Николай Зубрилин: Десять-двадцать таких городов как Хабаровск – и будет катастрофа

Журналист «Свободной Прессы» поговорил с руководителем фракции КПРФ в Мосгордуме Николаем Зубрилиным об актуальных темах этого года: об аресте Олега Шереметьева, о давлении на Совхоз имени Ленина, которым руководи Павел Грудинин, о росте протестных настроений в России и роли в этом самой власти, которая не привыкла делиться полномочиями и даже разговаривать. И о многом другом. «СП»: – На днях в Москве проходило общественное тестирование системы дистанционного электронного голосования. Как вы относитесь к такому голосованию? – Отношусь резко негативно к любому дистанционному голосованию и любому голосованию, кроме как через бумажные бюллетени. Бумажный бюллетень – это документ, которые человек видит, он ставит в нем галочку и опускает в урну. При электронном дистанционном голосовании используются такие технологии, при которых в случае судебных разбирательств очень трудно оспорить результат или доказать свою правоту. Вы же не можете пожаловаться на компьютерный сбой. А чиновники могут сказать, что был сбой, была пауза в подаче электроэнергии, оборвался провод, произошло нарушение связи, магнитные бури – все, что угодно. И это такие вещи, на которые нельзя влиять. Использование электронного голосования – это создание неправильных условий для выборов. Оно выгодно чиновникам, потому что дает им возможность сделать практически любой результат, и его будет очень сложно оспорить. У нас неоднократно были примеры этого, в том числе и в Москве. Во время прошлых выборов в Мосгордуму на тех округах, где проводилось пробное электронное голосование, чудесным образом кандидаты от партии власти получили результаты разительно выше, чем в других округах. Но даже в таком случае у остальных не может уменьшаться. Это говорит о том, что здесь путем прерывания работы системы и вмешательства в электронику у одного из кандидатов отняли голоса. Точнее доказательства вреда электронного голосования и использования в нем интернет-технологий быть уже не может. Но во время прошлых выборов мэра у нас опять организовывали участки не только в Москве, но и в Подмосковье, и в других регионах. Кто может проконтролировать ситуацию на избирательном участке, скажем, в Воронеже? Даже будь там трижды честный председатель избирательной комиссии, ему совершенно не интересны проблемы Москвы, никто не будет особо строго контролировать ситуацию на удаленном избирательном участке. При этом любой чиновник, получив результаты, имеет в своем распоряжении целую ночь до шести утра следующего дня, чтобы их скорректировать. В 2011 году у нас были неоднократные жалобы на то, что ночью переписывались протоколы. Вместо девяти участковых комиссий, на которых победили представители КПРФ, уже к утру таковых оказалось всего шесть. То есть ночью были переписаны три протокола. И на одном из участков приписали представителю провластной партии целую тысячу голосов – это огромная сумма для участковой комиссии, практически 80% всех участников голосования. Вот такие случаи происходят, когда нет контроля, или когда невозможно проследить за происходящим, как при электронном голосовании. У нас по закону присвоении властных полномочий наказывается. Но если какая-то партия вбросила в свою пользу некоторое количество бюллетеней, этим она увеличила свое представительство в органах власти, значит, захватила эти посты. Это и есть незаконное присвоение властных полномочий. Правоохранительным структурам следует больше внимания уделять избирательным процессам. Когда у нас будут честные выборы, тогда и на улице никаких протестующих не будет. Не будет трений в обществе. И думское большинство, даже если оно и не социально ориентированное, все равно будет вынуждено работать, чтобы отвечать чаяниям народа. О протестах и противостоянии власти и оппозиции «СП»: – То есть, протестная активность в России является прямым следствием нарушений и вбросов на выборах? – Легко игнорировать требования людей на улицах, когда у вас в Думе 340 депутатов, больше конституционного большинства. А если будет хотя бы 250, простое большинство – вы уже не сможете игнорировать мнение улиц. А если меньше 226, меньше половины депутатов – уже никакого административного диктата не будет, и вы не сможете принимать закон о повышении пенсионного возраста – и люди не позволят, и рука не поднимется. Вопрос думского большинства – вопрос спокойствия в обществе и снятия с повестки дня революционных проявлений. А сейчас можно говорить, что люди выходят на улицы уже без лидеров. Власть должна усвоить, что выход народа на улицы без лидеров – еще страшнее, чем выход с лидерами. Потому что это и есть настоящие народные возмущения. Выходят мамы с детьми, пенсионеры, молодежь. А наказать некого. Это настоящий народный протест, и если власть доводит до такого, то нужно срочно задуматься. Нужно сформировать какую-то государственную группу для организации переговоров. Сейчас в Мосгордуме, в Госдуме, в Совете Федерации не получается нормального конструктивного разговора между думским большинством и оппозицией: кругом оппозицию давят, затыкают рот. Они говорят: нас большинство, и поэтому мы делаем то, что считаем нужным. Но вас меньшинство! Их люди меньше поддержали, чем нас, а они паразитируют на депутатских мандатах и делают такие вещи, которые наносят ущерб государству. У нас уже образование – не только платное, но еще и дистанционное. Сейчас лечить будут дистанционно. Это уже доходит до абсурда. Чиновники уже на обычные формы разговора не реагируют. Значит, нужны другие формы диалога. Иначе, как показывает нам Хабаровск, если таких городов в России станет 10, 15, 20, 30 – это будет катастрофа. Тогда мало никому не покажется. Нарушится жизнь у всех – не только у власти, но вообще у всех людей. «СП»: – Как оцениваете в этой связи антикоронавирусные меры? – Я считаю, что чиновники злоупотребляют ситуацией с коронавирусной инфекцией и под видом контроля за заболеваемостью взялись контролировать общество. И они этим себя спасают от протестных проявлений. Некоторые чиновники с радостью ухватились за ситуацию с коронавирусом, когда можно людей поместить, по сути, под домашний арест, как Олега Шереметьева. Доходило до смешного: человек пошел в магазин, отошел на сто метров – еще нормально. А сделал еще один шаг, ему говорят: ему уже могут впаять штраф. Это абсурд. Митинги можно запретить, одиночные пикеты – получается, тоже. Чиновники говорят, что одиночные пикеты хоть и разрешены по закону, но в период коронавирусной инфекции их тоже надо запретить, потому что рядом с одиночным пикетчиком собираются журналисты, сочувствующие. Конечно, они будут собираться, но, например, не рядом, а на определенном расстоянии. Пусть собираются, пусть читают плакаты, и если на плакате написано требование отправить в отставку какого-либо чиновника, это не криминал. Он имеет на это право. А журналисты имеют право это снимать – у нас есть свобода прессы. И у нас прописано в законе, что каждый гражданин Российской Федерации имеет право свободно получать и распространять любую не запрещенную законом информацию. Любой человек может подойти и снять на телефон видео с пикетом, а потом выложить его в интернет и прокомментировать – поддержать или не поддержать пикетчика. Но у нас дошло до того, что депутата Мосгордумы задержали на одиночном пикете у здания ГУ МВД на Петровке, 38. Меня на 9 Мая задерживали. Я вышел на Пушкинскую площадь, рядом со мной вообще никакого не было, ближайший человек от меня был в трех-четырех метрах. У меня не было никакого плаката. Я был в армейской пилотке, в гражданской одежде и с гармошкой, пел «Катюшу», пел «Как родная меня мать провожала...». Спел несколько песен – и меня задержали. Суд, правда, оправдал: сказал, что я прав и имею право на 9 Мая петь на Пушкинской площади военные песни. Но мне сорвали мое одиночное празднование 9 Мая. Это абсурд: задержать депутата Мосгордумы за то, что он в День Победы поет песню «Катюша» на Пушкинской площади. А одновременно другой депутат Мосгордумы спокойно идет по Красной площади, дает интервью и делает видеозапись, и его никто не задерживает. У нас, получается, депутаты Мосгордумы тоже распределяются по сортам. Вот до такого абсурда дошли некоторые чиновники. «СП»: – Как вы считаете, с чем связан арест депутата Олега Шереметьева? – Депутат, нанимая себе помощника, обязан обеспечить его заработной платой, которая идет через аппарат Мосгордумы из бюджета Москвы на содержание думы. Это обязанность именно депутата. Сколько будет помощников – решает сам депутат. Он может заплатить одному всю премию, а остальным ничего не заплатить. И это говорит о том, что депутат оценил качество работы одного помощника, а троим решил не выплачивать премию, потому что посчитал, что они работали неудовлетворительно. Справедливо это или нет – вопрос этический, моральный. Но юридическая сторона состоит в том, что деньги депутат имеет обязанность распределять деньги сам. Олег Шереметьев сделал то, что он обязан делать. Все остальные толкования действий Олега Михайловича, я думаю, подтянуты за уши. Нарушений он фактически не совершал. А то, что ему вменяется – я бы назвал это наветами. Потому что использовать ссору депутата и помощника в чьих-то интересах – это непорядочно. Я считаю, его преследование политически мотивировано. И это тоже неправильная работа с представителем оппозиции. На мой взгляд, Олега Шереметьева сегодня не стоило бы заключать под домашний арест. Он спокойно может продолжать работать с избирателями. Есть такая форма, как подписка о невыезде и явка по первому требованию на следственные действия. А домашний арест, я считаю, излишним. Кстати, в отношении работы с избирателями и документами на него никто не накладывал ограничения, и я думаю, ему надо дать возможность заниматься этим, выполнять свои депутатские обязанности. Мы, депутаты фракции КПРФ и несколько других депутатов, 30 августа в очередной раз сформировали политическое заявление в защиту Олега Михайловича Шереметьева с просьбой разобраться по существу и не осуществлять в отношении представителя оппозиции политических репрессий, а мы считаем этот домашний арест политическими репрессиями. О борьбе власти с оппозицией и оппозиционерами "СП": – На ваш взгляд, есть что-то общее между арестом Николая Платошкина, арестом Олега Шереметьева, возможным отравлением Навального и кампанией против бизнеса Павла Грудинина? Можно сказать, что идет широкомасштабное давление на оппозицию? – Я выскажусь только о двух лицах, с которыми я более близко знаком. Навального я ни разу в жизни очно не видел, поэтому говорить о нем не буду. Платошкина я видел единственный раз, когда он приезжал в Мосгордуму на круглый стол, кроме этого мероприятия у меня никаких отношений с ним не было. Что касается Грудинина, картина более-менее ясна. Там идет попытка рейдерского захвата. Пока товарищ Грудинин не выдвигался на должность президента – никаких проблем у него не было. Он выступал по телевидению, делился опытом. Но все резко изменилось, когда он принял участие в выборах. Это говорит о том, что наша политическая система не выдерживает той конкуренции, которая предписывается демократическими нормами. Видимо, у руководящих чиновников есть люди в их командах, которые представляют Павла Грудинина каким-то невероятным образом. Может быть, идет какая-то клевета или сокрытие информации. Мы чувствовали, что федеральное руководство было резко настроено против Павла Грудинина, поэтому у него начались проблемы. Появились рейдеры, недовольство ближайших родственников. Такой скандал очень легко инсценировать или спровоцировать, для этого достаточно распустить негативные сплетни, а потом иди доказывай, что это неправда. Люди обидчивы. Я считаю, что Павла Грудинина оговорили, и сегодня идет попытка рейдерского захвата со стороны полуофициального-полукриминального субъекта, как Владимир Палихата. Он известен с 90-х годов, вхож во многие властные коридоры, числит себя бизнесменом, скупает акции предприятий. Очень много структурных и промышленных объектов уже стали жертвами таких рейдеров, как Палихата и иже с ним. У нас в Подмосковьем было 15 крупнейших агрохозяйств, 14 разорились. Единственное, которое выжило в наших условиях, выдает прибыль, имеет колхозные поля и технику, жилой фонд, производственную базу и еще предлагает серьезные социальные условия – это хозяйство, которым руководит Павел Грудинин. Но эта земля очень ценится, если ее застроить коммерческим жильем, сотни миллиардов рублей в качестве прибыли попадут в карман любому застройщику. А наши застройщики уже сумели организовать крепкие связи с федеральными чиновниками и, пользуясь их покровительством, или хотя бы невмешательством, применяя свои огромные денежные суммы, оформляют участки и получают прибыль. Видимо, это хозяйство некоторым мешает еще и самим фактом положительного примера. Если хотя бы сотня агрохозяйств в Российской Федерации будут такими, как под началом Грудинина, нам не надо будет завозить из Турции помидоры, из Болгарии и Польши – яблоки. У нас благодатная земля, и даже в средней полосе у нас можно получать богатый урожай яблок, кабачков, капусты, сахарной и кормовой свеклы, подсолнечника. А уж о животноводстве и говорить нечего. Но видимо, кому-то выгодно покупать продукцию из-за рубежа: на обмене валюты можно получать серьезную прибыль, плюс, каике-то денежки можно наварить на таможне. Посмотрите, как устроена конкурентная среда в Италии и Испании: когда получен большой урожай цитрусовых, их просто давят тракторами, чтобы удержать цену. У нас схема подобная, только нашим хозяйствам не дают даже выращивать, а продукцию завозят из-за границы. Почему бы не назначить Павла Грудинина хотя бы заместителем министра сельского хозяйства? Административного ресурса для модернизации сельского хозяйства ему в таком случае будет вполне достаточно, и через 10 лет мы не узнаем Россию, у нас будет всего вдоволь. Жаль, что на федеральном уровне не приветствуются такие руководители. «СП»: – То есть, объединять случаи с Шереметьевым и Грудининым все же нельзя? – Ситуации, конечно, разные. Шереметьев исполнял свои полномочия депутата Мосгордумы, он представитель законодательного органа власти – в его случаи это чистая политика. А Павел Грудинин – хозяйственник, руководитель, производственник, и у него идет рейдерский захват.