Tygodnik Powszechny (Польша): гордость и проклятие

Белый пух, который между сентябрем и ноябрем вырастает на тянущихся от Ферганской долины до границы с Туркменистаном узбекских полях, напоминает вату. Круглые пушистые шарики помещаются в ладонь. Ровные ряды низких кустов хлопчатника эффектнее всего выглядят на закате, их вид наполняет ощущением стабильности и покоя, хотя как раз с покоем хлопок общего имеет мало. «Ок-олтин», то есть белое золото, главный экспортный товар Узбекистана, присутствует на государственном гербе и упоминается во множестве песен поп-исполнителей. На протяжении десятилетий он также выступает диктатором, от которого страдают сотни тысяч людей. В согнутом положении Когда Саша попала в детский дом, ей было 15. Шел 2008 год. Мать умерла, а отец не мог обеспечить девочке спокойного детства. Именно тогда она впервые увидела поля хлопчатника. Вместе с другими детдомовцами ее каждое утро возили на автобусе на поля под Гулистаном, находящемся в Сырдарьинской области, собирать в палящих лучах солнца белое золото. Саша была самой старшей в группе. «Детей, ничуть о них не заботясь, отправляли в поля. Мы работали с рассвета до обеда, каждый день. На нас не кричали, если нам не удавалось за день собрать достаточного количества, но нам пришлось работать до самого конца сезона сбора урожая», — вспоминает Саша. Потом, в 2011 году, уже учась в техникуме, она оказалась в полях снова. Руководство учебного заведения отвезло своих подопечных в пустые бараки, стоящие на краю плантации, которые стали их новым домом на весь период уборки хлопка. Спали на тонких матрасах, через которые чувствовался холод бетонного пола, работали с шести утра и до восьми вечера. Постоянно в согнутом положении, голодные, страдающие от жажды. «Я два раза теряла сознание, не могла выдержать на солнце. Над нами стояли и проверяли, сколько мы собрали. У меня пошла из носа кровь, я упала в обморок, — рассказывает Саша. — В день нужно было собрать 60-70 килограммов. Это тяжелый труд, особенно для человека, который к нему не привык. Собирают только белый пух, но это совсем не просто. Нужно быть осторожным: руки расцарапаны, солнце палит, сделать перерыв и что-то съесть нельзя». Подневольный труд Хлопчатник в Узбекистан первый раз привезли еще при царской России, но лишь СССР превратил пустыни Средней Азии в огромные плантации белого золота. Воды Амударьи и Сырдарьи, рек, которые питали Аральское море, перенаправили при помощи каналов так, чтобы они орошали поля. В 1950-е годы возникло явление подневольного труда: нужно было выполнить спущенный из Москвы план по сбору урожая. Работники органов администрации, военные, учителя, врачи и медсестры, а также учителя и студенты каждый год оставляли свою работу или учебу, чтобы голыми руками собирать белый пух во славу советского государства. Когда в 1991 году оно распалось, почти ничего не изменилось, однако, ставший независимым Узбекистан уже стал работать на себя. Хотя в 2007 году коалиция «Коттон Кампэйн», в которую вошли правозащитные организации и западные производители одежды, призвала к бойкоту узбекского хлопка, президент Ислам Каримов, находившийся у власти с 1989 года, даже и не думал избавляться от бесплатной рабочей силы. Многим существовавшая схема казалась честной: благодаря хлопку страна развивалась, а каждый гражданин, работая в поле, мог внести свой вклад в процветание Узбекистана. Лишь в 2016 году после смерти Каримова, когда к власти пришел много лет занимавший пост премьера Шавкат Мирзиеев, тема подневольного труда стала предметом дискуссий. Новый президент объявил о ряде реформ, которые должны были положить конец использованию сомнительных практик. Сначала новое руководство запретило принудительный детский труд, потом с полей пропали также учителя, вузовские преподаватели и медики, а за принуждение к работе на хлопковых полях ввели суровое наказание. Раньше плантации находились под контролем государства, теперь они стали переходить в частные руки. Появились десятки кластеров — холдингов, объединяющих небольшие фирмы. Ведя конкуренцию на свободном рынке, они должны были положить конец эпохе ошибок и просчетов. Больше 100 тысяч Однако этого оказалось недостаточно, чтобы ликвидировать проблему. Сейчас использование подневольного труда в Узбекистане уже не имеет, как считает Международная организация труда, системного характера. Одновременно в докладе, опубликованном в начале этого года, отмечается, что во время сбора урожая в 2019 году более 100 тысяч граждан продолжали к нему принуждать. Это много, хотя и гораздо меньше, если сравнивать со временами Каримова, когда в поля каждый сезон выходили почти 3 миллиона человек. Правозащитники, в том числе представители «Коттон Кампэйн», считают, что 100 тысяч — это заниженная цифра. Но даже если она соответствует действительности, проблема остается системной. Почему ее так сложно изжить? И кого принуждают работать на хлопковых полях? В предыдущий сезон сбора урожая, в 2019 году, каждый регион получил планы по объему производства, так что несмотря на официальный запрет использовать подневольный труд, им пришлось в рамках экономии привлечь к сбору госслужащих. Однако в полях в большинстве случаев не появились налоговики, банкиры или военные. Сейчас подневольный труд имеет неявный характер. От рассвета до заката Перенесемся в осень 2019 года. Под городом Бука Ташкентской области палит солнце, хотя уже почти середина октября. Все задействованные в сборе урожая, от сборщиков до их руководителей, знают, что подневольный труд официально запрещен, однако, легко заметить, что реальность выглядит иначе. Стройная, одетая в офисном стиле узбечка, которая руководит информационным центром, держит в руках список с распределением секторов на текущий сезон сбора урожая. За первый отвечает налоговая служба, за второй — сотрудники хокимата (локальной администрации), за третий — полиция. Женщина этого не скрывает, хотя, видя удостоверение Международной организации труда (его продемонстрировала сопровождавшая меня сотрудница этого органа), впадает в легкую панику. В раскаленных полях работают преимущественно женщины. Рабочая одежда, традиционный головной убор, 20-килограмовые мешки собранного хлопка на плечах. Его сгружают в наполненные белым золотом грузовики. Трудятся от рассвета до заката, часто без перерыва на обед. Некоторые сборщицы отдыхают под чахлыми, не дающими тени деревьями, но большинство работает, не покладая рук: чем больше они соберут, тем больше заработают, важен каждый килограмм. Никто из присутствующих в поле не напоминает сотрудников администрации. Впрочем, вскоре оказывается, что все сборщики приехали из Самаркандской области, которая находится в сотнях километров от Буки. Сбором хлопка они занимаются не первый год, а деньги, заработанные в этот период, для многих из них — единственный заработок за весь год. Все говорят, что приехали в Буку добровольно и нанимаются работать на сборе хлопка каждый год. Однако узнать что-то больше и расспросить сборщиков с глазу на глаз не удается: на место сразу же приезжают управляющие плантацией, узнать, что происходит. Нанятые сменщики Сейчас мало кого принуждают к физическому труду. Работники банков, административных или налоговых органов, направленные работать в полях, за собственные деньги нанимают сборщиков, а сами в это время отдыхают, едят и пьют в снятых для них местными властями домиках. Сборщиков, в свою очередь, размещают во временных бараках без удобств. Главное, чтобы было дешево, ведь за процесс сбора платят госслужащие, хотя это теоретически незаконно. «Министерство труда опубликовало список фамилий 43 официальных лиц, которых обвинили в использовании принудительного труда, — рассказывает глава организации „Узбекско-немецкий форум за права человека" Умида Ниязова. — Хотя Международная организация труда утверждает, что фамилий было 259, мы не знаем, кем были все остальные люди, понесшие наказание. Осудили, например, 15 менеджеров банков. Когда приходит время сбора урожая, банки во всех регионах начинают отправлять своих сотрудников на хлопковые поля или заставляют их нанимать кого-то на свое место. Разумеется, проблема имеет системный характер. Ни банкиры, ни ветеринары, не заинтересованы в том, чтобы их люди работали в полях, но это приказ, поступающий с уровня администрации региона: у нее есть план, который нужно выполнять». В марте этого года Узбекистан объявил, что он откажется от центрального планирования на рынке хлопка. Теперь отдельные регионы не будут каждый год получать планы объема производства. В теории такой шаг должен положить конец использованию подневольного труда, однако, у правозащитных организаций возникают на этот счет сомнения. Хотя в апреле этого года руководство Узбекистана призвало коалицию «Коттон Кампэйн» прекратить бойкот узбекского хлопка, та до сих пор не приняла окончательного решения. В конце концов власти еще не доказали, что им можно верить на слово. Как будет выглядеть ситуация станет ясно только осенью, когда подойдет пора сбора урожая. Работа пожилых женщин обходится дешевле всего Использование подневольного труда — это не единственная проблема, связанная с хлопком. Как показывает исследование Ольстерского университета и Узбекско-немецкого форума за права человека, в Узбекистане на рынке хлопка вместо государственной появились частные монополии. Большинство частных кластеров, которые сейчас контролируют производство этого сырья, связаны с местными властями, и лишь небольшое количество предприятий ведет прозрачную деятельность. Многие компании, управляющие полями, ранее обращались к незаконным методам ведения бизнеса. В таких условиях надеяться на исчезновение принудительного труда сложно. Проблема также заключается в отсутствии механизации. Пожилые женщины, в жару носящие на плечах тяжелые мешки, это типичная для узбекской сельской местности картина. Хотя правительство объявило, что к 2021 году процесс сбора хлопка полностью механизируют, в такие обещания поверить сложно. Механизация потребует увеличения пространства между рядами кустов хлопчатника и выращивания новых сортов. Правда, Узбекистан старался в последние годы провести реструктуризацию сектора, направленную на то, чтобы страна экспортировала больше готовых тканей, а не хлопка-сырца, однако, на радикальные перемены может потребоваться больше средств, чем готовы потратить владельцы кластеров. В конце концов работа пожилых женщин обходится дешевле всего. «Мне не нравится эта система. Люди, чаще всего пожилые, портят здоровье, дышат пылью и химикатами. Зачем нам все это? Почему те, кто нами управляет, сами не едут собирать хлопок, а отправляют тех, у кого нет выбора?» — недоумевает Саша. На берегах пустыни Поездка в Муйнак, находившийся когда-то на берегу Аральского моря, показывает истинный масштаб трагедии, которой обернулся диктат белого пуха. В том месте, где раньше был один из важнейших светских портов, простирается сейчас бесплодная пустыня. Ветер разносит едкую пыль: это осевшие на земле остатки удобрений и химикатов, которыми обрабатывали хлопковые поля. Аральское море отодвинулось от города на 150 километров. Многие местные жители лишились источника дохода. Нет уже ни рыбаков, ни консервного завода. В Муйнаке делать нечего, поэтому люди уезжают в города или за границу. Виноват во всем хлопчатник, при выращивании которого используется огромное количество воды. Ее в Узбекистане нет. Дельта Амударьи, где некогда бурлила жизнь, сейчас представляет жалкое зрелище. Сложно ожидать, что Узбекистан, занимающий шестое место в списке мировых производителей хлопка, откажется от его выращивания, но следующие поколения могут задаться вопросом, стоило ли оно того, ведь хлопок стал не только гордостью узбекского народа, но и его главным проклятьем.