» Как спасти мир, погрязший в корысти и безумии? Как самому не сойти с ума? «Ведь они не внемлют, не видят, не слушают меня. Мне нет места на свете!» Сколько боли в словах героя гоголевской повести. И как актуален этот смысл. Пандемия не дала нам пока возможности ни сыграть премьеру этого спектакля, ни стать участниками питерского международного театрального фестиваля «Встречи в России». Но одно дело — поставить спектакль, другое — не дать ему развалиться. Скоро полгода, как все зависло. Но я работаю дома. Моя жена Инна помогает с музыкальной партитурой, я же на полную катушку играю спектакль, приводя в изумление нашего пока единственного зрителя — кошку Ниньдзю, которая, по-моему, в восторге. Таким образом мы держим планку этого чрезвычайно интересного и стилистически сложного материала. И противостоим возникшим трудностям. Ни шагу назад, за нами — Гоголь. И, конечно, Москва. Российско-грузинские отношения сегодня весьма непростые. Как быть в этой ситуации? Способен ли театр и — шире — культура как-то способствовать оздоровлению политического климата? Во время наших частых поездок по городам России происходят встречи, завязываются дружеские отношения. Новые знакомые приглашают друг друга в гости, переписываются. Это происходило на моих глазах много раз. Народная дипломатия имеет огромное значение! И потом, наш театр представляет за рубежом культуру Грузии как государственный театр этой страны, в то же время мы пропагандируем русскую культуру на международных площадках, в том числе — на российских сценах. Только «Холстомера» мы показали во многих странах и везде встречали любовь и признание. Политика должна быть более гибкой, мудрой, а между простыми людьми притяжение и дружеские чувства будут всегда. О чем вы мечтаете? Моей мечтой всегда была режиссура. И я осуществил несколько постановок задолго до того, как окончил магистратуру и получил диплом режиссера. В 1991 году выпустил спектакль «Заплыв по реке забвения» по роману Рэя Бредбери «451 градус по Фаренгейту», в 2001-м — моноспектакль «Мне скучно, бес… Чур-чур меня!» по драматическим произведениям Пушкина — с этой работой меня пригласили на Московский международный фестиваль моноспектаклей «Sоlо» в 2009 году. В 2012-м поставил спектакль «Мистическая ночь с Сергеем Есениным, или Прыжок в самого себя» по собственной пьесе — премьера состоялась в рамках Тбилисского международного театрального фестиваля. А в прошлом году мой дипломный спектакль «Зона турбулентности, или В поисках потерянного рая» по мотивам пьесы Э. Олби «Случай в зоопарке» стал участником Тбилисского международного фестиваля искусств имени М. Туманишвили «Gift». Поэтому моя мечта — продолжать заниматься и режиссурой тоже. Что бы Вы хотели пожелать театру в дни юбилея? Театр — это прежде всего люди, и я хочу пожелать всем нам в юбилейные дни здоровья, взаимоуважения, творчества и признания.