"Зеленый дом" Казани: возмутительная перекраска в розовый и криминальные дворы
"Логовища мокрых улиц" краеведа Алексея Клочкова. Часть 32-я Один из самых любопытных районов Казани — Забулачье, в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова "Казань: логовища мокрых улиц". С разрешения издателя "Реальное время" публикует отрывки из главы "Под сенью Святого Владимира" (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31). Десять имен Дома стахановцев Об эволюции Завода обозных деталей — от полукустарного предприятия по сборке пулеметных тачанок до одного из лидеров отечественного вертолетостроения — я достаточно подробно рассказал в "Казани из окон трамвая". И дабы не повторять сказанное по второму кругу, попробую зайти с другого конца и предоставить слово С.П. Саначину, который когда-то еще очень давно занимался историей как самого предприятия, так и подведомственного ему Дома стахановцев. Вот что рассказал мне Сергей Павлович: "…Еще в 2001 году, когда я делал путеводитель по советской архитектуре Казани, столкнулся с головоломкой: в разных источниках под разными названиями фигурировал один и тот же дом — этот. Суть в следующем. На заре Советской власти в городе, особенно в 6-м рабочем районе (в Адмиралтейской слободе. — прим. авт.), сосредоточилось несколько лесозаводов. Один из них, севший на ул. 10 лет Октября, рядом с бывшей адмиралтейской верфью, получил развитие — занялся деревообработкой. Например, в начале 1930-х годов тут делали паркет для "Дома Печати Татреспублики". Особенный рывок предприятие получило в 1933 году, когда в него влили переведенный из Шумерли завод "Обозных деталей". Здесь изготавливали: телеги, пулеметные тачанки, сани, колеса, оси, ободья, полозья. Такое серьезное предприятие, как и все подобные, занялось и социалкой. И в 1934 году на всю территорию квартала №212, где еще стояли зимний храм и часовня Владимирского собора, был разработан проект, главным персонажем которого стал Жилой дом для стахановцев и ИТР завода Обозных деталей. Архитектором назначили В.А. Дубровина. Проект 3-го Дома Специалистов (он же — Дом стахановцев и ИТР завода № 169 ("Обозных деталей"). Арх. В.А. Дубровин, ул. Кирова, 23/24. Архив С.П. Саначина Но в 1935 году Совет Труда и Обороны перевел завод на выпуск авиационных лыж для самолетов. А в начале войны в связи с проблемами взлетно-посадочных полос на лыжи были поставлены все типы отечественных самолетов. Бывший Обозный завод перешел в ведомство авиационной промышленности. Может быть, по соображениям секретности его назвали КДОЗ №169 (Казанский деревообрабатывающий завод №169). В том же году началась стройка "Жилого дома древзавода" — под таким именем фигурировал теперь в документах этот объект. И в октябре 1939 года часть его была сдана в эксплуатацию — пока еще с симметричными двучастными крыльями. В эти же годы другие источники называли его и "Жилой дом на улице Кирова", и "Жилой дом на улице Пионерской" (ныне — Чернышевского), и "Третий дом специалистов". Наряду с пороховым предприятием бывший обозный завод помечен на картах аэрофотосъемки Вермахта как место возможной бомбардировки Через месяц после начала войны завод №169 был передан эвакуированному на его территорию Ленинградскому авиазаводу №387. Здесь стал выпускаться в различных модификациях боевой и грузовой деревянно-фанерный биплан Н.Н. Поликарпова. Всего за годы войны предприятием было выпущено до 11 тысяч ночных бомбардировщиков У-2. После войны началось коренное переустройство завода. В 1946 году ему предписали перейти на производство цельнометаллического, в отличие от фанерных самолетов, комбайна "Сталинец-4". За 1947– 1951 годы было выпущено их более 6000 штук. Изменился и Зеленый дом. Получив к маю 1947 года третью часть крыла вдоль ул. Кирова, он стал именоваться "Жилой дом завода самоходных комбайнов". Легендарный ночной бомбардировщик У-2 ВС производства завода № 387. 1940-е гг. И наконец, в 1951 году завод впервые стал выпускать вертолет Ми-1, а за ним и В-12. Завод стал именоваться КВЗ. А Зеленый дом к 1955 году нарастил третью часть крыла вдоль ул. Пионерской и стал называться "Жилой дом Казанского вертолетного завода". Округа Зеленого дома На моей памяти эту сталинку называли "Зеленым домом". Среди горожан бытовала легенда, что якобы сам Сталин в свое время дал команду красить все новые жилые дома подобного рода только в зеленый цвет. Действительно, в архитектуре 1930–1940 годов зеленый цвет был очень распространен, да и все как на подбор дачи И.В. Сталина были выкрашены в зеленый цвет, но приписывать Иосифу Виссарионовичу решение о покраске этого и подобных ему домов было бы по меньшей мере несколько самонадеянным. Жилой дом Завода самоходных комбайнов. 1948 год. Фото А.С. Степанова Надо сказать, что дом почти во все времена был зеленого цвета — старая краска была очень стойкой: ее производили не из сегодняшней туфты, выгорающей в два сезона, а с использованием натуральных пигментов — она не шелушилась, не выгорала и не темнела. Между прочим, многие думают, что все старые дома в центре города за последнее столетие перекрашивались чуть ли не по десятку раз, но на самом деле это распространенное заблуждение, все ровно наоборот — вплоть до сноса большей части старой застройки города почти все строения Вахитовского района несли на себе ту самую краску, коей они были выкрашены еще до революции! Так и стояли облезлыми — у советской власти были дела поважнее. Сегодня, конечно, все уже давно изменилось. Так случилось и с Зеленым домом — шестьдесят лет простоял зеленым, а в 2002 году вдруг кому-то приспичило перекрасить его из зеленого в розовый цвет, причем только с фасадной стороны. Ободрали фасады, перекрасили, а со двора как была облупленная, в потеках, зелень, так и осталась. В 2002 году "Зеленый дом" стал "Розовым". Фото 2011 года Несмотря на малую значимость события (ну перекрасили зачем-то дом, да и Бог бы с ним), это вызвало настоящий переполох среди жильцов (у них даже ТСЖ называется "Зеленый дом") с обращением в прессу, на телевидение и даже в судебные инстанции. Как водится, особенно возмущалось старшее поколение — привыкли люди к старому, а тут вдруг оказалось, что живут они теперь в "Розовом доме", да еще цвет-то какой мерзкий! Отстоять "старый окрас" помог, как это ни странно, Ильсур Метшин. В интервью Динаре Валеевой, корреспонденту популярного интернет-издания "Инде", старожил дома, известный казанский адвокат Борис Рыбак рассказал, что его дочь в свое время училась на одном курсе юрфака с сегодняшним мэром, вроде бы они даже дружили, по крайней мере часто собирались компанией в Зеленом доме. Групповой снимок у Зеленого дома. Архив Ольги Лебедевой. 1952 г. Слово Борису Рыбаку, которого, как и моего бывшего начальника Б.С. Хайбуллина, как на грех, тоже зовут Борисом Семеновичем: "Моя дочь училась вместе с Ильсуром Метшиным на втором или третьем курсе — потом он ушел в армию. Молодежи было страшно выйти на улицу даже днем, поэтому практически вся группа и часть курса собирались у нас. Можно сказать, они выросли в нашей квартире. Когда мы заселялись, дом был выкрашен в зеленый цвет, но был сильно облуплен. В 2000-е годы его решили покрасить в розовый цвет только с внешней стороны. Когда Ильсур Метшин стал мэром города, он сказал моей жене: "Вот, ваш дом покрасили. Я помню его, для меня это такая святыня". Она ответила: "Лучше бы не красили!" Снаружи был противный розовый цвет, а изнутри как было неухоженно, так и осталось. Вероятно, Ильсур Метшин как-то на это повлиял, но вскоре наш дом тщательно ободрали, перештукатурили и выкрасили в старый зеленый цвет". Перекресток у бывшей Владимирской часовни в 1998 году. Фото Георгия Фролова. Что касается меня, то я помню Зеленый дом по двум вещам: во-первых, по магазину Военторга, где мы закупали всякого рода армейские причиндалы, а во-вторых — здесь располагался лучший в городе художественный салон, о котором, вернее, о том, что с ним связано, стоит сказать особо. Все дело в том, что в этом салоне мы с начальником воспитательной службы нашего института Алексеем Горшковым бывали в свое время чуть ли не еженедельно — многочисленные гости нашего полувоенного учебного заведения все как один любили живопись, а где дешевле и проще всего можно было приобрести какой-нибудь пейзажик в подарок очередному гостю из Москвы, как не в салоне на Кирова?! Помимо сказанного, нас тянуло к этому месту и то, что в девяностые годы через дорогу от художественного салона в бывшем доме благотворителя Владимирского собора и церковного старосты М.Н. Жеребкова располагалась пельменная, довольно-таки грязная, но зато с продажей дешевой водки и пива в розлив. Технология нашего с Горшковым бизнеса была предельно проста: знакомая Алексею Георгиевичу продавщица из салона выписывала ему чек на сумму, немного превышавшую указанную на ценнике (не бойтесь, ревнители законности, мы не слишком этим злоупотребляли), а на вырученную разницу мы с чистой душой закусывали в пельменной. До 1957 года по улице Кирова еще ходили трамваи. Архив И. Нугаева. 1954 г. И вот как-то раз заходим мы в эту "тошниловку", а там на входе стоит и просит милостыню бомж — не бомж, а скажем так, "человек со следами былой интеллигентности на лице", да еще и в очках, словом — типичный персонаж Мокринских трущоб. Пьяненький Горшков спрашивает его, дескать, как он довел себя до жизни такой. А тот бомж, не будь дураком, сразу смекнул, с кем имеет дело (психолог!), и запел что-то про свою прошлую работу в должности начальника цеха Вертолетного завода (последнее, кстати, с учетом места действия вполне могло быть и правдой), и про то, как его уволили в 1992-м, и про голодных жену и детишек, в общем, разжалобил Горшкова окончательно. "Вот ведь демократы проклятые… Довели страну, — вздыхает Алексей Георгиевич, — эх, скажу я тебе, как другу, настоящее русское слово. Постой, я тебе скажу… Фу, черт возьми, забыл! Давай лучше поцелуемся…" В 1980–1990-е годы в бывшем доме М.Н. Жеребкова помещалась пельменная. Детализация фото Георгия Фролова. 1998 год Горшков, обняв бомжа, крепко поцеловал его и окончательно растрогался. По его лицу покатились слезы. Он выгреб из кошелька всю мелочь, потом подумал, прибавил к мелочи еще пятьсот рублей и сунул деньги нищему. Но и этого Горшкову показалось мало — в соседнем магазине он купил самой дорогой колбасы, сыра и прямо-таки всучил пакет бомжу. Вознамерился было прибавить к пятисотенной еще тысячу рублей, но я отобрал у него деньги. "У тебя свои дети, — говорю, — протрезвеешь — отдам". Но у бомжа и без той тысячи случился тогда прямо-таки день чудес… Но если "Жеребковка" (так этот дом называли еще и в пятидесятые годы прошлого века) была все-таки относительно пристойной, то в соседний двор, имевший адрес Кирова, 18 (бывшие Корюкинские номера), даже и на закате девяностых лучше было не соваться — темные, как ночью, коридоры, смрад и копошившиеся во дворе мрачные личности. Внутренний вид двора по ул. Кирова, 18. Фото А.Д. Спитковского. 1980 г. Рассказывает жилец Зеленого дома Борис Рыбак: "…Говорят, при советской власти были порядок и безопасность — да-да, конечно: просто все знали, куда не нужно ходить, если хочешь быть цел. Когда мы только переехали в Зеленый дом, улица Кирова была недоступной для посторонних: здесь можно было ходить часов до семнадцати. После этого времени жители других районов Казани не рисковали там появляться. В эту же категорию попадали Дегтярка и Некрасова. Напротив нашего стоял дом за номером 18 с аркой, длинными коридорами и большим количеством комнат. В доме не было ни одного человека с высшим образованием, но с судимостями — все: с одной, двумя, тремя. Целый день жители стояли у арки и задевали прохожих, а тех, кто жил в этом районе, знали и не трогали. Превращению Кирова в более дружелюбную улицу способствовала программа ликвидации трущоб в 1990-е годы…" По словам выдающегося казанского адвоката А.Е. Когана, в 1960–1970-е годы в бывших Корюкинских номерах (Кирова, 18) орудовала самая настоящая банда, промышлявшая, помимо классического уличного разбоя, гораздо более серьезными делами, в том числе и махинациями с золотым песком. Продажа пива на углу "Трещины" (Кировского переулка). На заднем плане — левая арка бывших Корюкинских номеров (ул. Кирова, 18). Фото из архива Георгия Фролова. 1967 г. Почти напротив бывших номеров Марины Корюкиной был еще один похожий дом, своим торцом примыкавший к Кировскому переулку и Зеленому дому (Кирова, 19). Это длиннющее двухэтажное строение, авторство которого также приписывают Ф.И. Петонди, во второй половине XIX века принадлежало богатейшему домовладельцу и большому благотворителю, о котором даже знаменитый просветитель Шигабутдин Марджани сказал: "Аллах свидетель, сколько добрых дел совершил этот человек" — татарскому купцу Джиганше Усманову. В Татарской слободе у Д.Б. Усманова были свои полукустарные мыловаренные производства и "китаечная" фабрика (производившая дешевую льняную ткань — "китайку"), помимо этого он являлся владельцем обширной недвижимости во всех концах города. В 1861 году Джиганша Бикмухаммедович выкупает из совместного с Б.К. Апанаевым владения этот самый дом и превращает его в "дешевые меблирашки", нечто среднее между общежитием и гостиницей — тут останавливались проезжие мелкие торговцы, ремесленники, чиновники самого низшего ранга, "мешочники", крестьяне и прочая небогатая и пестрая публика. В течение долгого времени это заведение успешно конкурировало с Корюкинскими номерами. В 1863 году Д.Б. Усманов пристраивает к своему дому протяженное строение лабазов, хорошо видимое на снимке Георгия Фролова, сделанном на закате советской эпохи. Перспектива улицы Кирова в 1990 году. Слева направо: лабазы З.Б. Усманова, доходный дом З.Б. Усманова — Б.К. Апанаева, жилой дом Казанского Вертолетного завода. Фото Георгия Фролова В отличие от бывших номеров Марины Корюкиной, тут все-таки было почище — как в старые времена, так и в советский период. Между прочим, когда-то очень давно мне довелось несколько раз побывать в этом доме — в одной из многочисленных коммуналок первого этажа тут проживал старый дедов приятель, фамилию которого я запамятовал, а звали его Михаил, в просторечии — "дядя Миша". Слыл он известным на всю округу портным, и у них с дедом были какие-то совместные дела, связанные, очевидно, с их общей профессией. Был дядя Миша инвалидом войны без обеих ног, каковых в семидесятые годы было еще очень много, а сегодня уже и не встретишь. Государство выделило ему инвалидную мотоколяску (точно такую, как в фильме "Операция "Ы" и другие приключения Шурика"), и дядя Миша вечно возился с нею во дворе, чего-то там винтил, подкручивал, так удивительно ловко управляясь со своими культями, как не сумеет и иной здоровый человек. К сожалению, от этих визитов к дяде Мише у меня мало чего сохранилось в памяти — только грязный двор, висящее на подпертых шестами веревках белье, вездесущая трущобная помоечно-асфальтовая вонь и копошащийся у своей "инвалидки" дядя Миша. Помню, выпивали они с дедом прямо во дворе, а потом бабушка ругала деда, дескать, как посмел он с ребенком потащиться в такую даль, да еще в непотребном виде… Новый офисный центр на месте снесенного дома Джиганши Усманова. Угол улицы Московской и Кировского переулка. 2015 г. Дядю Мишу уважали — про него говорили, что в 1961 году он сшил свадебный костюм для самого Василия Сталина. В то время я, естественно, не придавал этим разговорам никакого значения, но записав не так давно воспоминания чемпиона СССР по вольной борьбе Асхата Шайхутдинова, самым поразительным образом стыкующиеся с моими собственными образами детства, я отнесся к этой давней легенде совсем по-иному. Кое-какие записи А.Ш. Шайхутдинова я привел в "Казани из окон трамвая" в главе "Пассажир в генеральской шинели". …Давным-давно нет ни деда, ни дяди Миши. Да и сам старый дом Джиганши Усманова в канун т.н. 1000-летия Казани исчез с карты города, разделив печальную судьбу подавляющего большинства исторических строений Мокрой слободы. Сегодня на его месте офисное здание недавней постройки, некоторыми элементами своего декора напоминающее исчезнувший дом. Перспектива улицы Кирова. Слева — бывший дом Джиганши Усманова. Фото Евгения Канаева. 1990 г. Продолжение следует
