Не надо подчинять российскую науку чужой идеологии

Продолжается дискуссия вокруг классификатора болезней МКБ – 11, который принят Всемирной организацией здравоохранения и должен быть – к январю 2022 года – принят российским минздравом. Эта дискуссия высвечивает проблему, которая назревала уже какое-то время, но приобрела особую рельефность в связи с последними событиями. Например, масштабными выступлениями левых экстремистов, последовавшими за трагической смертью Джорджа Флойда. Речь о том, что западным научным институтам, задающим стандарты остальному миру – включая Россию – в свою очередь, в ряде областей задают стандарты политические активисты, не имеющие отношения к науке. В новой Международной классификации болезней это проявляется, в частности, тем, что трансгендерность выводится из числа психических расстройств. Читатель может спросить, в чем же тут проблема, и почему мы должны беспокоиться об этом решении, принятом учеными медиками. Проблема в том, что это решение мотивировано не наукой, а политикой. И хотя нельзя сказать, что оно открывает ящик пандоры - он был открыт раньше – оно знаменует важный этап в подчинении науки идеологии. И нам стоит подумать, хотим ли мы подчинять нашу науку – в данном случае, нашу медицину – чужой идеологии. Мы привыкли относить к несомненным достоинствам науки ее объективность – ученый в Калифорнии, горячий сторонник Демократической партии США, ученый в Пекине, член КПК, ученый в Москве, который, к примеру, вообще не интересуется политикой – все они, практикуя одинаковый научный метод, должны приходить к тем же результатам. Конечно, на практике все сложнее – но в целом мы привыкли верить в то, что научное сообщество способно саморегулироваться и поддерживать стандарты объективности. Научная истина не может зависеть от идеологических, религиозных или национальных предпочтений конкретных ученых. Правительству, которое не хочет быть побито в международной конкуренции, нужны серьезные научные достижения – и поэтому оно позволяет ученым выполнять их работу, и не диктует им, к каким именно выводам они должны приходить. Но таков высокий идеал науки, на практике так бывает не всегда. Мы можем вспомнить знаменитую сессию ВАСХНИЛ 1948 года, где ряд ученых подвергались уничтожающей критике не за какие-то, собственно, научные упущения, но за предполагаемое несоответствие материалистической идеологии. Или еще более тяжелый случай с «арийской физикой» национал-социалистов. Поскольку тоталитарные политические движения всегда претендуют на «научность», то на ученых возлагается обязанность обосновывать эти притязания – чем они должны заниматься, под страхом, как минимум, утраты своих постов. Нечто подобное – подчинение науки политике – происходит на Западе сейчас. Какое-то время назад, когда консерваторы поднимали тревогу относительно нового тоталитаризма, набирающего силу в западных университетах, от них отмахивались – отсталые люди, полные религиозных и прочих предрассудков, вечно они против всего нового. Но, по мере развития процесса, тревогу стали выражать люди вполне себе прогрессивных убеждений – которые тоже стали замечать, что паровоз прогресса летит куда-то явно не туда. Американский физик Лоренс Краусс – известный атеист, которого никак нельзя отнести к лагерю благочестивых консерваторов – написал письмо в газету Wall Street Journal, в котором сравнивает развитие событий в американской науке с «нацистским осуждением «еврейской» науки или сталинской кампанией против генетики, которую возглавлял Трофим Лысенко». Краусс в своем письме приводит примеры западных ученых, которые недавно лишились своих постов из-за того, что активисты сочли их поведение идеологически неправильным, «расистским» или «дискриминационным». Но особенно тяжелые результаты политическое давление принесло в области медицины – где идеологизации подверглись представления сначала о гомосексуализме, а потом о трансгендерности. Трансгендерность – это душевное расстройство, при котором человек относит себя к противоположному полу и глубоко тяготится своим «неправильным» телом. Это душевное расстройство не следует путать с транссекуальностью – очень редкой врожденной проблемой, когда человек имеет признаки обоих полов. Трансгендер физически ничем не отличается от здорового представителя своего пола; вся его проблема находится исключительно в психической сфере. У большинства детей, которые проявляют признаки трансгендерности – или, как еще говорят, «гендерной дисфории» – они проходят сами собой к подростковому возрасту. Девочка, которая предпочитала играть в компании мальчиков с машинками и пистолетиками, в общем случае вырастает в здоровую девушку, и становится счастливой женой и матерью. Однако на современном Западе это не так – ребенка, который проявляет признаки отнесения себя к другому полу, могут тут же записать в «трансгендеры», называть его измененным под «психологический пол» именем, кормить тяжелыми гормонами, блокирующими нормальный процесс полового созревания, и готовить к калечащей операции, в ходе которой его навсегда лишат возможности жить нормальной половой жизнью и зачинать детей. Специалисты, которые консультируют родителей и самих подростков, действуют в рамках идеологии, которая предписывает при малейших признаках гендерной дисфории тащить человека на гормональную терапию и под нож – даже не пытаясь выяснить, а нельзя ли помочь человеку на психологическом уровне. Считается – вопреки всякой очевидности – что человек «рождается» трансгендером, и чем раньше это обнаружат и начнут готовить его к «переходу», тем лучше – потому что если не «переделать» человека в лицо противоположного пола, то он (или она) непременно совершит самоубийство, и «консультанты» стараются внушить это обеспокоенным родителям. При этом число случаев гендерной дисфории растет взрывным образом – по официальным данным, например, шведских медиков число девочек 13-17 лет, относящих себя к противоположному полу, с 2008 по 2018 год выросло на 1 500%. Прописью: на одну тысячу пятьсот процентов. Тут уже не только наш брат консерватор – который был против с самого начала – но и часть либералов начинают замечать, что что-то пошло не так. Джоан Роулинг недавно прославилась, высказав беспокойство обо всех этих девочках, которых поспешно подвергают калечащим операциям. Она вызвала бурю ненависти со стороны ЛГБТ-активистов, от нее отреклись даже актеры, сыгравшие в фильмах по ее книгам. Но она-то, как человек уже очень богатый, может себе это позволить – а вот рядовые научные сотрудники или медики вынуждены подстраиваться, чтобы не вылететь с работы. Можно надеяться, что эта волна исступленного безумия когда-нибудь схлынет, и «специалисты» будут всю свою оставшуюся жизнь платить компенсации изувеченным ими людям. Но, пока она еще бушует, мы стоим перед необходимостью решать, что нам делать со стандартами, продиктованными не наукой, а идеологией – и институтами, находящимися под сильным влиянием этой идеологии. Конечно, международное сотрудничество в области науки, и, особенно, медицины – огромное и незаменимое благо. Там, где оно оборачивается несомненной пользой, оно должно развиваться. Но нам стоит проявить разборчивость и не импортировать деготь вместе с медом. Война левых активистов с наукой происходит не у нас; и нам вряд ли стоит принимать плоды поражения науки в этой войне.