The New York Times (США): я активистка из России, и я не могу поверить, во что превратилась моя жизнь

К настоящему моменту вы, вероятно, уже видели новости о том, что Алексея Навального, еще одного ведущего критика президента России Владимира Путина, скорее всего, отравили. Должно быть, это кажется ужасным. Возможно, это кажется вам как раз тем, что обычно происходит «где-то там» — в России, в Белоруссии, в авторитарных государствах. Но при ближайшем рассмотрении все гораздо ужаснее. Иногда мне трудно поверить, что это моя жизнь. Я знаю многих, кого атаковали точно так же, как атаковали моего друга Алексея. Это кажется мне ужасными проявлениями дежавю, но менее двух лет назад мы работали с теми же самыми активистами, чтобы организовать такой же рейс в ту же клинику в Германии, чтобы эвакуировать и вылечить отца моего ребенка Петра, когда он тоже лежал без сознания после отравления. Мы получали точно такие же отписки от российских врачей, которые тоже рассказывали нам нелепые истории о том, что это вовсе не отравление и что он, вероятно, сам с собой это сделал. Врачи точно так же оттягивали момент эвакуации Петра в Германию, чтобы следы токсинов успели исчезнуть из его крови. Было ужасно сидеть рядом с его кроватью в берлинской клинике — как это делает сейчас супруга Алексея Юлия, — и думать, что, возможно, человек, которого я зову Петей, которого я люблю, этот живой, веселый, добрый человек больше никогда ко мне не вернется. Какой должна быть политическая цель, чтобы сотворить подобное с другим человеком? Скажу вам, что были моменты, когда я просто выходила на улицу, чтобы прогуляться, — что еще мне было делать? Были моменты, когда мы рассказывали анекдоты у его больничной койки — чтобы попробовать посмеяться, чтобы смягчить напряжение, чтобы разрушить атмосферу ужаса происходящего. Трое диссидентов, с которыми я лично была знакома, были убиты (Борис Немцов, Анастасия Бабурова, Станислав Маркелов), а двоих избили до полусмерти (Михаил Бекетов и Олег Кашин). Меня отправили в тюрьму на два года — просто за то, что я спела песню, — в то время как многих других активистов приговорили к более длительным срокам, и им была уготована более тяжелая участь. Такова реальность, в которой я живу изо дня в день, в которой изо дня в день живем мы в России и мои друзья в Белоруссии. Ты учишься с этим жить, бороться, как можешь, мириться с этим, насколько возможно, и это превращается в твою жизнь. Разумеется, мишенью авторитаризма Путина становятся не только активисты: жадность и коррумпированность президента и нескольких близких к нему семей сказываются на всех, сказываются ежедневно. Уровень неравенства в России зашкаливает. Недовольство нарастает. Многие россияне уже устали от реакционной, постимперской, репрессивной послевоенной политики и уже готовы стать передовой страной, сосредоточенной на строительстве инфраструктуры, улучшении качества школьного образования и здравоохранения. После выборов 2018 года рейтинг Путина постепенно снижался, и в мае он достиг минимума в 59%. Наш президент недавно изменил законы, и теперь он может оставаться на своем посту до 2036 года, но его программа репрессий начиналась вовсе не так демонстративно. Подобные вещи происходят постепенно, шаг за шагом. И каждый из этих шагов может сначала казаться относительно мягким — плохим, но не смертельным. Вы злитесь, иногда, возможно, даже высказываетесь вслух, но вы продолжаете жить. Обещание нашей демократии было разобрано на кусочки, один кусочек за другим: назначены коррумпированные приспешники, изданы президентские указы, предприняты действия, утверждены законы, сфальсифицированы голоса. Это происходит медленно, с перерывами, и иногда мы даже не видели, насколько неуклонно это происходит. Подобно трусу, автократия подкралась незаметно. Надя Толоконникова — активистка и основательница группы Pussy Riot.